спастись от этого миража. Снова распахивает глаза.
– Моя… моя подвеска, – произносит он с хрипом.
Лун Чэнь сдавленно всхлипывает, но подзывает свой меч, одним движением направляя его к подвеске, чтобы подцепить ее и вернуть обратно. Он вкладывает ледяной белый нефрит в руку Лун Байхуа и сжимает его пальцы, накрывая своей ладонью.
Лун Байхуа замечает кровь на белом драконе. Кровь Ван Сяоши. Все тело содрогается в агонии, но он не может даже закричать.
– Байхуа, – плачет Лун Чэнь. – Прошу, борись! Брат…
Нет.
Лицо брата на мгновение светлеет, когда Лун Байхуа все же концентрируется, чтобы привести в движение его духовные силы с помощью своего ядра. Он с огромным трудом приподнимает вторую руку и подносит ее к груди брата. Пальцы неконтролируемо дрожат, но он заставляет себя двигаться…
…и посылает единым потоком все духовные силы в его тело, вырывая их из себя без остатка.
Мир вздрагивает.
– Байхуа, – шепчет Лун Чэнь. – Нет! Нет-нет-нет! Что ты наделал?! Байхуа!
Так правильно. Так будет правильно.
Лун Байхуа сильнее сжимает в руке белого дракона, и это последнее движение, которое ему позволяет собственное тело.
Его глаза закрываются. В груди будто что-то ломается, трескается, как тонкий лед.
Лун Чэнь кричит. Он плачет навзрыд. Лун Байхуа хочет попросить у него прощения, но у него больше не осталось сил.
Ему холодно. Бесконечно, безумно холодно. И лишь на самых кончиках пальцев, которыми он стискивает свою поясную подвеску, еще остается тепло.
В какой-то момент оно становится обжигающим.
Мир проносится перед глазами смазанной пестрой картинкой.
И превращается в ничто.
* * *
Лун Ань вздрогнул всем телом от боли в груди такой силы, что он едва не закричал от нее. Внутри все жгло, горело огнем в солнечном сплетении, словно плавились ребра. Он открыл глаза, но увидел сначала только темноту, пока в ней не начали плавать цветные пятна, вспышки, которые то гасли, то появлялись снова.
Он услышал сдавленный стон.
Ван Цин…
– Ван Цин!
Заставив себя сконцентрироваться, он с трудом вынырнул из этой темноты. Голова кружилась, но гораздо важнее было понять, что с Ван Цином. Когда Лун Ань увидел его, он похолодел.
Ван Цин уже не держал его за руки, как в самом начале медитации. Он сидел, отвернувшись в сторону и пытаясь вдохнуть, но у него получалось лишь хватать ртом воздух, давясь им до рвотных позывов. Доктор Фа держала его за плечи, и на ней лица не было.
– А-Цин! А-Цин, ты слышишь меня? А-Цин! – звала она.
Лун Ань подался вперед, желая придержать его. Руки не подчинялись, но он все же протянул их к нему. Ван Цин вдруг отшатнулся, вцепляясь пальцами в мягкое ковровое покрытие на полу.
Его колотило. Лицо было бледным и влажным от испарины.
– Ван Цин, – позвал Лун Ань.
Ван Цин помотал головой, продолжая втягивать воздух маленькими порциями. Он поднялся, несмотря на попытки доктора Фа схватить его за руки. Качнувшись, он рывком бросился к двери, не с первого раза сумев открыть ее, а после выбежал вон из комнаты.
Доктор Фа вскочила на ноги, но Лун Ань оказался быстрее. Тело подчинялось плохо, было ватным и тяжелым, но он не мог думать об этом.
Он догнал Ван Цина в коридоре, в котором уже давно никого не было. За окнами царила темнота. На этаже горели вытянутые лампы под потолком, и их свет слепил глаза, мешая нормально видеть.
– Ван Цин! – снова произнес Лун Ань, хватая его за плечи. – Стой. Куда ты? Куда…
Взгляд Ван Цина не был осмысленным. Он будто не видел его перед собой и смотрел куда-то в пространство. Его дыхание так и не восстановилось. Каждый вдох давался ему с таким трудом, что на это, казалось, уходили последние его силы.
Лун Ань крепче взял его за плечи. У него тоже дрожали руки, а пальцы сводило судорогой.
Ван Цин качнулся спиной к стене и, ткнувшись в нее лопатками, съехал по ней на пол. Лун Ань опустился перед ним на колени, но так и не смог заставить его посмотреть на себя.
– Дыши, – хрипло произнес он, – Ван Цин. – Он стиснул его ледяные руки и, наклонившись, прижался к его влажному лбу своим: – Дыши вместе со мной, Ван Цин… Умоляю, послушай меня. Пожалуйста.
Ван Цин снова шумно вдохнул – судорожно, сдавленно. Лун Ань отпустил его пальцы, погладил непослушными руками по лицу, снова пытаясь заглянуть в глаза.
Пустые, остекленевшие.
Он слышал шаги доктора Фа, которая тоже выскочила в коридор следом за ними, но не осмеливалась приблизиться. Лун Ань не смотрел на нее, лишь на Ван Цина. Он сам старался дышать ровнее, но получалось это плохо. Боль в груди стала только сильнее.
Ван Цин вдруг затих так резко, что Лун Аня на мгновение сковал ужас. Он снова позвал его, и тот наконец перевел на него взгляд.
– Я здесь, – сказал Лун Ань. – Смотри на меня, Ван Цин…
Он не с первой попытки убрал дрожащими пальцами прядку волос, прилипшую к его щеке. Провел ими по лицу. Ван Цин сглотнул.
– Зачем? – еле слышно произнес он. – Зачем ты…
– Что? Ван Цин…
– Байхуа.
Лун Ань вздрогнул. Какая-то часть его вдруг отозвалась на это имя, дернулась внутри, забилась, как в агонии. Он попытался ответить, сказать хоть что-то, но горло так сжалось, что не получилось выдавить из себя ни звука.
Ван Цин моргнул. По его щекам потекли слезы. Одна за другой они срывались с ресниц, но он продолжал смотреть на Лун Аня. В следующее мгновение он подался вперед, сжавшись, и заплакал навзрыд – в крик.
У Лун Аня перед глазами встала темная пелена. Он рывком притянул Ван Цина к себе, прижал его голову к груди, закрывая руками от искусственного света ламп в коридоре и от всего мира.
– Нет… Нет-нет-нет, – надрывно повторял Ван Цин снова и снова, давясь воздухом и слезами. – Нет, умоляю, не надо. Пожалуйста…
– Ван Цин, – прошептал Лун Ань, обнимая его крепче, потому что это все, что ему осталось, все, что он мог сделать, сам задыхаясь от боли и осознания, которое обрушивалось, как цунами после страшного землетрясения. Волнами поверх всего мира. Одна за другой.
– Я не могу… – сдавленно произнес Ван Цин. Из его горла вырывались громкие всхлипы. Он рассыпался на части, а Лун Ань совершенно ничего не мог с этим сделать.
Ничего.
Он зажмурился, сам только в этот момент понимая, что плачет. Каждая слеза горела на коже огнем, будто оставляя на ней ожог. Весь мир
