Остаток дня прошел словно во сне. Джон не знал, где ходит, что делает и с кем говорит. Призрак все время был рядом, это он помнил. Молчаливое присутствие лютоволка утешало Джона. «У девочек нет даже этого утешения, – подумал он. – Волки могли бы охранять их, но Леди мертва, а Нимерия потерялась. Они одни».
На закате задул северный ветер. Под его вой над Стеной и ее ледяными зубцами Джон отправился в общий зал ужинать. Хобб сварил похлебку из оленины – с ячменем, луком и морковкой. Повар налил Джону больше, чем было положено, и оставил возле его миски хрустящую горбушку. «Он знает». Джон оглядел зал, лица отворачивались, пряча глаза. «Все они знают».
К нему подошли друзья.
– Мы попросили септона поставить свечу за твоего отца, – сказал ему Маттар.
– Это ложь, все мы знаем, что это ложь, даже Гренн, – вставил Пип. Гренн кивнул, а Сэм пожал Джону руку.
– Раз ты мой брат, теперь он и мой отец, – сказал толстяк. – Если хочешь, давай съездим к чардревам помолиться старым богам, я буду с тобой!
Чардрева остались за Стеной, однако Джон знал, что Сэм сделает все. «Они – мои братья, – подумал он. – Как Робб, Бран и Рикон».
И тут он услышал смех, острый и жестокий как кнут, и голос сира Аллисера Торна.
– А он у нас не только бастард, но и бастард изменника, – бросил он тем, кто был возле него.
В мгновение ока Джон вскочил на стол с кинжалом в руке. Пип попытался остановить его, но, вырвав ногу, он метнулся вперед по столу и выбил чашу из рук сира Аллисера, забрызгав братьев похлебкой. Торн отскочил. Люди вокруг кричали, но Джон словно не слышал их. Он ударил кинжалом, метя в холодные ониксовые глаза сира Аллисера, но Сэм бросился между ними, и прежде, чем Джон успел обежать толстяка, к его спине, словно обезьяна, прилип Пип, Гренн остановил его руку, Жаба принялся выкручивать нож из пальцев.
Потом, уже потом, когда Джона отправили в келью, где он ночевал, Мормонт явился проведать его с вороном на плече.
– Я же просил тебя не делать никаких глупостей, парень, – сказал Старый Медведь.
– Парень, – отозвалась птица.
Мормонт недовольно качнул головой.
– Только подумать, какие надежды я испытывал в твоем отношении.
У Джона отобрали нож и меч и приказали, чтобы он оставался в своей каморке до тех пор, пока высшие офицеры не посоветуются и не решат, что с ним делать. Ну а пока, не рассчитывая на повиновение, за его дверью выставили охрану. Друзей к нему не пускали, однако Старый Медведь сжалился и разрешил ему взять к себе Призрака, так что Джон не был полностью в одиночестве.
– Мой отец не изменник, – сказал он лютоволку, когда все ушли. Призрак молча глядел на него. Джон привалился к стене, обхватил руками колени и принялся глядеть на свечу, оставшуюся на столике возле его узкой постели. Огонек мерцал и качался, тени метались вокруг, в комнате становилось темнее и холоднее. «Сегодня я не усну», – подумал Джон.
И все же он, должно быть, задремал. А когда проснулся, ноги его онемели, по ним бегали мурашки. Свеча давно догорела. Призрак стоял на задних лапах и скребся в дверь. Джон удивился тому, каким высоким стал лютоволк.
– Призрак, что случилось? – спросил он негромко.
Лютоволк повернул голову и поглядел на него, обнажая клыки в безмолвной угрозе. «Неужели он сошел с ума?» – удивился Джон.
– Призрак, это же я, – пробормотал он, пытаясь не показывать страха. Джон понял, что трясется… когда же это стало так холодно?
Призрак отпрыгнул от двери, оставив глубокие царапины на дереве.
Джон следил за ним с возрастающим беспокойством.
– Там кто-то есть, – прошептал он. Пригнувшись, лютоволк отступал, белый мех поднимался дыбом на его затылке. «Стражник, – подумал Джон, – они оставили за моей дверью стражника. Призрак чует его сквозь дверь».
Джон медленно поднялся на ноги. Он не мог одолеть дрожь и жалел о том, что у него нет меча. Три быстрых шага привели его к двери. Джон схватил ручку, потянул ее внутрь. Скрип петель заставил его подпрыгнуть.
Охранявший его человек простерся на узких ступенях лицом вверх, хотя тело его лежало на животе. Голову его перекрутили спереди назад.
«Этого не может быть, – сказал себе Джон. – Я в башне лорда-командующего, которая охраняется днем и ночью, такого просто не может случиться. Это сон. Мне снится кошмар».
Призрак скользнул мимо него из двери и бросился вверх по ступеням, остановился на мгновение, посмотрел на Джона. Тут и он услышал мягкую поступь по камню, шум поворачивающейся рукоятки. Звуки доносились сверху – из покоев лорда-командующего.
Пусть это и кошмар, но не сон. Меч стражника так и остался в ножнах. Джон пригнулся и вынул оружие. Прикосновение стали к руке приободрило его. Джон направился вверх, Призрак бесшумно топал перед ним. Тени прятались в каждом углу лестницы, Джон осторожно крался вверх, проверяя острием меча каждый подозрительный уголок.
Тут он услышал крик ворона.
– Зерно, – завопила птица Мормонта. – Зерно, зерно, зерно, зерно, зерно, зерно.
Призрак метнулся вперед, Джон помчался следом. Дверь в горницу лорда Мормонта была распахнута. Лютоволк метнулся внутрь. Джон остановился в дверях с клинком в руке, давая своим глазам приспособиться. Тяжелые занавеси прикрыли окна, и в палате было темно, как в чернильнице.
– Кто здесь? – окликнул он.
И тут он заметил врага, тенью, прячущейся в тенях, скользнувшего к внутренней двери, ведущей к опочивальне Мормонта, черный силуэт человека в плаще и капюшоне. Но под капюшоном ледяной синевой горели глаза…
Призрак прыгнул вперед. Человек и волк столкнулись без звука и рычания, покатились, врезались в кресло, повалили заваленный бумагами стол. Ворон Мормонта летал с криком над его головой: «Зерно, зерно, зерно, зерно, зерно!» Джон казался себе столь же слепым, как мэйстер Эймон. Держась к стене спиной, он скользнул к окну и рассек занавеси. Лунный свет хлынул в горницу, осветив черные руки, погрузившиеся в белый мех. Раздувшиеся черные пальцы впивались в горло его лютоволка; зверь дергался и огрызался, бил ногами по воздуху, но не мог вырваться на свободу.
У Джона не было времени на испуг. Он бросился вперед и с криком обрушил на врага длинный меч, вложив в удар весь свой вес. Сталь рассекла рукав, кожу и кость, но тем не менее звук показался юноше каким-то не таким. Его немедленно окутала вонь, столь странная и холодная, что Джона едва не вырвало. Отсеченная рука упала на пол, черные пальцы извивались в лужице лунного света. Призрак высвободился из другой руки и отпрыгнул в сторону, вывалив красный язык изо рта.
Облаченный в капюшон человек повернул освещенное бледной луной лицо, и Джон без колебаний нанес новый удар. Срезав половину носа, открывая глубокий порез от щеки до щеки под этими глазами, глазами, горевшими как синие звезды. Джон помнил это лицо. «Отор, – подумал он, отступая назад. – Боги, он же мертв, он мертв! Я же видел его мертвое тело…»
Джон ощутил, как что-то цепляется за его лодыжку. Черные пальцы обхватили ногу. Рука поползла по его ноге, цепляясь за кожу, за ткань и плоть. Вскрикнув от отвращения, Джон оторвал пальцы от своей ноги и острием меча отбросил мерзкую штуковину прочь. Ладонь осталась лежать, извиваясь и дергаясь, стискивая и открывая пальцы.
Труп шагнул вперед, крови не было. Однорукий, с рассеченным лицом, он словно бы ничего не ощущал. Джон выставил перед собой длинный меч.
– Стой, где стоишь! – завопил он пронзительным голосом.
– Зерно, – вскрикнул ворон, – зерно, зерно!
Отрубленная рука выползала из порванного рукава, белая змея с пятипалой черной головой. Призрак метнулся и схватил ее зубами, хрустнула кость. Джон рубанул по шее трупа, и ощутил, как сталь впилась глубоко и твердо.
