очередному ходу, но этот прорубленный в камне коридор оказался шире и вел к одной-единственной двери. Выглядела она такой же хлипкой, как и те, что я видела до этого.
Эрдэнэ коротко постучал, и я замерла за его спиной. Если бы не капли, мое сердце непременно проломило бы ребра и выскочило наружу, чтобы найти убежище.
Дверь отворилась так быстро, будто человек за ней считал минуты до нашего прихода. Я вгляделась в уставшее лицо Мансура, отметив живые и искрящиеся глаза, в которых при виде меня вновь вспыхнуло пламя.
– Привел к тебе твое сокровище, – Эрдэнэ повел рукой и отступил в сторону, чтобы между нами с Мансуром не осталось ничего, что могло бы препятствовать воссоединению отца и дочери.
– Я благодарен тебе, – наставник матери коротко кивнул Эрдэнэ, после чего мягким жестом пригласил меня в свои покои.
Я сделала несколько тяжелых шагов и застыла посреди комнаты Мансура. Она оказалась раз в пять больше той каморки, что выделили мне, но не пестрела великолепием, как спальня Эрдэнэ. Мой взгляд застыл на скромной кровати, что была достаточно широка для двоих. Какие отношения сейчас связывают Мансура и мою мать?
Всю стену слева занимал грубо смастеренный шкаф для книг, коих на его полках теснилось невообразимое количество. Я окинула взглядом корешки, поразившись их возрасту. Некоторые были сшиты толстыми нитками, а некоторые и вовсе перевязали веревками.
Мансур проследил за моим взглядом и произнес:
– На этих полках вся история Нарама – от его зарождения в этой самой пещере до истребления навирами и захватом нашей великой Белоярской империей.
– Вас так интересует история Нарама? – изумилась я.
– А как иначе? Не зная прошлого своего государства, невозможно возродить его в будущем.
Я подняла на Мансура недоверчивый взгляд и наконец поняла, что это пламя в его лучистых глазах адресовано вовсе не мне, а сумасшедшей идее возрождения Нарама.
– Я кажусь тебе полоумным стариком, – подытожил Мансур. – Поверь, то, о чем я собираюсь тебе рассказать, – мечта всей моей жизни. Даже с твоей матерью я поделился ею всего шесть лет назад. Присядь, кровь моя. Нам предстоит долгий разговор.
Я послушно села на жесткое деревянное кресло и вопросительно воззрилась на Мансура.
– Пожалуй, начну с начала. Наверняка историей своего происхождения ты интересуешься куда больше, чем моими грандиозными планами, – сказал он с тяжелым вздохом и опустился напротив меня – на краешек своей кровати. – Маура была совсем юна, когда стала моей ученицей, а я давно преодолел тридцатилетний рубеж. Несколько лет нас не связывало ничего, кроме отношений учителя и ученицы. К двадцати годам Маура расцвела, а магия ее окрепла. Тогда я понял, что не имею права держать ее рядом с собой, ведь целью моей жизни было и есть возрождение величия Нарама. Эта мечта досталась мне от отца, а ему – от его отца. Я жил уединенно, якшался со сбродом и не желал Мауре такой жизни. И потому предложил ей приворожить воеводу. Я даже помог твоей матери в этом. Она согласилась, но что-то неусыпно грызло ее. В конце концов, когда молодой воевода уже оказался во власти Мауры и был готов осыпать ее любыми дарами за совместную ночь, она пришла ко мне и… призналась в любви.
Я замерла, прикрыв глаза. Моя мать оказалась обычной женщиной из плоти и крови, безрассудно влюбившейся в собственного учителя. А он годился ей в отцы, между прочим! Где же тот образ стальной фурии, готовой на любые жертвы ради великой цели? Растаял предрассветным маревом.
– Я не смог устоять перед ней, ведь, признаюсь, и сам был глупо влюблен в нее. Мы провели вместе единственную ночь, и совсем скоро Маура ощутила, что в ее теле прибавилось магии. Я долго не мог поверить в чудо. Волхатам сложно завести детей, и я всерьез считал, что Творец уже и не одарит меня ребенком. В моей жизни было множество женщин, и ни одна из них так и не смогла забеременеть. Ты же появилась после первой ночи. Тогда Мауре пришлось закрыть глаза на свою влюбленность и лечь в постель с воеводой. Так появилась легенда о внебрачной дочери, в которую поверил и Кахир.
– Но зачем вам потребовалось подсовывать меня воеводе?
– Двадцать лет назад рядом со мной не было союзников, кроме Мауры. У меня была только мечта, и ничего больше. Я жил в покосившемся доме, денег за душой имел совсем немного, но своей долгожданной дочери желал только добра. Я знал, что ты достойна править Нарамом и исполнить мечту своих предков.
– Значит, это вы надоумили мою мать, что дети воеводы должны умереть? – вкрадчиво спросила я.
– Не буду скрывать, что надеялся вручить провинцию в руки своего сына, когда тот будет еще ребенком, и со временем передать наследнику мечту нескольких поколений. Я верил в то, что, став воеводой, мой ребенок полюбится народу, и тот последует за ним в едином стремлении возродить Нарам.
– Но родилась дочь, и вам пришлось отложить свои планы, – закончила за Мансура я.
– Да, их пришлось не только отложить, но и переиначить. У меня появилось целых двадцать лет, чтобы подготовиться и посадить свою дочь уже на трон Нарама, а не вырвать для нее какое-то вшивое звание жены воеводы.
– Трон Нарама? Погодите-ка… Что?
– Когда у нас все получится, а у нас все получится, именно ты займешь трон Нарама и станешь великим кааном, кровь моя, – пояснил Мансур.
Хитрый жук! Дал мне капли, чтобы я сумела вникнуть в его идеи, а не покатиться со смеху! Но трон… Великий каан… Как же заманчиво это звучит… Но сколько же крови нужно пролить, чтобы отобрать Нарам у Белоярской империи? Разве под силу это двум волхатам, хоть один из них и лелеет в сердце мечту предков?
– Почему я? Почему не вы? – только и сумела вымолвить я. – Это же ваша мечта. Не моя.
– Потому что ты – моя единственная дочь. В тебе я вижу не только продолжение своего рода, но и себя самого. Я хочу передать Нарам тебе. Вот во что переросла моя мечта за двадцать лет.
– Я – чужой человек для вас.
– Такой уж и чужой? – Мансур насмешливо изогнул бровь… совсем как я. – В тебе мой нрав, моя стать, моя гордость, моя магия, в конце концов. Хоть ты и уродилась ведьмой, мой дар увеличил твою огненную мощь, но вместе с тем и сделал уязвимой к огню. Это роднит нас больше, чем ты думаешь.
– С чего вы взяли, что я разделю с вами эту мечту?
