различить в этих чужих, неродных звуках поступь матери. Он знал, что это невозможно, но хотел этого. Тетя Шань Лан, мать Лун Бэя, приезжала к нему пару раз. Лун Ань не отвечал на ее осторожные вопросы, но невольно жался к ней, когда она обнимала его.
Го Юна ждет то же самое? Он лишь недавно перестал просыпаться от кошмаров. Фа Линь рассказал, как ночью не мог успокоить его, когда мальчик случайно нашел в Сети отвратительные посты про Ван Цина, которые не смог прочитать, но этого и не требовалось, чтобы испугаться до истерики. У Ван Цина глаза были на мокром месте, пока Го Юн обнимал его за шею и лепетал, не умолкая, как ждал его и как скучал. И так будет каждый раз, когда они будут приходить к нему в детский дом? Если их вообще пустят.
На руку легла теплая ладонь Лун Бэя. Лун Ань заставил себя расслабить стиснутые в кулак пальцы.
– Ань-эр, я знаю, о чем ты думаешь. Нам с мамой бесконечно жаль, что с тобой это произошло. Отец никогда не простит себя за то, что позволил горю затмить его разум. Он скучает по тебе. И… я тоже очень скучаю.
Лун Ань развернул руку под его ладонью и пожал его пальцы.
– Я знаю. Прости, брат.
Лун Бэй кивнул и отпустил его.
– Я постараюсь найти тех, кто поможет. К сожалению, и судебная экспертиза, и полиция здесь бессильны. Но дай мне немного времени.
– Спасибо.
– Расскажи мне об учебе, – попросил брат, делая глоток чая. – Я слышал, ты участвуешь в исследовании. Мне было бы интересно об этом послушать, если это не конфиденциальная информация.
Лун Ань покачал головой:
– Уже нет. Эксперимент закрыли, когда все это случилось. Пока разрешения на продолжение исследований и открытие финансирования так и нет.
– Очень жаль.
Чай успел остыть за то время, пока Лун Ань рассказывал Лун Бэю об идее доктора Фа, «Тысяче эпох», постановках и медитациях. Он не стал подробно останавливаться на их с Ван Цином видениях, так и не найдя в себе силы произнести все это вслух. Пока это существовало лишь в их головах, их разговорах – между ними, у него еще был шанс найти ответы. Словно, если он расскажет об этом, тонкая нить порвется, и они не смогут отыскать ее снова.
Брат слушал очень внимательно, ни разу не перебив, хотя по его лицу Лун Ань видел, сколько вопросов у него возникает. Когда он упомянул бамбуковую флейту и обморок Ван Цина, Лун Бэй нахмурился, а чашка, из которой он пил, дрогнула в его руке.
– Ань-эр, подожди, – попросил он, на этот раз не сумев удержаться и не прервать его рассказ. – Я правильно понял, что эта флейта хранится в семье Фа как реликвия?
Лун Ань кивнул.
– Она очень древняя и принадлежит этому роду много столетий. Так Ван Цину сказала доктор Фа.
Лун Бэй потрясенно покачал головой и отставил чашку, сплетая пальцы в замок. Он молчал. Лун Ань попросил у подошедшей официантки еще чаю, в то время как брат даже не посмотрел на нее, хотя всегда был безукоризненно вежлив с персоналом. Когда девушка отошла, Лун Ань позвал его:
– Брат?
Тот моргнул и все же коротко взглянул на него, потом снова опуская глаза на свои руки на столе.
– Ань-эр, – наконец медленно произнес Лун Бэй, – ты помнишь, что случилось с тобой в три года?
Лун Ань нахмурился.
– О чем ты?
– Ты тогда был у нас с мамой в гостях. Мама ушла в магазин всего на десять минут. А ты… я так перепугался, что плакал до самого вечера.
У Лун Аня было мало воспоминаний о столь раннем детстве. Он помнил дом тети Шань Лан, знал, что часто проводил в нем время, потому что обожал старшего брата. Тетя никогда не препятствовала их общению, так что с удовольствием забирала Лун Аня к себе, когда он немного подрос. Однако он понятия не имел, о чем говорит Лун Бэй.
– Прости, я не помню этого.
Лун Бэй со вздохом кивнул. Лун Ань заметил, как он еще крепче сцепил пальцы, словно собирался с мыслями.
– У рода Лун тоже есть семейная реликвия. Сейчас она хранится у отца, но тогда он был так окрылен любовью к твоей маме, что даже забыл забрать ее. Мы с тобой играли, и ты забежал в библиотеку. Помнишь?
Библиотека? У тети Шань Лан действительно была целая комната, выделенная под книги. Она обожала читать и могла целый день в выходной провести среди полок, где так удивительно пахло бумагой и типографской краской, а еще старыми страницами и засушенными травами. Тетя любила составлять композиции из увядших букетов. Она преподавала изобразительное искусство в школе, и ученики часто дарили ей цветы на праздники. Лун Аня в детстве тянуло, как магнитом, в библиотеку. Читать он еще не умел, но ему нравилось разглядывать обложки и украшения, которые делала тетя своими руками. Они с Лун Бэем оба любили эту комнату.
– Да, помню, – кивнул Лун Ань. – Но о какой реликвии ты говоришь?
Лун Бэй взял со стола свой телефон, который все это время лежал экраном вниз, поставленный на беззвучный режим, чтобы не отвлекать от разговора. Он на несколько минут погрузился в него. Лун Ань наблюдал за движением его глаз, пока брат не развернул телефон к нему.
На экране была фотография вытянутого стеклянного футляра не больше коробочки для хранения ювелирных изделий, вроде цепочек и колье. Внутри лежала белая фигурка. Лун Ань присмотрелся повнимательнее. Это был белый дракон – искусная тончайшая работа из драгоценного нефрита редкой красоты. Гибкий хвост мифического существа заканчивался неровным сколом.
– Это… подвеска? – спросил он.
– Да, – ответил Лун Бэй. – То, что сохранилось.
– Откуда она?
Лун Бэй заблокировал экран и снова положил телефон на стол задней крышкой вверх. Лун Ань встретил его внимательный взгляд.
– Насколько я знаю от отца, это фрагмент подвески, которую наш род носил на поясе как знак кланового отличия в древности, – он коснулся кончиками пальцев своей талии, – вот здесь. Такие подвески крепились к тесьме, и ее повязывали вокруг талии как поясное украшение. К сожалению, эта часть – все, что осталось.
Лун Ань сглотнул. Этого не может быть.
Брат продолжал пристально смотреть на него.
– Это уже другой футляр, – произнес он. – Первый ты случайно разбил, когда тебе было три. До сих пор не могу понять, как ты дотянулся до той полки, потому что сам прибежал позже, услышав звон стекла.
