Тем временем Кейн осознает неведомым способом, что публика уже собралась.
– Всем привет, – бросает он с мрачным весельем. – Меня вы, суки, знаете, представляться не стану. Перейдем к делу.
Он встает.
– Знаю, есть люди, которые думают: «Тоже мне, проблема – мы еще отвоюем колонии. Мы найдем способ обойти трансферный щит и тогда пошлем туда актеров, и танки, и автоматы, и прочую хрень». Точно знаю, есть такие люди. Кое с кем из них я сейчас разговариваю.
Я знаю, что вы думаете: что превосходство в числе и технике позволит вам творить что вздумается. А мы ни хрена не сможем с этим поделать. Так знаете что?
Я пришел объяснить, насколько вы ошибаетесь.
Мы можем отбить удар.
Он отступает за обточенную ветрами груду валунов из песчаника, и Дж’Тан следует за ним. Кейн смотрит вниз со склона пологого холма. В мутной дали виднеются какие-то дома. Солнце садится, и в окнах зажигаются огни.
– Конечно, вы можете найти способ вернуться в Поднебесье. А я хотел показать вам, что мы в силах попасть на Землю.
Он указывает вниз.
– Видите эти дома? Узнаете?
Марк Вило, единственный в Совете попечителей – узнает.
«Твою мать, – мелькает у него в голове. – Это же мой дом».
Кто-то хватает Дж’Тана со спины – возможно, сам Кейн – и несет по воздуху: внизу расстилается пустыня, и поместье приближается с ужасающей быстротой.
В уборной Марк Вило нашаривает полупрозрачную клавишу на панели рядом с унитазом, и по всей усадьбе начинают выть сирены.
Дж’Тан опускается на краю бассейна, у искусственного водопада. Вопли сигнализации, кажется, пробуждают в сердце Кейна жестокое веселье.
– А теперь подумайте, – говорит он. – Все. Вы можете достать нас. А теперь и мы в силах до вас дотянуться. Мы знаем, что могут сделать ваши танки с нашими городами. А теперь представьте, что натворит в Нью-Йорке один дракон. Представьте, что вы застряли в чикагском небоскребе, когда скальные чародеи превратят его фундамент в кисель.
Только представьте.
Общее мнение Совета сводится к тому, что Кейн блефует. Гномы? Драконы? Магия в таких масштабах не может применяться на Земле…
Словно в ответ, Кейн отворачивается от Дж’Тана.
– Ма’элКот!
С его вытянутых рук срывается струя алого пламени, и здание перед ним разлетается на куски.
Кейн с ухмылкой взирает на пожар.
Потом снова наклоняется к Дж’Тану. Озаренное пламенем лицо кажется бесовской маской.
– Марк, старина, ты дома? Тук-тук, блин!
Охранники «Вило Интерконтинентал», обороняющие поместье, едва успевают выхватить оружие, прежде чем Кейн сметает их огненным цунами. Он идет по поместью, и самый взгляд его воспламеняет даже кирпичные стены.
Достигнув центрального корпуса, он голыми руками разрывает усиленную углеволокном керамическую броню парадных дверей. Кулаки его крушат кирпич и бетон. Кейн скрывается в доме, и актер беспомощно смотрит ему вслед.
Из поля зрения Совета он исчезает. Но Марк Вило видит его, когда Кейн срывает с петель дверь клозета. Наполовину погруженному в коллективное сознание Совета Вило Кейн видится полупрозрачным, как бы не вполне реальным, но от этого еще страшнее.
– Не думал, что сдохнешь на толчке, а?
– Хэри, – бормочет он. – Хэри, господи боже мой…
– И кто твой бог?
– Хэри, я тебя умоляю, пожалуйста… малыш, вспомни, сколько я для тебя сделал… я сотворил тебя. Ты же не можешь…
Кейн качает головой.
– На всем белом свете, Марк, на том и этом свете… – Губы его растягиваются в хищном, холодном оскале. – Именно тебе бы следовало знать, что не стоит трогать мою семью.
Это последнее, что видит Вило: в первой же волне пламени глазные яблоки его лопаются, вскипев. Но он успевает еще услышать собственный предсмертный вопль.
Совету попечителей, взирающему на усадьбу глазами Дж’Тана, кажется, что в доме взрывается объемная бомба. Актера сбивает с ног, взрывной волной проносит над роскошной лужайкой перед парадными дверями поместья в пустыне, и швыряет, задыхающегося и оглушенного, наземь. На несколько мгновений СП позволяет себе поверить, что Кейн погиб при взрыве, но затем тот выходит из бушующего пламени. Невредимый.
Неопаленный.
– Хотели воевать? – бросает он с тем же мрачным, жестоким весельем. – Вперед.
Он склоняется над Дж’Таном так низко, что зубы его заполняют весь мир.
– С этого дня Студии остаются без работы. Компания «Поднебесье» – тоже.
Поднебесье закрыто .
Он прикрывает лицо Дж’Тана руками.
– Всем спасибо, все свободны.
Свет в глазах последнего актера стягивается в точку и гаснет.
Итак.
Вот он – я.
Сижу за столом. Голова полна историй.
В них так много героев: Хэри, и Кейн; Райте, и Кейнова Погибель, Эвери Шенкс, и Кайренал, и Дамон из Джантоген-Блафф…
Разумеется, Тан’элКот.
И, наверное, – как водится, на свой манер – даже я сам.
Помню, читал где-то, что мифы – это наш способ втискивать реальность в рамки; мифы дарят нам иллюзию порядка в хаосе бытия.
Не уверен, что когда-нибудь пойму смысл жизни вполне, но, кажется, я нашел способ выжить, и не понимая. Я поведу свой рассказ как сумею, и пусть он сам ищет себе мораль. А если не найдется под рукой мифов, чтобы придать смысл нелепостям моей судьбы, я их придумаю по ходу дела.
Мой рассказ начинается:
Есть сказание о близнецах, рожденных от разных матерей.
Один по натуре своей – мрак, другой – свет. Один богат, второй – нищ. Один жесток, второй – мягок. Один вечно моложав, другой постарел до срока.
Один из них смертен.
Они не родня по крови или духу. И все же – близнецы.
Оба живут, не зная, что они – братья.
Оба гибнут в бою со слепым богом.
Иные говорят, что Время – это молот; что каждый миг оно наносит удар, превращая валуны в гальку, водопады – в ущелья, скалы – в песок.
Другие утверждают, что Время – это клинок; они зрят, как танцует бритвенное острие, будто ядовитая змея, изготовившись к броску, всегда готовое нанести мгновенный смертельный удар.
Но есть такие, кто скажет: Время – это молот и Время – это клинок.
Они говорят, что молот – это киянка скульптора, а клинок – его резец; что каждый удар открывает, оттачивает, доводит до совершенства истину и красоту, которые без него оставались бы скрыты в бесформенном мертвом камне.
И эти слова нареку я – мудростью.
Карлофф, Борис – голливудский актер немого кино. Прославился исполнением ролей в фильмах ужасов, в частности, ролью чудовища Франкенштейна. (Здесь и далее примеч. пер. )
