выступили слёзы.
– Это запрещённый приём, – Киоко вытерла нос и перебралась на кровать.
– Можете подать на меня жалобу императорской дочери, она моя хозяйка.
– Так и сделаю, будь уверена.
Киоко затушила свечу в фонарике, зарылась в одеяло и выдохнула. Темнота внезапно показалась как никогда уютной и умиротворяющей.
– Покончим с этим днём, с меня достаточно.
– Хор-р-рошо, – Норико пристроилась рядом и заурчала, помогая измученной хозяйке провалиться в безмятежный сон.
Свет – к свету, тьма – к тьме
– Госпожа, пора просыпаться! – после возгласа Каи с шумом открылось окно и в комнату ворвался щебет птиц.
– Бесчеловечно, – пробормотала Киоко, не открывая глаз. – Я уже не ребёнок, зачем так рано вставать?
– Затем, что ваш отец приказал ничего не менять в вашем распорядке, чтобы вы не чувствовали себя плохо.
Киоко приоткрыла один глаз и уставилась на Каю.
– Действительно? Он так и сказал?
– Почти. Он сказал, что вы не должны чувствовать перемен. Придерживаться прошлого распорядка – моё предложение. Хорошо я придумала, правда? – она улыбнулась.
– Неправда, – прохрипела Киоко.
Вставать не хотелось. Там, за пределами кровати, ее ждали бесконечные тревоги и полная неизвестность. Здесь, под одеялом, было не в пример спокойнее.
– Я оставлю воду и скоро вернусь с одеждой, – Кая направилась к сёдзи.
– А если я опять усну?
– Полагаю, птицы не дадут вам этого сделать.
Дверь закрылась. Киоко вздохнула и потянулась, тело возмущенно хрустнуло где-то возле шеи.
– Вставай, до завтрака у нас есть время на твои упражнения, – донёсся с пола голос Норико.
Киоко застонала.
– В шестнадцать лет я должна была покончить с учёбой, а не начинать новую, – но послушно отбросила одеяло в сторону и поднялась, чтобы умыться.
– И кого ты пытаешься ввести в заблуждение? Да ты сама небось рада, что тебе есть чем заняться. Всё лучше, чем застрять дома, как все эти ваши дамы, – последнее слово прозвучало с таким презрением, что Киоко стало не по себе. У неё не было подруг среди придворных дам, но она не относилась к ним высокомерно, или, во всяком случае, старалась понимать – все они женщины, выросшие в одних традициях.
– Знаешь, для кошки ты слишком наглая.
– И со многими кошками, кроме меня, ты знакома? – Норико потрогала лапой воду в тазу.
– Нет, но я о них читала. Они милые создания. Лежат, урчат, играют с катушками ниток. А верх их наглости – стащить еду у хозяина. Надеюсь, ты вылизала свою лапу перед тем, как опускать её в воду для моего лица?
– Кошки в сомнительных рассказах и кошки в жизни – разные существа, уж поверь. И нет, зачем, если после воды её снова надо вылизывать? – она уселась и начала слизывать капельки с шерсти.
– Ты зло, – Киоко зачерпнула немного воды и брызнула в Норико. Та зашипела и отпрыгнула.
– Это я-то после этого зло? Ну и сиди тут одна, – она выскочила в окно и скрылась в саду. Это произошло так быстро, что Киоко даже сказать ничего не успела. Её неуверенное «постой» так и не сорвалось с языка. Наверное, не стоило ей так злить бакэнэко, но в это утро Киоко особенно сильно не хотелось выслушивать колкости в свой адрес.
Она обвела взглядом опустевшую комнату и заметила свёртки в углу, оставшиеся там со вчерашнего вечера. Подарок Иоши они открыли, а вот другие два так и не трогали. Киоко подошла и развернула наряд. Он действительно был очень тонким – всего два кимоно: бирюзовое и верхнее синее с вышивкой, изображающей рябь на воде и морскую прибрежную пену в ветреную погоду. Шёлк просвечивал и переливался, создавая из сочетания всего двух цветов множество оттенков в складках, – живое море, в которое можно облачиться. Удивительный наряд.
Но как всё-таки странно, что мать Хотэку сшила в точности тот наряд, который ей снился… Да ещё такой необычный, даже… вызывающий.
Но в память врезался тот миг на озере. Она стояла, обёрнутая тонкими тканями, и чувствовала ветер всем своим телом. Такого никогда не бывало в жизни. Не могло быть, ведь никакой ветер не проберётся под толщу обычных одежд. Этот наряд давал чувство свободы, какого не бывало у неё с детства. С тех самых пор, как умер Хидэаки, с того дня, как она перестала в одном только лёгком кимоно выбегать на балкон, чтобы встретить рассвет.
– Киоко-химэ, – в двери появилась Кая с горой шелка в руках, которая, видимо, предназначалась для Киоко, – я принесла ваше облачение.
Киоко посмотрела на ворох ткани в руках Каи, на кимоно в своих и неожиданно для самой себя произнесла:
– Я хочу надеть новый наряд.
Кая с сомнением покосилась на подарок.
– Вы уверены? Я не могу вам запретить, но это несколько…
– Вызывающе? Да, я знаю, но он изумителен – я очень хочу его надеть. А еще, Кая, – Киоко широко улыбнулась, – давай поставим новую ширму? Она такая красивая, хочу одеться за ней.
– Она и правда красива, – Кая послушно сменила неудобную тему и, оставив кимоно у кровати, подошла к оставшемуся подарку. Затем ловко установила ширму так, чтобы дракон смотрел в сторону кровати и входа в спальню.
Киоко зашла за ширму. С обратной стороны рисунок был бледным, терял всё величие, но всё ещё оставался прекрасным.
– Чудесно, давай начнем, – она улыбнулась и аккуратно повесила одежду на одну из створок. Кая помогла ей справиться с нарядом – и это заняло непривычно мало времени.
Киоко осторожно высунула руку из-за ширмы так, чтобы с обратной стороны было видно только рукав.
– Кажется, с этим нарядом такие игры теряют всякий смысл, – Кая покачала головой. – Всего два слоя ткани.
– Пожалуй, ты права, – Киоко растерянно опустила руку и вышла из-за ширмы. – Что ж, хорошо, что у меня уже есть жених и мне не нужно привлекать неизвестных мужчин своим рукавом, – она усмехнулась. Кая снова покачала головой.
– Давайте ещё хотя бы верхнее кимоно наденем? – беспокоилась служанка. – А то совсем неприлично выглядит. Очень красиво, но вас не поймут…
– Меня и так никогда не понимают, – Киоко открыла шкатулку и извлекла оттуда заколку. – Могла бы ты как-нибудь красиво вплести мне её в волосы? Я не представляю, как это делается.
Кая недоумённо посмотрела на изящную палочку, украшенную цветком.
– Тоже не умеешь, да?
– Прошу прощения, Киоко-химэ, но при дворе ведь никто не закалывает волосы, разве что прислуга на кухне да поломойки… Меня этому не учили, когда готовили к служению вам… – она выглядела такой пристыженной, что Киоко самой стало неловко.
– Не волнуйся, конечно, я понимаю. Ничего, может быть, даритель мне подскажет, как этим пользоваться. Пожалуй, возьму с собой, – она опустила заколку в рукав и нежно улыбнулась Кае. Та только кивнула, молча соглашаясь.
– Но верхнее кимоно вы всё же наденьте…
– Хорошо, только одно!
Кая права, платье и так слишком… необычное. Красивое, бесспорно, но выйти в нём – всё равно что показаться в нижней одежде, если бы её так восхитительно расшивали.
– И подбери цвет и вышивку под стать. Не хочу портить кимоно чем-то неподходящим.
– Безусловно, госпожа, – в глазах служанки блеснула обида. Кая всегда безукоризненно подбирала наряды, не стоило заострять на этом её внимание…
Киоко всё ещё не давал покоя вопрос, как ей мог присниться наряд, который ей подарят. Хотя весь сон был странным, стоит ли удивляться такой мелочи…
– Вот, это будет отлично смотреться, – Кая подошла с кимоно в руках. Цвет его был глубоким, грозовым, – цвет дней, когда Ватацуми не в духе, – а к краям расходилась пенная вышивка, чуть более плотная и объёмная, чем на подаренном платье. Одно из её любимых кимоно. Киоко с благодарностью позволила Кае надеть и подпоясать наряд. Она чувствовала себя укутанной в море, и от этого на душе вдруг стало так спокойно…
– Спасибо, получилось изумительно. Ты прекраснейшая из прекраснейших, Кая! – Киоко улыбнулась широко и искренне, как улыбалась теперь очень редко, сохраняя положенную невозмутимость. Кая заслуживала всех её улыбок, она всегда была рядом и заботилась о ней всегда, всю её жизнь.
– На вас любой наряд выглядит изумительно, – Кая улыбнулась в ответ. – Вы выросли прекрасной женщиной,
