Иллиабель нахмурила чёрные бровки:
— Я даже не стану говорить, что наш долг — не допустить подобного.
— Ли, но, если мы расстроим эту свадьбу, он всё равно может избавиться от любой жены. Вилькортин действительно слишком влиятелен и замнёт любой скандал.
— Нет, если мы будем её защищать, пока она не родит Наследника. И, как запасной вариант: один Шанакарт, другой Шанакарт, какая разница?
— Эта шутка не устаревает, — заметил Альшер. — Но, боюсь, мы слишком непохожи.
Музыка сменилась, и Князь Тианшель поднялся и подал руку Иллиабель:
— Принцесса, Вы совсем, кажется, забыли, что на балу нужно веселиться. Позвольте Вам об этом напомнить.
— Конечно, мстительный-мстительный Эжен, пойдёмте.
Они ушли танцевать, оставив Альшера наедине с Инниаром. Старейшина всё обдумывал реальность их предположений. Всё-таки, не зря Селлестераль взял Тианшеля в Совет. Его аналитические способности и ум будут бесценны во внутренних делах. Давно нужно было придать его слову вес.
Альшерриан поднялся:
— Пойду потанцую с Калерной, пока она кого-нибудь не загрызла от ревности.
— Тебе нужно будет разобраться с ней, иначе она помешает твоим планам.
— На досуге подумаю, кого осчастливить этим исчадием ада.
— Найди самого ненавистного верноподданного.
— Вилькортин уже женат.
В ночных коридорах дома Рушалин было очень темно, но Джейлин с детства знала их наизусть, как и систему тайных ходов. Она запахнула бархатный халат и бесшумно приоткрыла дверцу узкого окошечка для подглядывания. Затаив дыхание, девушка заглянула в кабинет отца. Там горел свет, все лампы были зажжены. Отец всегда так делал, когда был взволнован или разозлён. Сейчас он метался по кабинету, широко раздувая ноздри и сыпля проклятиями на голову Вилькортина и Шанакартов. У дверей кабинета стоял его секретарь и ждал, когда господин овладеет собой настолько, чтобы дать конкретные распоряжения, помимо того, чтобы два благородных рода «сгинули, сгнили и сдохли», причём в извращённо-эротических мучениях.
Наконец, лорд Рушалин остановился у полки с графином и налил себе крепкого ячменного виски. Сам запах действовал на него успокаивающе.
— У меня будет поручение.
— Слушаю Вас?
— Найди мне всю информацию про эту «принцессу». Я хочу знать, откуда её вообще выкопал Наследник.
— Все говорят, что в этом ему помог Шерри.
— Ты ещё здесь?
Слуга откланялся и поспешно исчез.
Джейлин прикрыла окошечко и прижала ладонь у груди. Отец с ума сходил от ярости.
Глава 10 Благородные господа и неблагородные поступки
Нередко разглядеть, чем вызван честный, искренний, благородный поступок — порядочностью или дальновидным расчётом.
Франсуа де Ларошфуко.
Сквозь незанавешенные окна в комнату густо лился лунный свет и терялся среди бездонных теней. Спальня была овеяна покоем и сном. Шелара вновь отпустила прислугу сразу после того, как ей принесли ужин, и сейчас на столике стояли на подносе сложенные пустые тарелки, по креслу было аккуратно развешено бальное платье, а сама девушка крепко спала на животе, обняв подушку.
Шерри подошёл к креслу и приподнял ворот висящего платья. Оно ещё хранило запах её тела, тёплый, сладкий, напоминающий аромат цветущего левкоя. Знает ли она сама, как аппетитно пахнет? Наёмник расправил ткань, но броши на нём больше не было, девушка отколола её. Придётся обыскать комнату.
На столе украшения не было, на тумбочках у кровати — тоже. Шерри наугад выдвинул верхний ящик. Там её не нашлось, но внимание привлёк тяжёлый ключ на длинном шнуре, край которого он раньше видел на шее девушки. Арши помедлил, рассматривая ключ, и всё-таки вытащил.
Он был целиком отлит из сплава золота, серебра и меди. Все ручки, ключи и подсвечники в Замке из такого. На полированном металле просматривались угловатые надписи. Шерри повернул ключ, словив лунный луч на его гладкую поверхность. Написание рун каллиграфическое и старомодное, как в архивах времён Первых Князей. Надпись гласила «Малая зимняя оранжерея. Зал Шесть-один». Более чем странный выбор кулона. Надо потом как-нибудь сказать ей, что это заклинание удачи на шерессе или… Может, уборной? Шерри прикусил губу, чтобы не засмеяться, и положил ключ на место, бесшумно задвинув ящик. Затем он заглянул в тумбочку, осмотрел вторую, но так и не нашёл брошь.
Встав у кровати, он посмотрел на спящую девушку, её волосы острыми локонами разметались по подушке и походили на расползающихся змей. Она спала, как ребёнок, согнув одну ногу, вытянув другую и прижимая к груди пуховую подушку. Подушка… Даже скучно.
Наверное, надеяться на то, что брошь под свободной подушкой, даже не стоило. Шерри дотронулся до виска Шелары и прошептал усыпляющее заклинание. Теперь её не разбудит и оркестр, играющий у постели.
Арши подсунул руки под её тело и легко перекатил на другую сторону кровати, от тёплого разморенного тела сильнее пахло левкоем. Шерри выпрямился. Подушка, не сдерживаемая больше её объятиями, упала на пол, явив взору блестящую острую брошь. Он забрал украшение и исчез, чтобы тот час появиться в будуаре Иллиабель.
— Принёс брошь? — сразу спросила она, не отворачиваясь от зеркала и продолжая вытаскивать шпильки из волос.
Альшер скинул маску, положил находку на ночной столик и помог ей расплести волосы. Тяжёлые белые кудри рухнули на плечи в кружевах, и женщина блаженно вздохнула. Он снял перчатки и, запустив пальцы в её волосы, помассировал голову.
— О, милый, ты лучший сын в мире!
— Ты, как всегда, преувеличиваешь.
— Нет. Ты моё Совершенство, — довольно возразила она и холёными пальчиками взяла брошь. — Сколько же лет я её не видела! Была уверена, что гниёт где-нибудь с хозяином.
Шерри придвинул стул и сел у края столика.
— Из тебя ужасная верноподданная.
— Я никогда ею не была.
Иллиабель зажала в ладонях брошь и призвала свою Силу, выдыхая весь воздух из лёгких. Зрачки расширились, а затем и вовсе закрыли сбой всю радужку и белок. Из-под ресниц смотрела в никуда чернейшая пустота, по белой фарфоровой коже от глаз пробежались чёрные трещинки, приоткрывая суть. Иллиабель всё глубже заглядывала внутрь себя, внутрь Смерти, ища ответ на главный вопрос — жив ли Император. Когда и розовые сочные губки начали чернеть, арши вдруг судорожно вдохнула, будто вынырнув на поверхность Океана после погружения под воду. Взор её прояснился, расцвёл сиреневым цветом.
— Он всё ещё жив.
Альшер посмотрел, как она кладёт брошь на стол и выравнивает дыхание. Зрачки всё ещё были сильно расширены.