зло прищурился и быстро встал.
– Вот, значит, как, – сухо сказал он. – Что ж, тебе я помог, пора помочь себе самому.
Он шагнул прочь из логова Фреда, и Холли едва успела вскочить и схватить его за локоть.
– Дик, постой! Я же обещала помочь тебе!
– Помочь? – Он резко вырвал руку из её пальцев. – Ты так и не поняла? Ты ничего не можешь сделать с тем, кого им обещали! Не тебя, вот и радуйся! Ищи выход из холма, убегай, оглядывайся, шарахайся от каждой тени! Ты ничего не можешь сделать для меня!
Он быстро направился в темноту и на самой границе слабого света оглянулся через плечо и бросил презрительно:
– Зря вообще поверил тебе. В тебя. Позабочусь о себе сам. Не в первый раз.
И растворился в темноте, словно уже стал фейри. А Холли так и осталась стоять у корней древнего дерева и слушать, как натужно и больно колотится сердце.
6
«В обмен возьму твоего первенца. Мы сделаем его одним из нас».
«Ты ничего не можешь сделать с тем, кого им обещали. Не тебя, вот и радуйся».
Не тебя.
Тилвит тег не могут лгать и нарушать обещания, только выворачивать их наизнанку, подменять золото правды сухими листьями обмана. Не разгадал их фразу, не поймал на увертках – сам виноват.
Они взяли первенца, как и обещали. Когда разбился шар, они пришли к дому, где осталось обещанное им, и взяли Фреда – первенца от первенца. И правда, зачем им серый и скучный клерк? Яркий симпатичный подросток – добыча куда приятнее.
А Холли, маленькая глупая Холли, пришла к ним сама, пришла вместе с ними, смеясь и распевая их песни. Что ж, они неплохо повеселились за её счёт, но всему должен быть предел.
Стаей диких кошек скреблась внутри обида на Дика. Он шёл с нею, пока верил, что и у неё нет шансов, как и у него самого. Ждал, что она поймёт и отчается, и смирится, как давно смирился он. Но стоило выясниться иному, стоило ему узнать, что у Холли есть шанс выбраться, – и он возненавидел её так же, как ненавидел и тилвит тег, и семью. Просто за то, что ей «повезло».
Разве это было справедливо?
Одной идти в темноте подземья вдвойне страшнее, и только злость согревала и вела вперёд. Холли кусала губы, часто смаргивала и старательно себя накручивала. Уж лучше злиться на тилвит тег, на их обман, на их фальшивые дары, чем снова расплакаться, жалея себя и ненавидя.
Интересно, сможет ли она снова увидеть Фреда и попросить у него прощения?
На бабушку не было ни злости, ни обиды. Пусть она и сглупила, заключив сделку, но она защищала семью, сколько могла и немножечко дольше. Жаль, что из-за глупых потомков всё пошло прахом.
…Да где же выход из этого чёртова лабиринта?!
Когда Холли решила, что заблудилась окончательно, стена разошлась перед ней, и льдистый белый свет обжёг глаза.
– А вот и наш цветочек! – раздался торжествующий голос Аннуил, и в плечи снова впились когтистые пальцы.
Холли поволокли куда-то, а она даже не могла понять куда – глаза слезились, ресницы слиплись, и милосерднее было б не пытаться разомкнуть веки – даже сквозь них свет обжигал.
– Я хочу видеть Мари Луид! – сдавленно воскликнула Холли, даже не пытаясь вывернуться из чужих рук, едва поспевая за размашистыми шагами конвоиров. – Я хочу увидеть господина прошедшего года!
Ее отпустили, и Холли привалилась к сухой и холодной кладке стены, тяжело пытаясь отдышаться. Страх клокотал в горле.
В голосе Аннуил звучало зловещее обещание:
– О, не переживай, цветочек. Увидишь, непременно увидишь.
Когда её довели до огромного зала, залитого холодным светом, Холли уже приноровилась к нему и лишь слегка щурилась. Высокие колонны напоминали древесные стволы, уходящие в темноту свода, пол казался гладким льдом, синим до черноты. Несмотря на яркий свет, в зале только двое отбрасывали тени – сама Холли и Дик, спокойно сидящий у ног Мари Луид.
Он встретил её кривой усмешкой и тут же опустил глаза.
Холли не сомневалась, как Дик решил позаботиться о себе. В конце концов, ему теперь не с чего испытывать к ней тёплые чувства.
Прежде чем хоть кто-то открыл рот, Холли крикнула:
– Мари Луид! Я знаю сделку моей семьи! У тебя нет прав ни на меня, ни на моего брата! Я требую: отпусти нас!
Мёртвая кляча повела черепом, ослепительно-белым, словно искусно слепленным из первого снега, и шагнула к ней навстречу. Стеклянные глаза горели жутким зеленоватым огнём. Их разделяло полтора десятка шагов, и чем ближе подходила Мари Луид, тем прозрачнее она становилась. Её контуры пошли зыбью, и рядом с Холли остановился Дэлвин – весь белый, словно лишённый цвета, в странном костюме из переплетения листьев и ветвей, в длинном плаще с мягкой опушкой то ли меха, то ли снега. Единственным цветным пятном в его облике был венец – ярко-зелёный венец из остролиста с алыми, словно кровь, ягодами.
Он протянул руку, чтоб коснуться щеки Холли, и она отшатнулась.
– Как ты можешь требовать Холли, – ровным и безэмоциональным голосом Мари Луид проговорил он. – Ты наша Холли и брат твой наш вы нам обещаны мы вас забрали.
Монотонная интонация убаюкивала и путала мысли. Холли потрясла головой, отгоняя чары, больно прикусила щёку, и, когда во рту появился солоноватый привкус, разум снова прояснился.
– Нет, не ваша и никогда не была. Спроси у своей Аннуил, что она обещала – взять первенца! Первенцем был мой отец. Более ни на кого у вас не было права!
Сзади пахнуло жаром и запахом горячей смолы – таков был гнев Аннуил, но, прежде чем она успела возразить, Дэлвин вскинул ладонь.
– Если б мы забрали вашего отца не было бы ни тебя ни брата маленькая Холли а потому вы наши.
Холли хрипло рассмеялась. Жуткая, кривая логика фейри была так же опасна, как их чары.
– А что ж не забрали? Не смогли? Так разве моя в этом вина, что жертва оказалась вам не по зубам! – Она шагнула к Дэлвину, приподнялась на цыпочки, чтоб шипеть прямо в его лицо: – Когда вы пришли в первый раз, отец был ещё жив. Вы могли забрать его, вы должны были забрать его, и это соответствовало бы слову и духу сделки! Тридцать лет спустя? Так что с того! Ни слова в сделке не было сказано о сроке, ни слова!
– Ты не можешь этого знать мале…
– Я знаю! – Холли вся дрожала от злости и адреналина, гнев огнём растекался по венам. – Я видела, своими глазами всё видела!
Что-то мелькнуло в белёсых глазах Дэлвина, и на мгновение он устало опустил веки.
– Если б мы не были в своём праве мы не нашли б дорогу к твоему дому маленькая Холли. Мы взяли первенца в нём ибо первенец был нам обещан. Жаль ты не пошла тогда со мной маленькая Холли тебе бы понравилось вечно петь в моей свите.
Он шагнул назад и так же неторопливо вернулся на прежнее место. Дик всё так же неподвижно сидел на полу, только сверлил Холли злым завистливым взглядом. Дэлвин снова заговорил, и его голос растёкся по залу:
– Я признаю твою правоту Холли ты пришла сама Холли ты можешь уйти сама. Ты можешь забрать своего брата если сможешь вывести его из холма. Никто из нас не вправе задерживать тебя или чинить тебе препятствия.
И когда Холли уже облегчённо выдохнула, празднуя победу, он продолжил:
– Есть ли что сказать тебе Аннуил?
– О да! – Она вырвалась в центр зала, самая яркая искра самого большого костра. – Дик! Проданное дитя, посмотри на то, кем ты можешь стать, – Аннуил легко взмахнула рукой, и Холли с болезненной ясностью поняла что то, что она прежде считала ледяной глыбой, на самом деле Фред, густо оплетённый чарами. – Посмотри и скажи, желаешь ли ты себе такой судьбы?
Дик жадно подался вперёд, лицо осветилось надеждой.
– Нет, моя госпожа!
Аннуил довольно улыбнулась:
– Вот тебе моё обещание, проданное дитя: ты избежишь такой судьбы, если выполнишь мою волю.
– Всё, что прикажете.
На лице Аннуил было написано такое неприкрытое торжество, что Холли замутило. Она уже догадывалась, к чему всё идёт, и медленно пятилась к Фреду.
– Помешай ей уйти, – почти нежно выдохнула Аннуил. – Я хочу, чтоб они остались здесь навсегда.
Дик улыбнулся с мрачным, злым удовольствием.
У Холли не было ни малейшего желания проверять, на что он способен, она рухнула на колени рядом с Фредом, принялась тормошить его, но лёд, коркой покрывший каменное тело
