Это произошло естественно, почти с изяществом. Огромные и могучие конечности отделились от бетона, словно хотели ухватиться за него поудобнее. Нечто размером с огромный валун – голова – повернулось, и Джим различил горящие оранжевым огнем глаза. Существо сделало вдох, и по чреву моста будто пробежала рябь. Потом выдохнуло, и Джима смела струя смрадного ветра.
Существо отцепилось от моста и спрыгнуло на землю. Во все стороны брызнула грязь, а мусор взлетел высоко в воздух, и в этом водовороте Джим заметил молочные пакеты – два, три, четыре, пять пакетов, они скакали и кружились, улыбки пропавших детей насмехались над собственной смертью. Существо встало на задние лапы, как гризли, и свет уличных фонарей сверкнул на двух рогах, царапающих бетон у него над головой. Пасть открылась, обнажив огромные кривые зубы. Оранжевые глаза впились в Джима. А потом к нему потянулись руки – длинные мускулистые удавы, покрытые косматой шерстью.
Джим закричал. В тоннеле под мостом крик прозвучал в десять раз громче, существо на секунду застыло. Джим воспользовался этой секундой, вскочил на «Швинн» и оттолкнулся от земли. Левая нога задела радиоприемник Джека, заставив «Дона и Хуана» раз и навсегда замолчать, а потом он промчался под Голландским мостом, не прекращая кричать, ноги бешено крутили педали.
За спиной он слышал топот громадины, преследующей его на четырех конечностях, как горилла.
Замычав от ужаса, Джим нажимал на педали сильнее, чем когда-либо в жизни. Скрип колес превратился в вопль. А существо всё приближалось. Земля содрогалась при каждом шаге чудовищных лап. Существо по-бычьи фыркало и выдыхало зловоние, как из канализации. Пластиковый лазерный пистолет выпал из ладони Джима; никогда больше мальчик не ощутит ловкость и силу Доктора Икс. Существо за спиной рычало так близко, что рама велосипеда вибрировала. Фонари отбрасывали жуткие тени от пытающейся дотянуться до Джима руки зверюги с длинными и острыми когтями.
Джим свернул влево, выскочил из канала, продравшись сквозь сорняки, и ринулся в переулок. Прямо перед ним оказался пожарный гидрант, красный, как подарочный велосипед Джека, – ох, Джек-Джек, что же с ним произошло? Джим обогнул гидрант и рванул на середину улицы. Машины на пути сигналили и виляли. Джим не обращал внимание на сердитые окрики. Он мчался в точности как брат, наконец-то научившись правильно ездить на велосипеде, а шины рвались на кусочки и скакали по улице бесполезными клочками резины.
Дом вон там, осталось всего несколько секунд, и Джим из последних сил устремился к нему, в груди свистело, когда мальчик пытался вздохнуть, слезы струились по щекам горизонтально. Велосипед налетел на бордюр, подпрыгнул и врезался в белый заборчик. Джим кувырнулся и шлепнулся на лужайку перед домом, исцарапав лицо в маминых подстриженных кустах, очки снова сломались.
Внутри залаяла собака. Джим услышал шаги, распахнулась дверь, мама и папа щумно заспешили вниз по ступеням. Джим осознал, что еще кричит, и это напомнило ему о зверюге. Он схватил обе половинки очков и приложил их к глазам. Пусто.
Он осмотрел палисадник, тихие дома пригорода, почтовые ящики, цветочные клумбы, разбрызгиватели. Никаких чудовищ, но у своих ног он заметил кое-что еще.
Бронзовый медальон на ржавой цепочке. На нем выгравирован зловещий геральдический символ: омерзительное огрызающееся лицо, неразборчивые буквы варварского языка и великолепный меч под ними. Рыдания застряли у Джима в груди, и он потянулся за медальоном.
– Джим! Что случилось?
Мама упала рядом на колени, смахивая комки грязи с его ушей. Тут же подоспел и папа, опустившийся на колени перед Джимом, он потряс мальчика за коленку, чтобы привлечь его внимание. Оба снова и снова повторяли его имя: Джим. Ужасно, что никто больше не назовет его Джимбо.
– Посмотри на меня, дружок, – сказал папа. – Не ушибся? Все хорошо? Дружок?
– Где твой брат? – хрипло прошептала мама, будто что-то знала. – Джим, где Джек?
Джим не ответил – вместо этого он отклонился в сторону, чтобы заглянуть папе за спину. На траве остался след, но медальон исчез, если только он там был. Джима охватило странное чувство печали из-за пропажи медальона и еще более сильное ощущение собственного провала. Он с рыданиями рухнул на руки родителей, понимая, что познал истинную природу страха, боли и потери.
Джим Старджес – мой отец. Джек Старджес – дядя. Историю, которую я только что рассказал, я узнал лишь сорок пять лет спустя, когда мне исполнилось пятнадцать. Именно тогда я узнал, что дядя Джек стал последним ребенком, исчезнувшим во время Эпидемии молочных пакетов, которая закончилась так же быстро, как и началась. Сломанный «Спорткрест» стал семейной реликвией, я видел его сотни раз. Как раз тогда, в пятнадцать, я узнал, чем отец занимался в последующие десятилетия, всю свою юность и бо́льшую часть взрослой жизни, – приходя по ночам к Голландскому мосту с фонариком в руке в поисках следов, которые могли бы привести к старшему брату. Но их не нашлось, лишь его храброе улыбающееся лицо на молочных пакетах с надписью «ПРОПАЛ».
Превосходный способ описать отца через столько лет.
1
Современные источники утверждают, что историческая и решающая Битва Палой листвы состоялась в последние две минуты четвертого тайма на мемориальном поле Гарри Дж. Бликера в школе Сан-Бернардино, где играли обожаемые «Боевые монстры» из Сан-Бернардино, вырвавшиеся вперед всего на шесть очков, когда нашего великолепного нападающего удалили с поля. Именно тогда, во время важнейшей игры года, и там, на росистой траве, пал храбрый герой и возник неожиданный победитель. Рассказы о том дне питают сны детей всех возрастов – как человеческих, так и прочих. Так что вчитайся в эти страницы. Продвигайся вперед и верь каждому слову. В конце концов, однажды тебе захочется поведать эту историю собственным детям.
Произошло много удивительного. Просто подожди немного, сам узнаешь.
Меня зовут Джеймс Старджес младший, но можешь называть меня Джимом, как звали моего папу, когда я был в твоем возрасте. Когда начались мои приключения, мне исполнилось пятнадцать.
Была пятница, октябрьское утро, и будильник прозвенел, как обычно, в ужасную рань. Я позволил ему звенеть, потому что научился спать под этот звук. К сожалению, мой папа, Джим Старджес старший, спал гораздо более чутко. Достаточно было порыва ветра перед домом, чтобы его разбудить, и тогда он заходил и ко мне и будил. Думаю, это из-за того, что случилось с его братом Джеком. Такие события кого угодно лишат спокойствия.
Он вошел и выключил будильник. Последовавшая за этим тишина была еще хуже, потому что я знал – он стоит и смотрит на меня. Он всегда так делал. Словно едва мог поверить, что я пережил еще одну ночь. Я с трудом продрал глаза. Папа надел слишком тесную белую рубашку с грязноватым воротничком и пытался застегнуть левую манжету. Он проделывал это каждое утро, пока не спускался вниз, чтобы попросить меня о помощи.
Он выглядел старым. Он и был старым. Старше, чем большинство отцов, которых я встречал, из уголков его глаз расходились морщины, брови кустистые, в ушах волосы, при этом голова почти лысая. Такие сутулые плечи я тоже не видел у других отцов, хотя и сомневался, что это связано с возрастом. Думаю, его придавило нечто другое.
– Проснись и пой.
Сам он особенно радостным не выглядел. Как и всегда.
Я сел и смотрел, как он направляется к стальным ставням у окна. Он вытащил из кармана очки, вечно сломанные и замотанные пластырем, и скосил глаза на панель с кодом. Набрав семь цифр, поднял стальные жалюзи, собравшиеся гармошкой, и впустил в комнату солнечный день.
– Не стоило беспокоиться, – хмыкнул я. – Я все равно собирался их закрыть, когда мы уйдем.
– Солнечный свет важен для роста.
Прозвучало так, будто сам он не особенно в это верит.
– Я не расту. – Что касается роста, то я пошел в отца и все еще дожидался, когда же наконец-то рвану в росте, о чем толковали все вокруг. – Мне даже кажется, что я усыхаю.
Прежде чем направиться к двери, он повозился с пуговицей левой манжеты.
– Давай, вперед и с песней, – сказал он. – Завтрак тоже важен.
Прозвучало так, будто и в это он не особенно верит.
Приняв душ и одевшись, я обнаружил папу именно там, где и ожидал – в гостиной, у алтаря дяди Джека, устроенного над электрокамином. Я называл это место алтарем, потому что не мог придумать более подходящего слова. Каждый сантиметр полки наполняли реликвии в память о дяде Джеке. Школьные фотографии, конечно же: Джек в детском саду прямо светится от радости в рубашке одинокого рейнджера, Джек во втором классе с удовольствием показывает отсутствующие молочные зубы, Джек в пятом классе с фингалом под глазом и чертовски гордым видом, Джек в восьмом классе – последняя фотография – загорелый и крепкий, словно готовится покорить мир.
