Убедившись, что тени не отстают, понял — они по мою душу. Когда, наконец, впереди начали проглядываться просвет в краю этих лачуг, кажущимся бесконечным, эти двое начали стремительно приближаться.
«Бежать? — соображал я, стараясь не показывать поведением, что мне удалось их обнаружить. — Но впереди пустырь, на нем не скрыться, а бегать на палубе корабля негде, так что в этом я точно им уступаю. Свернуть направо, снова в этот лабиринт? Но забежишь в какой-нибудь тупик, и тогда наша встреча станет неизбежной. Лучше попробовать затаиться. Они потеряют меня из виду, некоторое время будут безрезультатно искать, потом плюнут на свою затею, и все».
С этим мне повезло — укромное местечко нашлось почти сразу. По недавнему примеру Байли, я спрятался за большим кустом, росшим у глухой стены дома, и встал, затаив дыхание. Дом этот, каменный и двухэтажный, оказался здесь явно каким-то чудом и, вероятно, служил границей между трущобами и нормальными застройками.
Складной, острый как бритва нож, подаренный мне Энди Ансельмом, я держал в руке, еще на ходу накинув петлю на запястье. Открыть его плевое дело, одно движение большим пальцем. Это часть науки, преподанной мне Энди — мастером боя на ножах — на замахе открываешь лезвие, и сразу порез. Да не куда-нибудь, а так, чтобы уж сразу. Но я жалел о том, что в руке у меня нож, не меч, тот, обращению с которым меня обучал Аделард. Насколько меньше проблем сразу бы стало, будь со мной именно он.
Случай, что оба преследующих меня человека, остановились возле самого куста. Сквозь густые ветки они едва проглядывались, но слова, произнесенные шепотом, доносились отлично.
— Как сквозь землю провалился, — произнес один из них, на что другой ему ответил:
— Некуда ему здесь деваться, только за дом спрятаться, а там дороги нет, в забор упрется. А если бы он двинул налево, к центру, мы бы его точно увидели. Давай так: ты с одной стороны, я с другой. Увидишь, на рожон не лезь, меня дожидайся, вместе прижмем. Ну а если вдруг внезапно наткнешься — вали его сразу, без всяких соплей. Орать начнет — могут услышать, не дай бог стража прибежит. Хотя откуда ей тут взяться, но мало ли. Только постарайся одежонку кровью не попортить, она тоже денег стоит. А вообще жирный гусь попался, осталось только ощипать.
И ночной тать, назвавший меня гусем, довольно хмыкнул.
— Ну все, пошли. Только смотри не нарвись. Ведет он себя как последний фраер, но береженного бог бережет.
После того, как их негромкие шаги стихли, я еще какое-то время выжидал. Путь мой теперь лежал туда, через пустырь, где, как сказал один из них, меня непременно увидят.
«Съесть, что ли куири? — покатал я в кармане пальцами орешек. — Он дает очень многое, только смогу ли я видеть в темноте лучше, вот в чем вопрос? Нет, лучше приберечь. Да и жалко его, ужас, у меня их всего два и осталось. И вообще, пора».
Под ногой что-то негромко хрустнуло, я замер, вслушиваясь в звуки вокруг. Ничего подозрительного, только за спиной, из-за угла дома, вероятно, из открытого окна второго этажа, раздавались раскаты мощного храпа.
«Если его здесь так слышно, что же творится в самой комнате?! — поразился я. — Так громко даже Ансельм, когда пьян, не сможет».
Шаг, еще шаг, осторожно раздвигая рукой ветки, так надежно прикрывшие меня от преследователей.
Мне не удалось удержаться от соблазна выглянуть за угол дома. Выглянуть так, на всякий случай, потому что преследовавшие меня люди должны были быть сейчас далеко, и вряд ли бы у меня получилось разглядеть хотя бы их тени.
За углом я увидел их обоих, притаившихся, с ножами в руках. От неожиданности я вздрогнул, они вздрогнули тоже, а затем случилось то, чего совсем от себя не ожидал.
Сделав шаг навстречу, я нанес режущий удар от пояса, слева направо, наискось, снизу вверх, целясь в смутно белеющее горло, одновременно прикрывая другой рукой живот.
Энди учил, что таким движением руки с ножом можно отвести и ответный удар, как бы отмахиваясь от него, а если повезет, и противник не успеет среагировать, то и достать его. Мне повезло: громко булькнуло, и один из них, роняя нож, упал на колени, держась обеими руками за горло. Второго, находящегося в шаге позади от него, я достал финтом, тоже бывшим частью науки Энди. Хорошо достал, если бы не петля на запястье, нож так и остался бы в его теле. Рухнул и он, уткнувшись лицом в землю, а ноги его почему-то продолжали дергаться, как будто пытаясь ползти.
Я уходил неторопливо, стараясь не привлекать к себе внимания. Ноги сами так и норовили пуститься в бег, и мне едва удавалось их удерживать. Время от времени на всякий случай я оглядывался, вдруг все еще не закончилось, и меня преследует кто-то еще.
Выйдя, на улицу, застроенную приличными вида домами, мне удалось поймать извозчика. Он легко согласился доставить меня на площадь за серебряный геллер.
В корчме я не обнаружил людей из Коллегии, там, где привык уже их видеть — за ближним к входу столом.
Зал вообще был почти пустынен, и только в самом дальнем углу сидели два господина, с виду похожих на мелких торговцев. Обнявшись, они в полголоса напевали какую-то грустную песню, время от времени всхлипывая. Третий, поначалу даже не обнаруженный мной, положив на стол обе руки, а заодно и голову, мирно спал, улыбаясь во сне.
«Вот и мне бы не помешало выпить чего-нибудь покрепче, — глядя на них, подумал я. — Сам удивляюсь своему спокойствию — убить двух человек, а чувствовать себя так, как будто такое случается со мной каждый день. Так нет же — впервые».
— Бутылку итайского рома, — обратился я к корчмарю, клевавшему носом за стойкой по ночную пору. — Именно итайского, и именно бутылку, я возьму ее с собой.
Корчмарь, пожав плечами, мол, какие проблемы? поставил ром на стойку передо мной.
— Чего-нибудь съесть не желаете?
— Нет.
Рассчитывался я левой рукой, обшлаг правого рукава оказался в крови, но корчмарь, по-моему, ничего не заметил бы даже в том случае, если бы я в ней полностью выкупался, слишком уж он выглядел сонным.
Войдя в комнату, первым долгом я задвинул засов на двери. Затем, подумав, решил подпереть ее единственным стулом, благо, дверь открывалась вовнутрь. Ругнувшись вслух, отказался от этой мысли, (в кого превращаюсь, так недолго уважение и к себе потерять) подошел к столу, взял стакан, налил в него рома, поднес ко рту, понюхал, подумал и поставил его обратно. После чего подошел к постели и рухнул на нее в чем был. Так и лежал на спине, заложив руки за голову, размышляя сразу о многих вещах.
«Вот, к примеру, почему я ничего не чувствую, убив сразу двоих? Ведь они первые, убитые мною люди, а после этого, говорят, должно прийти раскаяние, страх за содеянное или что-то еще. Я же чувствую себя так, как будто только этим и занимаюсь. Может быть, все объяснение в том, что мне и раньше приходилось убивать, пусть и не своей рукой?
