Он имеет на это право! – неожиданно произнесла она вслух и тут же почувствовала, как рука Охотника крепко сжала её ладонь. Умница Лохмоть тоже обо всём догадался и этим пожатием давал эльме понять, что согласен с ней.
–Встань, Зубарь! – произнёс знахарь. Мародёр безропотно поднялся и его тут же зашатало. Кун удержал его и подтолкнул к браннику, растущему по краям поляны. – Сломай мне веточку,– прошептал маг на ухо мразоте и отступил на шаг. Зубарь послушно сунул руку в колючие заросли и с треском отодрал один из отростков. Сжав его в кулаке, он повернулся к Куну и протянул ему, но знахарь отрицательно покачал головой, глядя на струйки крови, сбегающие с расцарапанных пальцев.
– Ты сам выбрал свою смерть, Зубарь!– тихо сказал Кун. – Вот она, в твоей ладони. Держи её крепче, и тогда она будет приятной и безболезненной, как ты говоришь.
Он протянул руку ко лбу мародёра, но Зубарь вдруг повернул голову к Лохмотю и неожиданно спокойно произнёс: – Ты обещал, Охотник. Сдержи своё слово и, если сможешь, спаси её.
Подумав немного, Лохмоть кивнул и Зубарь, с еле слышным вздохом облегчения, повернулся навстречу своей участи. – Спи!– негромко сказал Кун, слегка коснувшись его лба. Мародёр тут же закрыл глаза, его ноги подломились и он рухнул, где стоял, ровно дыша в глубоком, пока ещё безоблачном сне.
– А теперь бегом!– крикнул знахарь. – Может, кровососы и днём выбираются, когда добыча совсем рядом.
Они побежали. Вскоре живой полутемный тоннель остался за спиной. Выскочив на тропинку, ведущую к дому, они остановились. Отдышавшись, Юллин посмотрела на деревья, служащие входом на поляну смерти и жёстко усмехнулась.
–Кун, дай-ка мне склянку с горючкой,– произнесла она, протянув руку к сумке знахаря.
–Зачем она тебе?– удивился маг. – Светло же ещё.
– Не люблю, когда мне врут! Твоя Вирнея ничего не сказала о Зубаре, и мы едва не лишились голов!
–Что ты задумала? – подошёл к ним Лохмоть.– Всё же обошлось, да и некогда нам разборками заниматься. Ещё и с кучей деревьев!
Однако переубедить Юллин ему не удалось. Посмотрев на Куна, Охотник пожал плечами и произнёс:– Отдай ты ей, чего просит! А то отнимать ведь полезет, дура настырная!
Эльма развернулась и влепила Лохмотю пощёчину.
–Это не за «дуру». Это за то, что ты сказал, будто я вас продать смогу. За клык. Сам ты дурак, Охотник! Я, скорее его продам,… ради вас…
Лохмоть потёр щёку и криво улыбнулся. Тем временем Кун, достал из сумки требуемое эльмой и отдал ей. Юллин вытащила пробку, и плеснула из склянки на каждый из стволов.
–А теперь говори ей, маг! Если я сейчас чиркну огневицей, здесь полыхнёт и ещё как полыхнёт! Спасти себя она может и успеет, но многое потеряет! Пусть помнит об этом! Пусть запомнит всех мародёров, и если я узнаю, что хоть кто-то из них, или кто другой будет приплывать сюда для того, чтобы убивать и отбирать последнее, я вернусь! И разведу огонь!
Сложив руки на посохе, Кун что-то бормотал, затем замолчал и стал слушать. Наконец, он повернулся к эльме и растерянно произнёс:– Вирнея гневается. Она говорит, что нельзя наказывать её за проступки других. Она не может приказывать никому, кроме своих слуг. И ещё…ещё ей смешно. Дождь погасит огонь в глубине, река затопит пламя на окраине. Но ты, Юллин, понравилась ей своей смелостью. Она подумает, что можно сделать. И ещё она говорит, что нам пора. Скоро опуститься ночь и её слуги выйдут на охоту и это будут не только кровососы. Мы сами оставили им приманку…
–Всё? – так же растерянно спросила эльма.
Знахарь кивнул головой и, взяв у неё горючку, аккуратно закрыл склянку.
–Пошли,– потянул Лохмоть эльму за рукав.– Больше мы ничего не добьёмся.
Юллин растроенно взглянула на верхушки деревьев и побрела в сторону их временного пристанища. Остальные молча пошли за ней. Оставалось найти лодки и выбраться с острова. Но думая об этом, Юллин невольно чувствовала в себе подобие какого-то уважения к оставленному на жуткую смерть мародёру. Она, как и Лохмоть, тоже поняла его последнюю просьбу. Зубарь хотел спасти свою дочь не от смерти. Он просил спасти её от той ублюдочной жизни, которую вёл сам.
Лишь только они вошли во двор, как навстречу им устремился Олбиран.
– Грошик пропал! Я шваль в дом завёл, чтоб глаза никому не мозолить, а там пусто.
– Вот негодник! – в сердцах выпалила эльма. – Погоди, доберусь до твоих ушей, надеру не хуже Детинушки! Куда он мог податься?
– Думаю, побежал на розыски лодок,– иронично сказал Лохмоть. – Он же сегодня наполовину герой, решил полным героем стать.
–Собираемся! – решительно тряхнула головой эльма. – Скоро темнеть начнёт, а нам надо в сумерках в Заречье попасть.
– А с этими, что делать? – спросил огр, имея в виду захваченных мародёров.
– С собой. Есть у меня задумка одна.
Недалеко от берега они остановились. Юллин стала развязывать руки оставшимся мародёрам и вскоре они стали свободны. Правда, присутствие рядом огра, недвусмысленно покачивающего шестопёром, не дало им возможности воспользоваться этим в полной мере: проще говоря – сбежать.
–Слушайте меня! – эльма подняла руку. – Вы вправе отказаться от того, что я вам предложу. Вы можете послать нас к Великой Рыбине и остаться здесь, на Зовущем. Но скоро опуститься ночь и знакомые вам зверушки выйдут на охоту. Решайте: или вы поможете нам, или вслед за вашим главарём отправитесь навстречу смерти.
К её немалому удивлению, известие об участи Зубаря, сыграло им на руку. Мародёры как-то оживились, задвигались, зашушукались между собой.
–Это точно? – наконец спросил один из них, белобрысый парень среднего роста. – Ну, насчёт Зубаря? Его больше нет?
–Абсолютно точно, Шича!– ответил Кун.
–Тогда мы с вами, – за всех ответил Шича. – Что делать-то нужно?
– Лохмоть, дай вина, – протянула руку эльма.
– Ты чего? – удивился тот, – отпраздновать решила спасение нескольких заблудших душ? Не рано ли? Нам ещё как-то через Бель перебраться надо.
– Это не мне. Это им.
–Тем более не дам! Ещё не хватало, на мразоту такой нектар переводить! Вон пусть водички из реки похлебают, а Кун им внушит, что они пьяные вдрызг. И ты к ним присоединяйся, если желание есть! И вообще, два кувшина всего осталось!
– А будет – ни одного! Дай, говорю!
Лохмоть пожал плечами и со скорбным видом достал из походного плетенца, заботливо обёрнутый тряпкой и обмотанный верёвочкой кувшин. «Арая старалась», – подумала Юллин и на неё нахлынула щемящее чувство тепла, такое же, как и во дворе, когда она
