брата, был слишком толстым.
– Фред, ну пожалуйста, – она почти плакала.
Стоило бежать без брата, он же сам говорил, ему не помочь, он слишком давно мёртв. Но как найти в себе силы снова подвести его, оставить здесь, среди монстров? Когда на Холли упала тень, она испуганно вскинула голову. Дик улыбался.
– Я даже не буду просить прощения, потому что это справедливо.
Она медленно поднялась, до боли выпрямив спину и развернув плечи, вскинула подбородок.
– Справедливо прислуживать им, как собачка? Думаешь, хоть они тебя будут любить? – Её голос льдинкой звенел от злости.
Дик дёрнулся, как от пощёчины, в прищуренных глазах полыхнула злость.
– Справедливо, что ты тоже здесь останешься!
Он ударил в живот резко, почти без замаха. Холли не уклонилась бы, даже если б попыталась. Она согнулась пополам, пытаясь глотнуть воздуха, боль обожгла нутро белым огнём. Следующий удар пришёлся в лицо, в голове зазвенело. Холли упала на колени, схватилась за лицо, и пальцы потемнели от крови.
Кажется, нос всё же был цел. Дик бил даже не вполовину силы – зачем, если Холли и этого хватило. Дик схватил её за волосы на затылке, заставил поднять голову, прошептал в окровавленное лицо:
– Наверное, достаточно было бы тебя связать, но – какая жалость! – у меня нет верёвок. Или сломать тебе ноги. Но я всё же не хочу делать тебе больно – ты хотя бы хотела мне помочь, хотя бы пыталась быть ко мне доброй, – вот только ни стыда, ни сожаления в его голосе не было, и взгляд стал спокойным и расчётливым. – Просто поклонись моей госпоже и пообещай служить ей вечно. Ты даже с братом останешься.
– О, цветочек, – усмехнулась Аннуил, – ты останешься с нами! Разве ты нас не любила?
Холли тяжело сглотнула и прикрыла глаза. Что её ждёт, даже если она выберется из-под холма? Пустой дом и монотонные дни, даже друзей в городе у неё не осталось – единственные, кого она впустила в своё сердце, оказались коварными тилвит тег. Не лучше ли сдаться? Не лучше ли остаться здесь с ними, с Дэлвином и Аннуил?
Чтобы день за днём они обратили её дружбу в рабскую привязанность, а её саму – в кошмарное и уродливое создание.
Своих друзей она предпочтёт помнить людьми.
– Нет, – едва шевеля распухшими губами, пробормотала Холли, сама не зная, кому отвечает: Дику или Аннуил. – Никогда.
И тогда Дик ударил её головой о заледеневшего брата. Навалилась темнота, уши заложило, и словно сквозь вату Холли слышала грохот пульса. А потом мир поплыл и перевернулся, болезненная хватка на волосах исчезла.
Если она и провалилась в обморок, то на пару секунд, не больше. Затылок пекло, пелена перед глазами медленно распадалась на клочки тумана. Холли села на полу, коснулась затылка и зашипела от боли. Влажно и горячо, пальцы снова измазало кровью.
Откуда-то сверху донесся сдавленный стон.
«Больно же мне, почему стонет кто-то другой?» – тяжёлые, отупелые мысли ворочались медленно, как снежные валуны. Холли подняла глаза, несколько минут равнодушно смотрела, как огромное каменное чудовище сжимает голову Дика, того и гляди раздавит, как гнилой орех. Она не сразу поняла, что это Фред его держит. Фред, ещё минуту назад застывший глыбой под слоем льда.
Холли снова коснулась затылка, и новая вспышка боли помогла вернуть мыслям ясность.
Кровь, конечно же. Дик разбил ей голову, и кровь попала на лёд, и чары спали.
Как всё просто.
Только очень, очень больно.
С трудом Холли встала, её пошатывало, голова кружилась. Она положила ладонь на каменную руку брата, и тот вздрогнул, отшатнулся от её окровавленных пальцев. Холли поспешно вытерла руки об одежду.
– Фред, отпусти его.
Голос звучал немного гнусаво, шевелить губами было больно. Холли провела языком по зубам и обрадовалась, что все целые, не шатаются. И хорошо, а то услуги стоматолога ей были б не по карману.
Боже, о чём она думает?!
– Фред, пожалуйста!
Он неохотно ослабил хватку, но Дика не выпустил.
– Я всё слышал. Слышал, что господин прошедший год отпустил тебя. Что запретил остальным тебя задерживать. А этот щенок решил выслужиться. Я сразу говорил – не стоит тащить его с собой.
Хотелось закрыть глаза и осесть на пол, свернуться клубочком и спать, долго-долго, чтобы всё обернулось сном. Хотелось очутиться дома, в объятиях пледа, с книжкой на коленях.
Хотелось, чтобы все получили по заслугам.
– Ты прав, – через силу улыбнулась она. – Не надо было. Поэтому оставь его своей судьбе.
Фред, помедлив, всё же послушался, легко отбросил Дика прочь. Он даже не попытался встать, только приподнялся на локтях, со злобой и отчаянием взглянул на Холли и отвернулся. Он и так понял то, что Холли не стала договаривать.
Смерть – милосерднее рабства у тилвит тег.
Холли оперлась на плечо Фреда, и они побрели прочь из ледяного зала. Больше никто не заступил им дорогу. Лицо Дэлвина так и осталось равнодушным, Аннуил даже не скрывала досады. Уже в спину им она бросила:
– Сделка вашей бабушки закрыта, проданные детки.
Когда-то давно в детстве Холли мечтала, что прекрасные фейри заберут её в свой чудесный мир и сделают её равной себе, обучат танцам и чарам. Сейчас же она радовалась, что уносит ноги из их волшебного мира – целой и почти здоровой.
За очередным арочным проёмом каменные стены сменились деревянными панелями, а колдовские огни – стеклянными бра. В желтоватом свете ламп Холли не сразу узнала гостиную, где всего несколько часов назад наряжали Мари Луид.
Кажется, выбрались.
От напряжения гудели мышцы, тупая боль пульсировала в затылке. Здесь, на пороге обыденного мира, Холли стало особенно страшно. Она не верила, что всё так легко закончится.
Вот просто обязан быть какой-то подвох.
Она вслушивалась сильнее, присматривалась внимательнее, но всё было тихо и обычно.
Слишком тихо и обычно.
В прихожей, у самой двери, Фред остановился.
Холли тут же вскинулась:
– Что-то не так?
Фред аккуратно обнял её, каменные руки сомкнулись за спиной, не касаясь одежды.
– Спасибо, мелкая, что забрала меня. Спасибо, что не оставила коротать вечность в таком виде. Я хочу лишь одного, чтобы ты помнила, всегда помнила: я люблю тебя. Люблю тебя и никогда не держал на тебя зла. Как мне жаль, что я не сказал тебе этого раньше.
Холли встревоженно подалась к нему, привстала на цыпочки. От страшного осознания голос охрип:
– Фред?
Он растянул каменные губы в улыбке, но глаза остались печальными.
– Ты и так сделала для меня больше, чем это возможно. Вырвать у фейри их добычу – это, пожалуй, сложнее, чем… – Он замялся, пытаясь подобрать подходящее сравнение.
– Чем у заказчика выбить увеличение бюджета на проект? – через силу пошутила Холли, часто смаргивая слёзы.
Когда ничего уже не исправить, лучше шутить, чем рыдать.
– Именно так, – улыбнулся Фред.
Каменные губы легко коснулись её лба, и Фред распахнул перед ней дверь. За ней переливался огнями и гирляндами родной город.
Она обняла его, до боли вжимаясь в каменное тело. Слов не было, но она выдавила через силу:
– Не оставляй меня! Мне так тебя не хватало.
Каменные руки невесомо коснулись её волос.
– Помни, что я люблю тебя. И не вини себя ни в чём.
Она вышла первой, на негнущихся ногах спустилась по ступенькам, полной грудью втянула холодный и влажный запах улицы с резким привкусом бензина. Обернулась, чтобы взглянуть на брата.
В дверях застыл камень. Самый простой серый валун, отдалённо похожий на менгир – такой же гладкий и высокий. Ничего в нём не напоминало Фреда.
Холли зажала рот рукой, но плач всё равно прорвался – сдавленным стоном, безмолвным криком.
Второй раз смириться с потерей было ещё тяжелее.
Она брела по улицам, не различая огни сквозь пелену слёз, и вместе со слезами медленно уходила застарелая боль, гноящаяся вина. Что-то холодное и влажное коснулось расцарапанной шеи, и Холли машинально схватилась за серёжки, и подвески не оцарапали ей пальцы. Они таяли – тонкие льдинки исходили мутными каплями, как слезами, и вместе с ними таял ещё один незримый осколок – в сердце.
И когда Холли вернулась в пустой и тихий дом, они растаяли окончательно.
Перед подачей подогреть
Каждый октябрь начинается одинаково – он привозит сюда новую девицу. «Я подарю тебе осеннюю сказку», – говорит он. Одетый в золото перелесок, подступающий едва ли не к стенам викторианского особняка, сонное озеро, маленький сад вокруг ажурной кованой беседки – какая же романтическая дурочка откажется? Беспечными мотыльками они слетаются на огоньки свечей в тыквах, совершенно одинаковые, какими бы уникальными сами себе ни казались.
Мне остаётся только следить издали и подогревать в груди гнев – очень аккуратно, чтобы не закипел раньше времени.
Одно меня утешает:
