в свой мешочек на шнурке. Щепотки песка достаточно. Но даже в таком случае заклинание не было лишено риска. Во-первых, это непривычное для нее занятие. Она никогда раньше не практиковала такого рода заклинания. А во-вторых, чары не могли создать что-то из ничего. Они только изменяли то, что уже существовало: развивали или убирали. Но если у Розы была музыка в костях, то, возможно, и у Рен тоже. В конце концов, она проводила каждый Белтейн, танцуя допоздна. Шен всегда дразнил ее за чувство ритма, но разве энтузиазм ничего не стоил?
Она задержалась под написанным маслом портретом своих родителей.
– Фортепиано принадлежало моему отцу, – произнесла Рен, вспомнив, что однажды рассказала ей Тея. – Говорят, он играл каждое утро перед завтраком. Иногда он будил птиц сладостью своей песни.
Она растерла крупинки между пальцами и торопливо прошептала в мир: «От земли до праха, в сомнениях умоляю, дай музыку сыграю». Кончики ее пальцев начало покалывать, как только песок исчез. Она повернулась и целеустремленно зашагала к инструменту.
– Давайте посмотрим, каких существ я смогу разбудить своей.
Ансель подошел к Рен.
– Какой композицией ты удостоишь нас, мой цветок? Ты упомянула, что была поклонницей Неллы Плюм. – Он указал на ноты – чернильно-черные кляксы, которые для Рен все выглядели одинаково. – Но я вижу, ты репетировала «Полет меланхолии» Клода Арчера.
– Ох, кто захочет меланхолию в такой и без того унылый день? – Рен устроилась перед фортепиано. – Думаю, я могу предложить вам одну из своих композиций.
Ансель поднял брови:
– О!
Рен размяла пальцы над клавишами. Должна ли она сначала нажать на маленькие черные или большие белые? Или и на те и другие одновременно?
– Она еще не закончена. – Она мило улыбнулась. – Прошу не судить строго.
– Конечно.
Половицы заскрипели, когда Тор подошел ближе.
Рен положила руки на клавиши. Она задержала дыхание и нажала на них, поморщившись от нестройного лязга. Ее пальцы дернулись. Они нашли свой путь к другому аккорду, на этот раз гармоничному. После этого еще к одному, а потом к следующему. Проворные пальцы скользили вверх и вниз по жемчужным клавишам, двигаясь так быстро, что ей приходилось мотать головой взад и вперед, чтобы не отставать. В результате получилась бодрая мелодия, подкрепленная веселым стаккато. Музыка навевала образы кролика, прыгающего по лугу, бабочки, летающей над цветами. Плечи Рен с облегчением опустились. Она ухмыльнулась Тору через плечо.
Он настоял на мелодии, она преподнесла ему ее. Внезапно она перестала контролировать ситуацию.
Руки Рен заплясали по клавишам, ее пальцы не поспевали за мелодией. «О нет!» Ее сердцебиение ускорилось, как и музыка, ноты жили своей жизнью и уже не создавали гармонию, а зазвучали как барабанный бой битвы. Пальцы Рен двигались все быстрее, музыка звучала громче.
Рен в ужасе посмотрела на свои руки. Чары начали ослабевать.
Ансель все еще стоял, облокотившись на крышку и изо всех сил старался кивать в такт.
Тор находился так близко, что Рен услышала его сдавленный смех.
Эльске проснулась и завыла, словно ей стало больно.
– Речной паук! – Рен убрала руки с клавиш и вскочила. Стул с резким грохотом опрокинулся. – На помощь! Кто-нибудь, на помощь!
Ансель бросился в бой, обогнул пианино и принялся искать паука на клавишах.
– Где, мой цветок? Покажи, и он будет быстро обезглавлен!
Рен нечетко указала на пианино:
– Вот! На полу! Ох, какой восьминогий прохвост. Он огромен!
Ансель опустился на четвереньки, чтобы осмотреть ножки пианино.
Тор не двигался.
– Речные пауки безвредные, Ваше Высочество.
– Тебе легко говорить, – завопила Рен. – Я… однажды я проглотила одного во сне и… и… чуть не задохнулась и не умерла!
– Проклятый мороз! – воскликнул Ансель. – Какой ужас!
Рен фыркнула:
– Это был самый страшный момент в моей жизни.
Тор вопросительно поднял брови.
Рен проигнорировала его. Эльске обнюхивала ее юбки. Она оттолкнула волчицу.
– Прошу прощения, но, боюсь, я должна удалиться. Это травма. Уверена, ты поймешь.
– О нет, какая жалость. – Ансель поник. Стоя на коленях под пианино, он выглядел так, словно собирался сделать предложение. Снова. – Мне ненавистно видеть, как ты уходишь так скоро.
– А мне не хочется покидать тебя, – произнесла в ответ Рен и присела в торопливом реверансе. Она бросилась прочь из комнаты, ее туфли грохотали по каменному полу. Эльске побежала за ней. Волчица вцепилась в ее мешочек на шнурке. Рен постаралась вырвать его, но он уже был в пасти волчицы.
«Шипящие водоросли!» Она присела, разжимая зубы зверя.
– Хорошая девочка. Отдай его обратно, пожалуйста.
Эльске покачала головой. Песок Орты рассыпался по каменному полу. Рен поползла к ней, пытаясь забрать мешочек.
– Сюда, волчок, волчок.
Тень упала на нее.
Тор свистнул:
– Эльске, отпусти!
Эльске бросила мешочек. Рен схватила его как раз в тот момент, когда на него опустилась волчья лапа. Шнурок порвался, и песок высыпался из мешочка.
– Нет-нет-нет! – Рен попыталась собрать песчинки, но они просеивались сквозь ее пальцы, становясь тусклыми и медными на каменном полу.
Эльске чихнула.
Рен выругалась.
– Что это такое? – спросил Тор, опускаясь.
Рен подобрала пустой мешочек и поднялась на ноги.
– Ничего, что касалось бы тебя.
Он собрал песчинки на палец и сдвинул брови.
– Это песок… – Он поднял голову. – Почему вы носите с собой песок?
– Это удобрение, – ровным голосом ответила Рен. – Для моих роз. Как ты думаешь, почему они вырастают такими прекрасными?
Тор медленно встал:
– Но он был у тебя и прошлой ночью. Внизу у…
– Тор! – Ансель просунул голову в дверной проем. – Здесь все в порядке?
– Похоже, Эльске немного беспокойна, – сказала Рен, прижимая пустой мешочек к груди. – Я просто посоветовала Тору вывести ее на прогулку. – Она развернулась и поспешила прочь, бросив прощальные слова через плечо: – Небольшой дождь время от времени полезен для солдата.
