Возможно, я Элан Лэдд, думающий о Веронике Лэйк и ожидающий Уильяма Бендикса и Элишу Кука-младшего, которые должны прийти и убить меня.
Я пишу свое послание.
Оно гласит: «Помогите! Кто-нибудь, помогите мне! Пожалуйста!»
Я подписываю свое имя: Израэлъ Коэн. На бумаге имеется логотип «Скай Пэлас», так что моему потенциальному спасителю будет нетрудно разыскать меня. Правда, ему неизвестен номер моей комнаты. Я добавляю эту информацию под своей подписью.
Стоя около факсового аппарата, я набираю случайное сочетание цифр. Код местности, код города, телефонный номер. Кто знает, куда попадет мой призыв? Существуют ли вообще такие коды? Есть ли такой номер телефона? Даже если есть, установлен ли на нем факсовый аппарат? Или же машина попытается послать мое письмо по голосовой линии и ничего не получится?
Я нажимаю кнопку «TRANSMIT».
Валик медленно прокручивает фирменный лист «Скай Пэлас».
Я сажусь и жду то, что должно произойти. Я обдумываю вопрос: «Как могло случиться в этом мире, что хороший еврейский мальчик вроде меня попал в такую запутанную и безнадежную ситуацию?»
Сначала ответ не приходит мне в голову. Затем, под вспыхивающие и гаснущие огни Рино, на меня нисходит озарение. Понемногу струйка воспоминаний просачивается на поверхность, и я начинаю понимать.
Да, я совсем еще мальчик. Сколько мне лет? Шесть? Восемь? Десять? Нет, меньше десяти. Шесть, или восемь, или семь. Скорее всего семь. Что-то в этом роде.
Я отдыхаю в летнем лагере для еврейских детей. Лагерь носит имя воображаемого индейского племени ки-вонка. Во всяком случае, мне кажется, что ки-вонка — воображаемое племя. Существовала богатая мифология о ки-вонка, являвшаяся частью культурной работы лагеря, ею обильно кормили еврейских ребятишек, приезжавших туда каждое лето.
Идеей лагеря «Ки-Вонка» было вывезти детей из города на несколько недель во время самого жаркого летнего периода. Когда они не ходили в школу, разумеется.
Вместо тяжелого зноя, толчеи и загрязненного воздуха дети должны были видеть вокруг лесистые холмы, спать в чудесных сельских домиках, купаться в кристальном озере, дышать чистым воздухом. Вместо гадкой еды они должны были потреблять тщательно спланированный диетологом и хорошо приготовленный рацион.
В течение дня они должны были играть в здоровые игры, а вечером обрабатываться странной смесью еврейских традиций и индейской культуры.
Дети постарше, естественно, пользовались отсутствием родительского присмотра для экспериментов со своими собственными и чужими расцветающими лобковыми зонами. Воспитатели, в основном студенты университета, могли перевести эти неловкие попытки в разряд неудержимого разврата.
Такова была оздоровительная программа лагеря «Ки-Вонка».
И вот я — семилетний клиент этого чудесного учреждения. Типичный день лагеря начинается так: мы, юные ки-вонканы, встаем, совершаем омовение, заправляем свои армейские коечки, выстраиваемся на линейку у флагштока, поглощаем завтрак (яичница с беконом, все, разумеется, кошерное) и приступаем к обычной деятельности.
В тот день моя группа играла в бейсбол на поле, разбитом в естественной чашевидной впадине, носящей название Хэмбоунской низины. Нас слишком много для этой игры, но, согласно правилам лагеря, основанным на законах мифических ки-вонка, каждый должен иметь шанс поучаствовать.
Поэтому наши команды доходили до четырнадцати игроков. У нас был питчер, кетчер, запасной кетчер, шесть полевых игроков и пять игроков вне поля. Вы скажете, что при таком раскладе поймать мяч положительно невозможно. На самом деле, учитывая уровень игры семилетних евреев/индейцев, положительно невозможно выбить мяч за пределы поля.
И все же в каждой группе людей неизбежно возникает своя иерархия. И среди двадцати восьми членов нашей группы во время распределения по командам меня отобрали двадцать восьмым.
Меня определили пятым «блуждающим» внеполевым игроком моей команды и втиснули четырнадцатым в очередь на биту.
В игре на четыре броска — когда нас позвали на ленч, команда противников лидировала со счетом 58:46, — я остался единственным игроком, не сделавшим ни одного броска.
После ленча, состоявшего из сандвичей из арахисового масла с мармеладом на белом воздушном хлебе, все расходятся по своим койкам для обязательного отдыха. После этого наступает время ремесел (я чеканю на алюминии морскую черепаху в качестве подарка родителям), а за ним купание в озере и ужин. На ужин нам предлагают жилистого перепеченного цыпленка и водянистую, разваренную брокколи.
После ужина ожидается специальное мероприятие. Все дети собираются в рекреационном здании. Сначала мы поем хором, потом смотрим кино (Микки Руни и его тогдашняя жена Элейн Дэвис в «Атомном ребенке» 1954 года) и разыгрываем призы.
Я всегда сочувствовал Руни за его невысокий рост, обилие жен и бесчисленные неприятности.
У главного воспитателя есть список всех ки-вонканов. Лист бумаги разрезан на маленькие полоски, на каждой написано имя одного из ки-вонканов.
Разыгрывается несколько призов, и каждый раз, как главный воспитатель вытаскивает бумажку с очередным именем, раздается слабый взрыв аплодисментов среди ближайших друзей победителя и гораздо более мощный хор разочарованных стонов остальных проигравших.
Некоторые получают записи модных песен. Другие — романы в бумажных обложках, в основном это жуткие истории о машинах-убийцах.
Я сижу вместе со своей группой, а наш воспитатель обменивается тайными взглядами с коллегой, которая устроилась рядом со своим отрядом маленьких обалдуев. Я бездумно рассматриваю большую комнату, в моей голове бродят какие-то смутные и неуловимые мысли. И тут я замечаю, что мои соседи тычут меня в бок пальцами, дергают за руки, шипят и показывают на центр зала.
Я смотрю туда и вижу главного воспитателя, который делает мне знаки, называет мое имя, приглашая подойти поближе.
— Израэль Коэн. Израэль Коэн, подойди сюда и получи свой приз.
По моему телу, от темени до кончиков пальцев, проносится энергетический разряд. В ушах шумит. Перед глазами вспыхивают ослепительные точки. Пальцы начинает пощипывать, словно я схватился за плохо изолированные провода.
Поднявшись со своего места, я пробираюсь к центру зала. Те несколько секунд, которые уходят на покрытие небольшого расстояния, окрашены какой-то странной химической реакцией, происходящей в мозгу.
Я выиграл.
Я выиграл.
Я выиграл.
Образы моего приза, один ярче другого, мелькали в моем растерянном мозгу, пока я шел по проходу. Я представлял себе коллекцию записей последних хитов. Я воображал себе полную библиотеку романов ужасов в бумажных обложках. Я мечтал о ярко-красном «Кадиллаке» с открывающимися дверцами.
