Снаружи неистовствовал буран. Камердинер подумал – может, завтра снегу навалит? Тогда пойти, взять лопату и немного размяться. Нужно не давать себе зарастать мхом, не подпускать к себе старость с ее неизбежной немощью. Но до утра еще нужно дожить. И снова буханье дверей. Удивительно, что даже в столь поздний час народ не спит. Шорох… За стеной. Что там? Кажется, гардеробная, да, точно там… Мышь? Вероятнее всего.
Внезапно с другой стороны раздался легкий звон – очень похоже на звон ножа, подумал Флей. Что за черт, лезет в голову разная ерунда. И снова звяканье, на этот раз визжаще-скрипучее, словно лезвие ножа водят по точильному камню. Звук повторился, потом еще и еще… Нет, можно сказать с уверенностью, что он не ослышался. Как можно терпеть такое? Флей приподнялся на четвереньки и, словно хищник, вытянул голову вперед, чутко прислушиваясь ко всем звукам Горменгаста. Он знал, что теперь никакая сила не заставит его сомкнуть глаза.
Буран за окном выл всю ночь. Старик, подтянув колени к груди, просидел все это время возле двери лорда Сепулкрейва. Несколько оставшихся часов показались ему вечностью.
Рассвет наступил незаметно. В очередной раз взглянув в окно, Флей поразился – на черном фоне прорезалась узкая серая полоска. Утро медленно, но уверенно вступало в свои права. Все, теперь можно не волноваться. Странно, но спать совершенно не хотелось. Камердинер разжал челюсти, и на постель упал кованый железный ключ, который он держал в зубах всю тревожную ночь. Теперь, когда опасность миновала, можно было водворить его на прежнее место – в карман, что Флей и сделал.
Вскочив на ноги, старик крадучись подошел к лестнице и осторожно глянул вниз. Винтовая лестница казалась бесконечной, как пережитая ночь. Присмотревшись, Флей увидел на одной из ступенек некий предмет. Флей примерился – до вещицы отсюда примерно футов сорок. Нечто овальное. Что же это может быть? Флей беспокойно оглянулся в сторону двери в спальню господина.
На улице уже почти рассвело.
Крепко держась за перила, камердинер начал медленно спускаться. Каждый его шаг гулко отдавался по лестнице и пустому коридору, что располагался внизу.
Под ногами заиграл солнечный зайчик. Странно, подумал старик, такая ненастная ночь – и такое чудесное утро. Впрочем, каких только чудес на свете не бывает. Испытав прилив отваги, Флей бодро направился вниз, больше не останавливаясь на каждом шагу и не прислушиваясь. Если уж ничего не случилось ночью, то теперь и подавно нечего бояться. Наконец, добравшись до загадочного предмета, старик нагнулся и взял его в руки. На ощупь вещица казалась удивительно мягкой. Что бы это могло быть? Камердинер поднес находку к груди, чтобы лучше разглядеть ее, и вдруг ощутил странный запах. То ли духи, то ли что еще… Странный камешек, не камешек, а гемма с вырезанной буквой «С» на цепочке, оплетенной шелковым шнурком. От шнурка-то и исходил странный запах…
ОТКРЫТИЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ БАРКВЕНТИНА
Герцог выбился из сил от очередного обряда, во время которого ему пришлось трижды восходить и спускаться по крутой лестнице в Кремневой башне. Кроме того, ему приходилось наполнять вином из бутылки стаканчики, расставленные на площадках лестницы. Потускневшие посудинки возвышались на специальных деревянных подставках, изъеденных жуками. Ритуал, значения которого уже не знал никто, утомил аристократа и заставил его удалиться в свою комнату раньше положенного времени. Попутно лорд Сепулкрейв принял большую дозу успокоительного, к помощи которого старался прибегать не слишком часто, как на том настаивал доктор Прунскваллер. Запершись в комнате, Гроун размышлял: этот его нынешний упадок сил – он к чему: к душевному подъему или, наоборот, к упадку?
Утрата библиотеки была сильнейшим ударом по состоянию духа хозяина Горменгаста. Настолько сильнейшим, что он остался безучастным ко всему, что обычно огорчало его. Инстинктивно герцог чувствовал, что теперь его спасение – в бурной деятельности. Нужно максимально посвятить себя хозяйству и повседневным делам, не давая тревоге свить гнездо в душе. Недели шли, но боль потери не желала проходить. Он любил книги не только за то, что они переносили его в разные исторические эпохи и разные страны, но и за то, что каждая была кусочком разума неведомого мастера, даже не одного – кто-то занимался переплетом, кто-то тиснением по сафьяну, кто-то вырезал причудливые заглавные буквы. И теперь он уже не может, как прежде, перелистывать книги и любоваться чудесными миниатюрами. Но больнее всего было ощущать невозможность вечернего уединения в библиотеке. Каждый день лорд Сепулкрейв, терзаясь, вспоминал прочитанные в разное время сочинения по истории, географии, ботанике и медицине. На ум невзначай приходили названия поэм и романов, всплывали из глубин памяти сюжеты сказок и легенд. Иногда память издевательски услужливо подсказывала, в каком шкафу, на какой полке стояла та или иная книга, и тогда он просто не находил себе места. Чтобы спастись от терзающих душу видений, лорд Гроун старался посвящать свое время бесчисленным обрядам и церемониям, которые ему чуть ли не ежедневно приходилось выполнять. Во время пожара библиотеки он не пытался спасти ни одной книжки, потому что заранее знал – каждая строчка будет только усиливать его тоску. Если уж лишиться, то всего сразу, чтобы спасенная книжка не служила укором в пренебрежении к собратьям, оставшимся в огне.
Вскоре после похорон Саурдаста (вернее того, что осталось от его тела после пожара) вспомнили, что теперь некому напоминать хозяину Горменгаста о предстоящих церемониях. Лорд Сепулкрейв допытывался у слуг: неужели Саурдаст был одинок? Выяснилось, что у того был сын. Герцог немедленно распорядился: найти! Поиски были долгими, но в конце концов увенчались успехом – отпрыск Саурдаста был обнаружен спящим в неприметной каморке с удивительно низким потолком. Обитель сына архивариуса поражала своей убогостью и захламленностью – стены и потолок засижены мухами, повсюду пыль и паутина. Устроенное на уровне пола окно покрыто слоем пыли. Кроме расшатанной кровати хозяина, в комнате было несколько колченогих стульев и грубо сбитый из плохо оструганных досок стол. Поначалу переступившие порог помещения слуги даже не могли понять, есть ли здесь кто. Лежащий на кровати сын безвременно погибшего хранителя традиций казался свертком из тряпок. Но, помня необычно строгий приказ герцога отыскать этого человека немедля, слуги для очистки совести решили потревожить и этот, как им показалось, куль. И не зря – куль оказался искомым двуногим. Хлопая сонными глазами, человек растерянно глядел на гостей, послу чего сразу представился Барквентином.
