не принятое сватовство? Поди знай… Иелушка насвеже перевязывала ему глаз, прилаживала лепесток вощёной кожи, чтобы поберечь рану.
К Неуступу сразу подошёл чуварский старейшина. С низким поклоном протянул звякнувшую вагуду:
– Прими, господар снажный войвода. Прости моим детям неблагодарным.
Обобранный игрец сидел далеко за очагом. Отвернувшись, ковырял пальцем полстину. Сеггар принял лёгонький ковчежец, строго спросил:
– Как вагуду зовёте?
– Так гуслями, – удивился чувар.
Сеггар стянул с руки витой серебряный обруч, взятый в животах Ялмака. Вложил всё вместе в ладони старейшине:
– Не станут говорить про меня, будто я ради прихоти святое у людей отнял. Прими с отдарочком. Сказал же: охаверник мой искусен ремёслами, захочет, сам сделает.
«А я от людей зовусь Неуступ, запомни, большак…» Воевода сел в ногах Окаянного, взял из кошеля любимую раковину. Приник ухом, стал слушать море.
Море нашёптывало, гудело далёкими голосами. Обещало благополучно донести Ильгру на родной остров. Сулило петь колыбельные маленькой дочке, сказки сказывать… про доблесть воинскую, благородное мужество и добро…
– Батюшка… – еле слышно позвал Сиге.
Сеггар повернулся всеми плечами. «Опять прощаться задумал?..» Окаянный цепко держал руку Иелушки. В точности, как и говорила боярыня. Девка робела, боялась, хотела уйти, не хотела болящего покидать.
– Чем за выручку велишь отдарить, батюшка Неуступ?
«О как заговорил. Правда вжиль повернул?» Сеггар ответил без раздумий:
– А вот чем. Сядет в Шегардае Эдаргович, сходишь со мной к нему… да погоди рожу кривить! Великим поклоном противу клятвы бить не велю. Покажешься моему орлёнку, сам его увидишь, и всё на том.
– Третий наследник Огненного Трона и Справедливого Венца! Эрелис, потомок славного Ойдрига, щитоносец северной ветви, сын Эдарга, Огнём Венчанного! Добродетельная сестра его Эльбиз, сокровище Андархайны!
Отзвуки голоса Фирина, звон колокольцев на посохе ещё витали меж стен, уносились в гулкие воздушные дудки. Войдя за царятами и Невлином в переднюю комнату владычных палат, Ознобиша поклонился божнице, потом великим царедворцам, Цепиру, Ваану. Опять же с поклоном проводил Эрелиса и Эльбиз до двери трапезной. Стал озираться.
Он довольно обжился в подземельях стольного Выскирега. Перед дверью очередного праведного уже не сохло во рту. Правда, оставалась вечно замкнутая дверь первого царевича… щупальца в камне, дремлющие заклятья…
Стоило подумать, и спину продёрнуло ледяной паутиной. «Нет уж! Хватит мне всяких рук из стены!»
…Передняя в жилище владыки Хадуга обставлена с роскошью, достойной предводителя Андархайны. Высокие гладкие своды крашены кумахо́й, по алому пущено золотое письмо. Свет жирников колеблется, пляшет, – над головой будто рдеют, переливаются угли. Чаша свода собирает все звуки, угли разговаривают, звенят, как в горниле хорошо протопленной печи. От них в передней тепло. Будь узор синим, хотелось бы застегнуть ворот…
Серебряное перо на посохе Фирина, как всегда начищенное до светлого блеска, дрогнуло язычком пламени.
– Слышал ли ты, высокоимённый Трайгтрен, о беспредельных морозах, властвующих в северных землях? Говорят, люди там день за днём живут в снежных норах, не зная вольного воздуха, ибо малейший глоток его вымораживает нутро…
Старый боярин задумчиво погладил бороду:
– Я ездил на север. Там вправду много холоднее, чем здесь, но я не встретил невыносимых морозов. Правда, это было давно.
«Где ваши раки зимуют, мы весь год живём!»
Голос из глубин памяти прозвучал въяве, прямо над ухом. Ознобиша вздрогнул. Затравленно огляделся.
Нигде никаких лишних теней.
Цепир спокойно читает что-то вроде шнуровой книги, устроившись в углу возле жирника. Больная нога покоится на низкой скамеечке. Глядя, как великий райца перебрасывает берестяные листы, Ознобиша пожалел, что не взял с собой судебник Гедаха Шестого. Вникал бы сейчас в записи о тяжбах, решённых при объезде земель… суетных разговоров не слушал…
– О чём мы гадаем, замшелые домоседы? – плеснул меховыми рукавами Ваан. – Среди нас северянин, опытный в странствиях! Поведай, правдивый Мартхе! Воздух твоей родины в самом деле стал смертоносен? Или купцы, по обыкновению, врут, дабы втридорога продать щепяной товар и рогожи?
…Девы-снегурки, мчащиеся хороводами по необъятным бедовникам. Тёплая пёсья морда возле щеки, чужой просторный кожух…
Правая рука затяжелела, налилась болью. Ознобиша поднял её к груди.
– Люди шепчутся о долине, достойной зваться родиной стужи, – выговорил он наконец. – Если дать веру слухам, там вправду не обошлось без смертей…
Посох обрядоправителя жалобно задребезжал колокольцами. Мадан, дитя несчастной младшей сестры! Утлые саночки… обессилевшая упряжка… мертвящие ветра над снежной пустыней!
Ознобиша торопливо поправился:
– Опасный проход разведан и вполне избегаем. Следопыты, ведущие торговые поезда, загодя сворачивают мимо.
Цепир опустил на колени пачку берёсты.
– Почтенный Фирин… – сказал он. – Гиблая долина лежит далеко на востоке, близ Пропадихи. Твой племянник измеряет пустоши Левобережья совсем в другой стороне.
Фирин невнятно застонал, плохо веря словам утешения.
– Пропадиха! – фыркнул Ардар Харавон. – В моё время никаких родин стужи там не было. Ни близко, ни далеко!
Ознобиша вновь поднял глаза к расписному своду. В одном месте тонкую вязь попортила сырость. Пятнышку не дадут разрастись. Смешают нужные краски, поновят золото. Ознобиша присмотрелся, нашёл прежние латки.
«Как на самом деле хрупок и мал уютный мирок просторных с виду палат! Сколь беспредельная тьма его окружает! Равнодушная, полная снега… падающих капельников… смерти…»
– Не скучно ли тебе, правдивый Мартхе? Должно быть, ты высматриваешь книги, любезные оку учёности? – снова раздался голос Ваана. – Не ищи втуне. Все книги, потребные владыке, пребывают в покоях великого райцы. У государя Эрелиса, полагаю, сходное обыкновение?
Совсем недавно Ознобиша ответил бы просто: «Нет, государь держит книги при верстаке. Он любит глаголы чтения. Сестра читает ему, когда он берёт в руки резец…»
Теперь всё изменилось. «Я стал подозрителен. Ваан долго меня теснил… внука на моё место хотел… ныне расположения ищет…»
Он ответил ровным голосом:
– Обычай, заведённый владыкой, поистине мудр.
– Книги любят строгий присмотр. – Ваан воздел палец, украшенный чернильными пятнами. – Помни, правдивый Мартхе, ты в ответе не только за обучение государя, но и за невинный досуг нашей голубки.
«Знал бы ты, старый сморчок, какие мы с ней дивные дива из Книжницы доставляем…»
Ваан продолжал:
– Подобает ли кроткой царевне читать о завоеваниях древности и прочем, что украшает познания государя?.. Не подобает, конечно! Вот скрытая опасность общего жития брата и сестры, чьей родственной дружбой мы не устаём любоваться. То, что выгранивает смарагд, губительно для нежного перла. Царевне Андархайны довлеет читать послания мужа… милой рукою писать ему о здоровье детей… отнюдь не смущая покой ума страстями и горестями, восходящими с ветхих страниц… – И Ваан спохватился: – Правдивый Мартхе, не гневайся на старика, я опять поучаю.
«Да чтоб тебя, пень трухлявый. Наобум сказал, догадался? Сведал? Как?..»
