земли по эту сторону Срединного моря, эти острова тоже перейдут им. По-видимому, у Аттолии с этим медийцем столь же близкие отношения, какие приписывают нам с тобой.
– Орнон говорил, если бы не медиец, она бы меня повесила, – отозвался Эвгенидес. Орноном звали посла, которого Эддис отправила в Аттолию спасать своего вора.
– А ты сам не помнишь?
Эвгенидес покачал головой:
– Эта часть как в тумане.
Эддис не стала спрашивать, какие воспоминания запечатлелись четче. Можно было догадаться.
– Тогда, по-видимому, я перед ним в долгу, – сказала она.
Передние ножки кресла внезапно стукнулись об пол, он открыл глаза и ожег ее взглядом. Обиделся.
– Я что, должна желать тебе смерти, Ген? – спросила она.
Они впились друг в друга глазами. В конце концов он вздернул голову и заявил:
– Нет, ты не обязана желать мне смерти и не обязана чувствовать себя в долгу перед этим негодяем медийцем, а я не обязан выслушивать нотации о жалости к себе и не желаю слышать о том, что в этой стране люди каждую зиму теряют руки и ноги из-за обморожений.
Он снова откинул кресло к стене и с угрюмым видом скрестил руки на груди.
– Ген, ты сегодня обидчивый?
Он вздохнул:
– Да ну тебя.
– Сколько народу лишаются рук и ног из-за обморожений за одну зиму? – мягко спросила она.
– Не так уж много. Обычно теряют только пальцы. Думаю, несколько человек.
– Это тебе Гален сказал?
– Угу.
– Он весьма тактичен.
Эвгенидес горько улыбнулся:
– Я сам его спросил.
Она ответила такой же горькой улыбкой.
– О чем ты думаешь, когда смотришь вот так? – спросил Эвгенидес.
– Руки чешутся убить королеву Аттолии, – призналась Эддис.
Эвгенидес встал, повернулся к ней спиной, выглянул в узкое, глубоко утопленное в стену окно.
– Ненавижу того медийца, – произнес он.
– Ген, руку тебе отрубил не он, а Аттолия, – напомнила Эддис.
Эвгенидес пожал плечами:
– Если бы меня повесили, началась бы война?
– Да, – ответила Эддис. И, не в силах врать, добавила: – Может быть.
– Значит, война началась вот из-за этого. – Он поднял искалеченную руку. – Можешь это отрицать?
– Не могу, – сдалась Эддис. – Но, как я уже сказала, руку тебе отрубила Аттолия.
– Из-за медийца, – ответил Эвгенидес. – Если бы он не выступил, она бы меня повесила. Орнон разозлил ее так, что она была готова меня четвертовать. Правда, – в свою очередь не стал врать он, – мне бы не очень хотелось быть четвертованным.
– А мог ли медиец предвидеть, что разжигает войну? – спросила Эддис.
– Еще как мог, – ответил вор.
Эддис притихла, глядя на стол, усеянный отчетами о военных потерях и затратах на войну с Аттолией.
– Тогда я не считаю, что я перед ним в долгу. – Она окинула взглядом ворох бумаг, где перечислялись оставшиеся у нее ресурсы, численность армии, поставки провизии, боеприпасы. – Он расставил в проливах войсковые транспортные корабли, – сообщила королева. – Они, как вороны, только и ждут, чтобы наброситься на мертвые тела. Интересно, знает ли Аттолия.
* * *
Аттолия знала. Еще до того, как эти корабли покинули свою гавань, она знала, что они посланы патрулировать ее берега. Знала, сколько их, много ли на них живой силы и пушек. Знала, что ее бароны информированы столь же хорошо. В последнее время они притихли, словно птички, прячущиеся в кустах, когда на охоту выходит лиса. И еще знала: ей повезло, что медийский император отправил к ней посла, привлекательного не только политически, но и внешне. Все ее придворные знали, что королева не выносит лести, и редко прибегали к ней, однако лесть Нахусереша она принимала с улыбкой, радуясь комплиментам, которыми он ее осыпал. И даже больше его комплиментов ей нравилось видеть смятение на лицах баронов, когда те смотрели, как она опускает глазки и трепещет ресницами, точь-в-точь как молодые служанки, кокетничающие со своими ухажерами. Аттолии нравилось быть рядом с медийцем. Нравилось изображать перед ним милую женщину, а не королеву-воительницу. Когда Нахусереш сопровождал ее, она охотно выслушивала его остроты, благосклонно принимала двусмысленные ласки – он частенько брал ее под руку или склонялся чуть ближе, чем позволяли приличия. Она надеялась, что никто не расскажет Нахусерешу, как она обошлась со своим последним воздыхателем, – хотя, возможно, если бы медиец узнал об этом, то стал бы ухаживать еще настойчивее.
Ее служанки были полностью согласны с мнением своей госпожи о внешности медийца. По утрам и вечерам, одевая и причесывая королеву, они охотно перемывали ему косточки. Аттолия позволяла им сплетничать, лишь бы не выходили за рамки. Она с удовольствием слушала их болтовню, однако сама не принимала в ней участия.
– Говорят, медиец заказал себе новую тунику с золотой нитью и драгоценными камнями у воротника.
– Говорят, у него несколько гарнитуров с изумрудами, и лакей каждый раз перешивает их на ту одежду, какую он с утра соблаговолит выбрать.
– Купил бы других камней, – сказала Фрезина. Самая пожилая из служанок Аттолии, она сидела у окна и заштопывала подол одного из королевских платьев. – Таких, чтоб хорошо сочетались с рубинами. – Она бросила выразительный взгляд на рубины, вплетенные в волосы королевы.
Не у всякой служанки хватило бы смелости лукаво подтрунивать над своей госпожой. Однако Аттолия и впрямь часто улыбалась медийцу, позволяла при рукопожатии держать ее за руку на мгновение дольше положенного, а он называл ее «дорогая королева» или просто «моя дорогая».
– Таких, какие хорошо подходят к его бороде, – хихикнула другая служанка, помоложе. После ее опрометчивых слов повисло тягостное молчание. Служанки смущенно глядели на королеву.
– Хлоя, – сказала Аттолия.
– Да, ваше величество.
– Иди принеси мне что-нибудь.
– Что вам угодно, ваше величество?
– Не знаю. Пойди разберись.
– Слушаюсь, ваше величество, – пролепетала Хлоя и упорхнула.
После ее ухода разговор перешел на более безопасные темы.
Весь Эддис молился, чтобы пассатные северо-западные ветра установились как можно позже, и, словно в ответ, так оно и случилось. Саунис на оставшихся кораблях перевез свою армию на острова, чтобы защитить хотя бы то, что удастся. Аттолия беспрерывно атаковала и отвоевывала один остров за другим. Медиец нашептывал ей на ухо советы, и она внимательно слушала. Она всегда была хорошей слушательницей, и медиец видел, что его советы выполняются. Он был умелым военачальником, и Аттолия это ценила.
– Она знает о наших кораблях? – спросил его Камет.
– Сомневаюсь, – ответил медиец. – Все силы своей разведки она направила против баронов, стараясь удержать их в узде. Она имеет очень мало представления о том, что творится за пределами ее крохотной страны, и, похоже, не интересуется делами широкого мира. Подозреваю, она восседает на троне благодаря тем самым баронам, которых подозревает в измене. Не знаю, кто еще помогает ей удерживать власть.
– Вы спросите ее о посольстве на Киморене? Этот остров понадобится нам как база для высадки.
– Уже спросил. Она была настороже, ушла от ответа, но со временем я своего добьюсь. Не составит труда убедить ее, что посольство будет маленьким и безобидным, что его единственная задача – время от времени направлять посыльный корабль из нашей благожелательной империи в ее страну.
– Нам все равно нужен повод высадиться тут, на материке.
– Он у нас появился, – заверил посол. – Торопиться некуда. И как только мы закрепимся здесь, нас уже не сдвинуть.
* * *
Когда наконец начались северо-западные пассаты, Саунис отвел войска от островов. Маловероятно, что Аттолия, рискуя собственным флотом, нападет в разгар зимних штормов. А если все же рискнет, пусть островитяне защищаются сами. Свой флот он поставил в укрытых гаванях и вплотную занялся врагом на суше – Эддисом. То же самое сделала и Аттолия.
Горы защищали Эддис лучше всякой армии, но в обороне зияли бреши. Одной из них был Иркесский лес – полоса соснового бора, покрывавшая пологий склон. Он был легкой дорогой в горы. Однажды Саунис попытался провести там свое войско,
