Дети войны - Влада Медведникова

31

Мне не хватает флейты.

Ладони помнят ее тело – холодное, безмолвное вначале, но оживающее с каждым звуком. Я помню, как дыхание согревает ее изнутри. Помню, как она становится частью меня, и клапаны скользят под пальцами, послушные мелодии, послушные мне: песня вырывается на волю, кричит и стонет голосом темноты. Голосом моего сердца.

Мне так нужна флейта сейчас.

Я смеюсь своим мыслям.

Мы, словно герои сказаний, плывем на поиски золотой флейты, существующей, быть может, лишь в пророчествах и легендах, – а я тоскую по той флейте, что провозгласила начало войны и сгинула в битве за Атанг. Это странно и глупо, и я не могу сдержать смех.

Море думает, что я смеюсь над ним.

Я стою, держась за поручень, смотрю на бездну, несущую нас. Она так устала за минувшую ночь, что не может быть грозной. Волны бегут вслед за кораблем, но не пенятся, море сейчас синее – глубокий, красивый цвет, ни следа вчерашней ярости. Небо безоблачно, в соленом ветре мне слышится просьба о перемирии.

Мне нужна флейта, чтобы спеть о триумфе.

Как вы, все хорошо? Это Кори, его мысль врывается в мою душу как взрыв: ослепительно-белая сердцевина смысла, пламенный ореол слов, а вокруг – искры, отголоски чувств. Я слышу тревогу, острую, как боль, и повторяю то, что сказал вчера Бете.

Все в порядке. Буря утихла. Я хочу, чтобы он увидел море, утомленное и спокойное, и знаю – он видит. Я хотел поблагодарить тебя.

За что? спрашивает Кори, и, забывшись, я говорю вслух:

– За то, что убедил Бету учиться.

Но Кори слышит меня – и на миг чертоги тайны кажутся мне реальнее океана. Я вижу темные скалы, вдыхаю воздух, пропитанный магией – я почти там. Хочу спросить о своих старших звездах, и о своих предвестниках, оставшихся на твердой земле, и обо всем, что происходит в нашем мире. Но говорю только:

Как вы?

Мы поем для вас, отвечает Кори, и я слышу эту песню. Она незнакома мне, но звучит в движении крови, в сияющем свете, текущем к моим звездам. Она повсюду: в воздухе, дыхании и мыслях. Я закрываю глаза, чувства переполняют сердце.

Но мне не выразить их, флейты нет со мной, и я молчу.

Мы поем для вас.

Эхо этих слов не стихает, будит воспоминания, чертоги тайны обступают меня. Я иду по палубе, привычно нахожу ускользающую опору; я вдыхаю ветер, чистый и горький. Смотрю вперед – но вглядываюсь в прошлое.

У правого борта на своем посту стоит Киэнар. Он вскидывает руку в приветствии, ловит мой взгляд. Кажется спокойным сейчас: ни одного лишнего жеста, и крылья прижаты к спине, почти незаметны. Но я знаю: он ждет моих слов.

Я не хочу говорить с ним, мне достаточно того, что море и небо доказали – я был прав. Я лишь киваю, прохожу мимо.

Мысли кружат среди воспоминаний, в чертогах тайны.

Мы поем для вас.

Не только сейчас – всегда. Я помню текучие, глубокие звуки – бесплотные голоса звезд. Они пели, когда я поднимался к ним.

Песни – высшая магия. Разящие, как темнота, сияющие светом источника, летящие вдаль – воплощение жизни, ее сила. Мне хотелось петь вместе со старшими звездами и петь одному, хотелось зачерпнуть звук ладонями, пить его, как воду. Но меня не учили петь, я родился для другой судьбы.

«Песни останутся с тобой, – говорили старшие звезды. – Коснись их темнотой, она запомнит самую суть песни». И темнота текла к ним, кружилась, сияла звуком, возвращалась в глубины моего сердца.

Я там, где рождаются песни. Меня настигают слова Ильминара, голос из прошлого. Моя песня звучит не смолкая.

Этот голос так близко, что я тянусь к нему, готовый ответить. Но нет: это лишь память, никто не зовет меня.

Я останавливаюсь возле мачты, машинально берусь за черный канат. Прикосновение успокаивает меня: в движение корабля вплетается дыхание города, я остаюсь на шаткой палубе, но позволяю воспоминаниям увлечь меня. Слова Ильминара звучат снова, прошлое становится отчетливым, ясным.

Шаг из ослепительного света под своды чертогов тайны – и пелена забвения спадает. Старшие звезды встречают меня – все, кроме Сэртэнэ, сегодня он поет у Первого источника. Они касаются моих рук, лишь Ильминар стоит неподвижно. Воздух пронизан печалью, Цэри и Эйяна пытаются скрыть ее, но Эрэт сокрушен, его чувства – как тяжелые цепи. Я не знаю, что делать, я должен помочь, я никогда не видел их такими. Здесь всегда были лишь свет, знание и сияющая красота. Но Эрэт кажется сейчас совсем старым: старше Цэри, старше каменных стен. Что случилось, что могло так изменить его?

Я поднимаю взгляд на Ильминара, но не могу заглянуть в его душу. Его глаза – как у человека, одурманенного синим дымом, ушедшего в самое дальнее странствие. Я беру его за руку, но Ильминар не отвечает на прикосновение. Его чувства, легкие, неясные, словно бы рассеяны по всему миру.

– Он далеко от нас, – говорит Эйяна. Ее голос звучит тихо, но расходится сияющими волнами в моем сердце. – Ты должен знать об этом. В день своего совершеннолетия Ильминар сделал то, чего мы не ждали. Пожертвовал собой – ради будущего, ради победы.

Ильминар старше меня на пять лет, эти годы – пропасть, отделяющая меня от взрослой жизни. Я вновь вглядываюсь в его лицо, но Ильминар смотрит сквозь меня.

– Он принес себя в жертву источнику, – продолжает Эйяна. – Его душа слилась со звездным сиянием. Он отдает свет своей жизни всем воинам, каждой звезде. Чтобы у нас всех было больше сил.

Она говорит красиво и ровно, но печаль становится острой, как лезвие. Ильминар пожертвовал собой. У каждой жертвы должна быть цель.

– Мы сможем раньше начать войну? – спрашиваю я.

Цэри качает головой.

– Нет, – говорит он. – Но на войне мы будем сильнее.

Я там, где рождаются песни. Мысль Ильминара вплетается в мои мысли, течет среди них как прозрачный ручей. Моя песня звучит не смолкая. Но я рядом с тобой, Мельтиар. Я слышу тебя.

Слышит