он хотя бы не принесет вреда больше, чем уже принес.
– Договор не позволит его вернуть.
– Договор…
– Договор невозможно разорвать, пока выполняются его условия.
– Значит, пусть спит.
– Я дам ему сон о небе.
Два голоса накладывались друг на друга, порождая бесконечное эхо, и слова перетекали одно в другое, сливаясь в неразборчивую колыбельную, монотонную и бесконечную. Финист зажал уши, но это не помогло, зажмурился, но и сквозь веки видел пристальный взгляд черных глаз.
Когда пугающее многоголосье стихло, он открыл глаза. В ушах шумело, а пульс сбивался – как перед чем-то жутким.
Соколица стояла перед ним, уже привычная, светлая, только мерцание поблекло и таяло с каждым вздохом.
– Ты все равно лишился неба. Здесь, без вечного напоминания о нем, без вечного соблазна, тебе же самому будет лучше. Разве не так?
Финист расхохотался, узнавая собственные слова, брошенные ей в лицо в пещере, где он прятал Марью. Они вернулись к нему и впились в него, растравляя старую ненависть к самому себе.
А когда он замолк и с трудом восстановил дыхание, света уже не было.
Он остался один.
* * *
Хозяйка снова открыла коридор, и гора стонала, когда новая пещера росла в ней, прорезая скалу вглубь. Неровный, выщербленный пол крутыми ступенями уходил вниз, низкий свод нависал прямо над головой – того и гляди лоб разобьешь. Мелкий песок сыпался за шиворот, когда гора вздыхала, вялые светляки мерцали слабо и неровно, мигали, как перегорающая лампочка. От тяжелого, спертого воздуха разболелось в груди, а перед глазами поползли темные пятна. Марья цеплялась за стену влажными руками и только на упрямстве шла вперед.
Тело Андара несла хозяйка, даже не замечая его веса. В ее руках он казался игрушечным, хоть и был не ниже ростом.
Марья шла последней. Когда старик выбился из сил и споткнулся, прижался к стене, она подхватила его под руку, подставила плечо. Он оперся на нее с благодарным взглядом, но не нарушил траурную тишину.
К затхлому, сырому запаху скоро начала примешиваться лесная гниль. Если смотреть краем глаза, то даже в полумраке темнели на стенах уродливые наросты мха, язвами изъедающие скалу. Марья ежилась и уверяла себя, что ей кажется, старалась смотреть только под ноги – все яснее и яснее ей чудился призрачный волчий череп вокруг лица старика.
Он медленно, с трудом перебирал костяные бусины на шее, оглаживал резные амулеты и что-то бормотал. Марья хотела бы не прислушиваться, но слова сами текли в ее разум, как бы она ни старалась отвлечься.
– Лес сжимает и сжимает скорлупку мира в своих тленных объятиях, и недолго ждать оставалось, пока она треснет. Но что я могу сделать? Что будет дальше?
Марья и сама хотела бы это знать.
В лицо дохнуло холодом неподвижных ледников, и они вышли к берегу озера – черная вода едва отражала мерцание светляков, низкий свод нависал над водой, некоторые сталактиты касались воды. Ни ряби, ни движения воздуха – только спокойная и величественная неподвижность смерти.
У самой кромки воды они остановились. Никто не осмелился опустить взгляд на воду. Старик подошел к хозяйке, коснулся волос Андара – лицо его, запрокинутое, казалось спящим. Позови – и тут же проснется.
Старик подцепил одну из прядей дрожащими пальцами, но отпустил ее и отступил.
– Раздумываешь, не взять ли на память? – Хозяйка склонила голову к плечу.
Старик поднял на нее слезящиеся глаза.
– Дурная это идея – привязывать мертвых. Пусть уходит свободным. Рано или поздно я его догоню.
Марья поежилась от тоски и усталости, звучащих в его словах, и вспомнила о родителях: с грустью об отце и с облегчением о матери. Как можно вообще не вспоминать своих мертвых, не печалиться о них, не хранить их образ? Она прикусила щеку изнутри и мотнула головой – может, ей и вправду было бы легче, если б не постоянные мысли: «А что бы сказал отец, а что бы подумала Аня».
Внутри тут же кошки заскреблись, и Марья хоть на миг попыталась не думать о том, что потеряла, может быть, единственный шанс помочь сестре.
– Его нужно отнести глубже в воду. – Глаза хозяйки тускло светились. – Но я и пальцем не коснусь зеркала.
Старик потянулся забрать тело, обнять в последний раз, но Марья остановила его, неуверенно коснулась его плеча:
– Думаю, мне хватит сил.
Он взглянул на нее так, что Марья шагнула назад и поежилась. Ей казалось, что взглядом с нее содрали кожу и обнажили самое нутро. Она скрестила руки, чтоб хоть как-то закрыться от него, а потом на лице старика мелькнула жалость. Он потянулся к ней, но Марья уклонилась, только спросила чуть агрессивнее, чем хотела:
– Ну так что? Доверите мне?
Старик хотел остановить ее, но не успел: хозяйка уже протянула ей Андара – пустую, тронутую черной гнилью оболочку. Марье не хватило бы сил поднять его на руки, и она забросила руку на плечо, обхватила его поперек груди.
Шагнула к воде.
– Только не смотри в воду, – запоздало выдохнул старик ей в спину. Марья замерла на миг и кивнула.
Зеркальная гладь раскололась, пошла волнами – не кругами расходилась вода вокруг ее ног, а странными, изломанными линиями, словно трещины бежали по льду. Первые несколько шагов дались тяжело, она едва шла, сгибаясь все ниже и ниже, а потом отмель кончилась, и Марья провалилась в воду по колено.
Она смотрела вверх, на Андара, но только не под ноги, хотя что-то внутри и подмывало взглянуть на свое отражение. Ведь если то, что хозяйка рассказала об озере, правда, то это все, что Марья заслужила.
Идти стало легче – вода сама держала тело, выталкивала его на поверхность, словно насквозь была солона, солонее слез. Она норовила вырвать Андара из рук Марьи и унести, словно дремотное подземное озеро прятало под гладью мощное неумолимое течение, течение, которое чувствовали только мертвые.
Когда вода стала по пояс, Марья уже не могла удерживать тело, руки совсем ослабли и мелко дрожали от тянущей боли в мышцах. Да и какая разница, продержит она его в последних объятиях на минуту или две дольше или нет? Легче от этого не станет, и ничего не исправит.
Зажмурившись, она уложила тело, позволила воде баюкать его на темном течении. Марья склонилась над ним, поцеловала в лоб, и только после этого отпустила. Она распахнула глаза, думая, что успеет закрыть их, когда вода унесет Андара в мир мертвых.
Несколько секунд черная гладь держала тело, позволяя ей запомнить этот момент, а затем
