«Не показывай. Не показывай ему свой страх!».
— Что ты сказала?
Арчита вцепилась в подлокотники стула. Ногти заскребли по грубой древесине. Спустя пару секунд девушка смогла взять себя в руки и даже уверенно повторить.
— Прекрати.
Унташ склонил голову вправо и прищурился:
— Она моя рабыня. В моем доме. И я могу делать с ней… — тут он начал чеканить каждое слово, — все… что… пожелаю!
Арчита промолчала. В глубине души она понимала, что старейшина прав. Каким бы омерзительным и жестоким он ни казался. Под крышей собственного жилища Унташ имеет право на все. А жрица — всего лишь почетная гостья. Девушка невольно смутилась и потупила взор.
Глава селения усмехнулся. Его позабавила реакция Арчиты.
— Но я могу сменить гнев на милость, — внезапно проговорил он, — ведь не такой уж я и изверг, коим могу показаться.
Жрица вскинула голову.
«Он насмехается надо мной?».
— Я могу сменить гнев на милость, — повторил старейшина, — если почтенная гостья попросит за мою рабыню.
Арчита перевела взгляд на женщину. Несмотря на кровь, льющуюся из разбитого носа, та продолжала смотреть на мир глазами, полными пустоты. Будто телесные страдания не приносили ей никаких мук. И только тихие стоны, срывающиеся с губ, опровергали это. Жрицу переполняла жалость к рабыне, смешивающаяся с яростью к Унташу. Тот словно пытался заставить унижаться перед собой, вымаливая для несчастной прощение.
С трудом выговаривая слова, Арчита молвила:
— Да… я прошу за нее.
— Кто же станет прислуживать нам за этим прекрасным столом? — улыбка хозяина стала шире.
Жрица промолчала, но взгляд не отвела.
— Что же, — протянул Унташ и выпустил волосы рабыни из кулака.
Женщина рухнула на колени, прижав ладони к разбитому лицу.
Старейшина с презрением смотрел на нее сверху вниз:
— Молись за нашу почтенную гостью. Ведь это она даровала мою милость тебе. А теперь — убирайся прочь. Не оскверняй наш ужин своим присутствием. Мы как-нибудь обслужим себя сами.
— Да, господин, — промычала рабыня, не отводя рук от лица.
— И помни. На рассвете тебя ждет наказание. А теперь — пошла вон!
Последние слова Унташ произнес таким тоном, словно прогонял шелудивого пса.
На дрожащих ногах, женщина поднялась. Держалась неуверенно. Смотря бесцветным взором в пол и прижимая руки к лицу, она двинулась к выходу. Вскоре звук шлепающих босых ног стих в мрачном коридоре дома. Унташ и Арчита остались одни. Треск поленьев тихо отдавался в полутьме.
— Прости за это недоразумение, почтенная жрица, — в тоне старейшины не было и толики сожаления. Он обвел взглядом стол и потянулся к кувшину с молоком. — Придется пить из горла. Эта вонючая собака разбила мою любимую кружку!
Девушка поджала губы и снова промолчала. Аппетит резко улетучился.
Унташ поднес сосуд к губам и жадно приложился к краям. Тонкие ручейки потекли по его подбородку. Арчита уже тысячу раз пожалела, что согласилась приехать сюда. Напившись, старейшина смачно рыгнул и отставил кувшин. Пролитое на столе молоко вперемешку с кровью, казалось, его нисколько не смущало. Облокотившись о поверхность локтями, он взглянул на жрицу и ухмыльнулся.
— Значит, ты родом из Мохенджо-Даро?
— Да, господин.
— Прости за мои манеры, но я подзабыл, как твое имя?
— Арчита.
— Интере-е-есно, — протянул он.
Его глаза снова сузились, Унташ стал водить пальцем по горлышку кувшина. Золотой браслет тускло сверкал в пламени треножника.
— Арийское имя. Но ты не похожа на арийку… слишком смуглая кожа и… — его глаза пробежались по лицу девушки, и ту едва не передернуло, — прекрасные волосы. Черные, как смоль.
Жрице почудилось, что по ее телу прошуршали волосатые лапки паука.
— Моя мать из долины Синдху, — сдержанно ответила Арчита, — имя я выбрала при посвящении.
— Интере-е-есно, — вновь протянул Унташ.
— Это неважно. Лучше скажи, зачем я здесь, — девушка поджала губы, — если не считаешь меня проходимкой.
Он продолжал улыбаться и с прищуром смотреть на нее.
— Прости меня, Арчита. Я был не слишком вежлив, усомнившись в тебе. Но мое положение обязывает проверять, с кем я имею дело. Твои слова звучат правдиво. Да и сама ты не выглядишь лгуньей, — его голос понизился до громкого шепота, — прекрасный цветок.
Арчита вновь почувствовала смятение. Страх, смешанный с неприязнью и гневом, тлеющим подобно углям. Старейшина будто этого и добивался. Правая рука жрицы соскользнула с подлокотника и вцепилась в кинжал на поясе. Унташ не видел сего. Ему мешал стол.
— Давно ты жрица?
— Несколько лет.
— Хорошо-о, — с наслаждением выдохнул старейшина, продолжая поглаживать кувшин, — значит, у тебя есть нужные знания, чтобы передать мне волю богов.
— Разве знаний твоих жрецов оказалось недостаточно, господин?
Поглаживания прекратились. Усмешка медленно сползла с губ Унташа.
— Моих жрецов постигла слепота.
Арчита вздрогнула:
— Какое несчастье.
— Да, — Унташ обхватил рукой кувшин. Теперь он напоминал коршуна, вцепившегося в горло цыпленка. — Они перестали видеть дальше своего носа, а с недавних пор… — его губы снова расплылись в ухмылке, — они перестали видеть вовсе.
Девушка похолодела и сильнее сжала рукоятку оружия.
— Чем же я могу помочь?
— Хм.
Унташ поднял кувшин и вновь отпил прямо из горла. Арчита обвела рассеянным взглядом столешницу. Теперь расставленные яства вызывали тошноту.
Вдоволь напившись, старейшина отставил кувшин и продолжил:
— Недалеко от моих владений есть лес. Множество хвойных деревьев. Ты, наверное, видела их, когда направлялась в мою прекрасную обитель.
Арчита кивнула. Да, она помнила те хвойные заросли, похожие на огромный частокол.
— В горах рядом с этим лесом мои верные подданные нашли вход в пещеру. Глубокую и широкую, как мое радушие и добросердечие.
Жрица едва удержалась от ироничного смешка и сохранила беспристрастное выражение.
— В той пещере они обнаружили лазурит. Камень необычайной красоты. Подобно моим глазам.
Девушке все больше и больше начинало казаться, что старейшина безумен. Здоровый человек не станет вести себя так и восхвалять, словно он само божество. Но Унташ, судя по всему, так не думал. Он оставался совершенно серьезен.
— Не понимаю, — покачала головой Арчитв, — зачем тебе жрица?
Глава селения вновь улыбнулся и откинулся назад, облокотившись обнаженной спиной о стену.
— Ты слышала об Эламе[1], прекрасная Арчита?
— Страна на западе? — предположила она.
— Богатая и процветающая страна, — поправил Унташ, — где очень ценят лазурит. Но не это самое важное. А знаешь что?
Арчита лишь вопросительно вскинула брови.
— Элам граничит с Бабилимом[2]. А в Междуречье все просто в восторге от этих синих камней. Ты ведь слышала о Междуречье?
— Да.
Девушка и вправду кое-что знала об этих дальних краях. Пиво и вино из тех мест пользовались уважением в долине Синдху.
— А еще недалеко от той пещеры есть залежи олова, — старейшина вновь расплылся в омерзительной усмешке, — если смешать его с медью, то можно получить куда более крепкий и надежный металл. Воины запада хорошо заплатят за него.
— Все еще не понимаю, причем тут я? — пожала плечами Арчита.
Улыбка Унташа стала снисходительной, чем вызвала еще большую неприязнь.
— Конечно, — ласково молвил он, — людям трудно осознать величие моих замыслов. Ведь мой разум намного острее и дальновиднее, чем у многих других.
— Жду, когда господин снизойдет, дабы объяснить, — не удержалась от колкости девушка, но тот и бровью не повел.
— Иначе я бы не стал искать странствующую жрицу для своих желаний, — он вновь ухватил кувшин и отпил немного. К еде даже не притронулся. — Ты ведь имела удовольствие лицезреть мои прекрасные одежды?
Арчита молча кивнула. Сдерживать приступ тошноты становилось все труднее.
