Я посмотрел на дверь — нет, не успею. Не то что отодвинуть задвижку и скрыться за ней, а даже до нее добежать.
Меж тем, на Эйленору единственный, пусть и не полный глоток рома подействовал так, как обычно и действует алкоголь на женщин. Она стала чуточку более оживленной, и улыбаться начала заметно чаще.
— Знаешь, Люк, — сказала она с той красивой улыбкой, что может свести с ума практически любого, — со мной не так давно произошло то, чего я и сама от себя не ожидала — я влюбилась! Нет, ты можешь себе такого представить?!
«Откровенно говоря, нет, Эйленора», — подумал я, стараясь не обнаруживать своего изумления. Прийти ночью, в комнату к мужчине, в откровенно провоцирующем наряде, и рассказывать о том, что влюбилась. Не говоря уже о том, что сам факт сего невозможно представить, хоть немного зная ее характер.
— Может быть, еще по глоточку? — предложил я только для того, чтобы что-то сказать.
— А, давай! — решительно махнула рукой она. — Соответствовать, так соответствовать!
На это раз глоток рома дался ей значительно легче — что значит навык.
— Он, кстати, чем-то похож на тебя, — продолжила рассказ Эйленора, когда отдышавшись, почувствовала, что может говорить свободно. — Не столько внешне, сколько своей восторженностью. Иногда он говорит и поступает так, как будто совсем еще мальчишка. Это так мило!
«Ты знаешь, а ведь я очень изменился за последние полгода, жизнь заставила. Почему-то не так давно все мне казалось легко и просто. Поставил себе цель, и идешь к ней, идешь несмотря ни на что. И вдруг выяснилось, есть вещи, через которые ни в коем случае переступать нельзя. Увы, но это так».
Эйленора взглянула в окно, где видимая часть горизонта начала уже светлеть.
— Люк, мне пора уходить. На прощание, ответь мне, пожалуйста, почему?
— Что «почему», Эйленора?
— Почему ты не сказал Аугиру, что это была именно я?
— Я сказал, что «не уверен» если быть честным. Кстати, что произошло с твоим лицом?
Эйленора потрогала его, касаюсь самыми кончиками пальцев:
— С ним что-то не так?
— Нет, ты по-прежнему очень красива. Оно лишь немного изменилось.
— Мы ведь тогда едва спаслись, Люк. Причем не все. Энжуриас остался где-то там, на дне моря Мертвых. И все же ты не ответил на мой вопрос.
Мне пришлось в очередной раз пожать плечами:
— Перед твоим приходом я думал как раз именно над этим. И потому отвечу так: я не знаю. Я действительно не знаю, почему. Как-то неправильно все бы случилось, а почему именно, и сам не пойму.
Эйленора смотрела мне в глаза, и я ждал, что в любой момент мне в мозг вонзятся холодные щупальца. Но нет, вместо этого я услышал:
— Мне действительно пора уходить. Признаться, я представляла себе нашу встречу немного не так. Впрочем, виновата я сама.
Она мгновение помолчала:
— Пусть это будет тебе прощальным подарком, ты его заслужил. Знаешь Люк, то чего ты опасаешься, даже боишься, на тебя не действует. Вообще не действует, никак не действует.
— Не действует? — ошарашенно посмотрел я на нее. — Как не действует? Разве такое вообще возможно?
— Знаешь, когда я это обнаружила? Еще при первой встрече в Чеджуре. В корчме, когда мы нанимали твой корабль, «Небесный странник».
Эйленора улыбнулась, очевидно, вспоминая ту сцену.
— Ты уселся к нам за стол с таким видом, как будто пуп земли. Поначалу меня твое поведение позабавило, а затем возмутило, и я подумала: сейчас я тебе такое устрою! И представляешь мое изумление — ничего! Так не бывает, я о таком ни разу не слышала, но у меня не получилось ничего! Собственно потому наше знакомство и получило продолжение, ты понимаешь, о чем я. Тогда, ночью, я пыталась несколько раз, так, чтобы ты ничего не заметил. И опять ничего.
— А потом, уже на «Небесном страннике», когда ты пришла ко мне в каюту, ты решила попробовать еще?
— Нет, — Эйленора улыбнулась в очередной раз. — Там другое. Просто ты оказался таким милым…
— Ну да хватит говорить об этом, — голос у нее изменился, и стал нарочито застенчивым. — Девушке, которой вскоре предстоит выйти замуж, вспоминать о некоторых вещах не очень прилично.
Эйленора поднялась на ноги, вслед за ней вскочил и я.
— Спасибо тебе, Люк, — сказала она. — С Аугиром я бы не справилась, его дар намного сильнее моего. А мне так не хотелось бы сгинуть в подвалах Коллеги именно сейчас.
Эйленора пошла к выходу из комнаты, когда обратила внимание на книгу, по-прежнему лежавшую на краю постели.
— «Кровь Древних», — прочитала она. — Кстати, эта девушка, Софи-Дениз-Мариэль-Николь-Доминика Соланж, она разве тебе не сказала, что ты не такой как все?
— Нет, — покачал головой я.
— Странно, она не могла этого не заметить. У тебя с ней все хорошо?
— Николь исчезла, пропала без всякого следа.
— Исчезла? Поверь, Орден здесь совершенно не причем, это точно, можешь даже не сомневаться. И еще раз спасибо.
Закрыв за Эйленорой дверь, я снова рухнул на постель.
«Можно ли ей верить? — размышлял я. — Тогда, в Чеджуре, ни в корчме, когда мы остались с ней наедине в чем-то похожей на эту комнате, ни позже, в моей капитанской каюте, я совсем не чувствовал прикосновений к мозгу, но ведь необязательно все должно быть напрямую.
Рианель рассказывал, что обычно все делается по-другому. Воздействие настолько тонкое, что человек, на которого стараются повлиять, ни за что не догадается о том, что кто-то решает за него со стороны, а не самому ему приходит в голову мысль или желание.
Что же касается Николь…
Стоит ли верить словам Эйленоры, что Орден здесь не причем? Думаю, только отчасти, потому что и сама Эйленора может обо всем, что происходит в Ордене, не знать. И еще, знает ли Николь, или хотя бы догадывается, что я не чувствителен к тому, чем обладает и она, и Эйленора, и Аугир? Вполне возможно, что и нет. Ведь для этого нужно попытаться дар использовать, но я бы, например, никогда бы не применил его против Николь, а почему она должна быть хуже меня?»
Почему-то мне вспомнился один из последних наших разговоров с Николь. Мы лежали, тесно обнявшись, и неожиданно она меня спросила:
— Люк, а вдруг ты меня разлюбишь?
— С чего бы это? — удивился я. — И потом, разлюблю Николь — влюблюсь в Софи, разлюблю Софи — полюблю Дениз… Мне на всю жизнь в тебя влюбляться хватит.
Почувствовав, что улыбаюсь самой что ни на есть дурацкой улыбкой, я крепко сжал зубы: пора уже и забыть, что на свете существует эта девушка.
