отметила она.
– Больше, чем хотелось бы. Всегда хорошо понимать, с какой целью кто-то посылает тебя на смерть.
Луна замялась, отведя в сторону синие глаза.
– На тебя тоже взвалилось больше, чем следовало. Ты ведь вернул себе часть души?
Вместо ответа я снял звезду-подвеску. Орнега осмотрела меня и надменно усмехнулась:
– Мне так нравится больше.
– А мне – не особо, – ответил я, возвращая украшение на место. – Ты пришла только объясниться?
Она бросила мне небольшой свиток.
– Выполняю роль гонца. Первый и последний раз. – Она глубоко вздохнула, явно радуясь этой мысли. – Теперь наконец могу и собой заняться.
– Куда-то отправишься?
– В прекрасное «как можно дальше отсюда».
Я отвернулся, пытаясь вскрыть свиток.
– От кого это?
Но по балкону уже растекся фиолетовый дым, унесший Луну в ее желанные дали. Я только пожал плечами и развернул посылку. Стоило мне сделать это, как на ладонь упал странный предмет. Перламутровая линза в серебряной оправе с измерительными метками. Я взглянул на приложенную к свертку записку, и сердце мое замерло. Почерк был знакомым.
Пока мы странствовали вместе, я заметил, что ты стал тревожиться за свою память. Потому, надеюсь, ты оценишь подарок. Это мемориум. Отдавай ему слои своей памяти, лишь посмотри сквозь линзу. Из него ничего не исчезнет, и ты всегда при желании сможешь увидеть все, что когда-либо видел и чувствовал.
Мы разобрались с дэларами, проникшими в Армию Света. Темная угроза по-прежнему висит над всеми нами. Но мы ее переживем, как и всегда. Я искренне верю и надеюсь, что мы встретимся снова. Если не скоро, то однажды. А пока этого не случилось, я буду наблюдать за Землей. Постараюсь издалека оградить тебя от всех опасностей, но и ты будь осторожнее. Постарайся привлекать как можно меньше внимания, хорошо?
Будь стойким, Максимус. Надеюсь, ты веришь в себя так же, как я в тебя.
На темном небе, в котором сияло так много звезд, что они, казалось, могли пересыпаться через край, сияло созвездие Скорпиона. В самом его центре, точно бьющееся сердце, мерцал Антарес. Я все еще слегка сердился на него, хотел поговорить. Но он лишь молчаливо внимал мне, наблюдая с далеких небес. То было большее, на что он теперь оказался способен. И даже за это немногое я был ему благодарен.
* * *
Вокруг царил мрак, лица на барельефах отражали слабый бледно-голубой свет своими гладкими контурами. Бетельгейзе стояла перед крупной проекцией одной из префектур, когда Альдебаран возник прямо за ее спиной. Звезда это почувствовала, а потому, не обернувшись, сказала:
– Мне жаль, что даже при моем обещании не нарушать твоей свободы ты вынужден вновь оказываться рядом со мной.
Она неодобрительно скрестила руки на груди. Альдебаран осмотрел ее строгий белый костюм и пышную реку волос, в которую были вколоты драгоценные голубоватые камни, едва сияющие в темноте. Алый цвет прядей поблек, как и сама Бетельгейзе. Блеск в глазах угас; вся она будто бы покрылась пылью и утратила краски. Восстанавливаться после Апогея ей предстояло еще долго, но все лучше, чем отправиться в сомниум или погибнуть.
Эквилибрум звучно усмехнулся:
– Ты единственная, кому я счастлив помогать в любое время. Потому не сильно об этом тревожься.
Главное условие вечной доминумной связи – привязанный должен время от времени появляться возле своего Доминума. Его тащило к нему сквозь пространство. За ослушание Альдебаран мог растворить свою душу в Обли– вионе.
– Я все хотел узнать, как тебе стало известно о моем состоянии.
Бетельгейзе обернулась со смешанным выражением.
– Мне прислали весть, насколько ты плох. Должно быть, кто-то из твоих подчиненных.
Альдебаран замер. Никто из приближенных не знал об Обливионе. Кроме пары душ, но Зербраг вряд ли стал бы помогать после вспоротой глотки. Оставался один вариант. Префект не сдержался и натянул уголок рта в ухмылке.
– Какие у нас дальнейшие планы? – спросил он, подходя ближе.
Бетельгейзе в задумчивости поднесла ладонь к красным губам, быстро бегая глазами по карте.
– С этого момента у нас с тобой одна задача, – сказала она, обходя круглую проекцию по кругу. – Я хочу выяснить, где на самом деле был Зербраг и что он делал во время своего похода. Искал ли он Маяки, как и заявлял, или делал нечто иное? Я не желаю упускать его из виду. – Звезда резко подняла свои яркие глаза на Альдебарана. – Мы будем наблюдать за ним. Он не доверяет Антаресу и от своего не отступится. Он слишком долго к этому шел. И если Зербраг действительно что-то задумал, мы должны быть наготове. Самое страшное, что может произойти, – не просто война с Тьмой. А война с самими собой. Мы обязаны помочь Антаресу в критический момент. Тени сгущаются, Альдебаран. Сгущаются в самом Свете. Ты поможешь мне?
Он кивнул.
– Под покровом Тьмы и в сиянии Света. Я всегда буду рядом.
* * *
Мы со Стефаном сидели в пустой Манипуляционной. Среди протекторов никто, кроме него, не знал о моей тайне. Я молчал о его бессмертии, а он – о моей звезданутости, все было по-честному. Мне казалось правильным скрывать сей факт. Протекторы могли обо всем рассказать эквилибрумам, и кто знает, как те среагируют, узнав, что Антарес Непогасимый имеет сына.
Пока я делал заметки в блокноте, то не заметил, как Стеф поднес горящую зажигалку к моей ладони.
– Проверку на термостойкость тоже проходишь, – заметил он.
– Какого хрена?! – возмутился я, отдернув руку.
Мы то и дело занимались тем, что проверяли мои новые способности и отслеживали изменения. Не все из них были хорошими. Тело снова перестраивалось, прямо как когда Антарес забрал у меня осколок много лет назад. Усталость и боль постепенно накатывали, и я знал, что дальше будет только хуже.
– Если нас накроет волной огня, буду знать, за кем ныкаться. – Стефан убрал зажигалку.
– Ты бессмертный, – с прищуром напомнил я.
– Да, но сгорать заживо – такое себе удовольствие, не рекомендую.
Я отвернулся и оглядел ниши с рисунками. Не сразу, но взгляд упал на тринадцать Первородных меток. Чем дольше я вглядывался в них, тем явственнее по спине пробегал холодок. Символ Света – четырехконечная звезда. Символ Тьмы – водоворот.
Я встал с места и неторопливо подошел к ним, разглядывая метки словно в первый раз.
– Они же ни за кем не закреплены, да?
– Так говорят, – бросил Стеф, подперев лицо рукой и лениво рассматривая мои записи. – Слишком уж сильными были бы носители. Это же самые сложные и самые мощные метки для манипулирования. Но кто-то верит, что они вроде как живые или около того. Много баек и
