не хочу говорить «прощай» и все такое.
– Я тоже не люблю долгие проводы. В любом случае ты можешь меня навестить, после того как я спасу мир.
– А ты не будешь прятаться от закона?
– Не буду. Обещаю. В новом мире прятаться не надо.
– И убивать?
– Конечно. А теперь надо прощаться, мне пора бежать на встречу. Увидимся, Лот. – Крамольный обнял попугая и погладил его по голове.
– Увидимся, Яромир… ой… Ярослав? – Лот засмущался, в ответ раздался лишь смех отступника.
Камера выглядела в разы лучше тех, которых Ярослав навидался за свою жизнь. Его хотели судить не как простого преступника, а как врага империи. Было бы подозрительно, если бы такой подлец умер в тюрьме. Процесс велся публично, и на нем присутствовали даже лорды, решившие специально для этого приехать. Об этом торжественно объявили заключенному еще два дня назад, спустя неделю после задержания. Расследование Рехора привлекло внимание всего общества, если верить разговорам тюремщиков. В банках и парках, во дворцах и в пабах, у себя в комнатах и на центральной площади люди обсуждали поимку убийцы, которого искали семьдесят лет. А когда один из комендантов цитадели случайно обмолвился, что Яромир, возможно, был участником организации, погасившей солнце, внимание только усилилось. Слухи дошли и до тюрьмы, так что Ярослав коротал время, слушая разговоры стражи и тех заключенных, которые не интересовали лордов, а потому жили в менее удобных камерах.
– Заключенный номер три, встать и подойти к решетке, готовимся к допросу, – объявил охранник, громко ударив по двери дубинкой. Ярослав повиновался, задаваясь вопросом, почему ему дали такой номер. Все остальные в цитадели имели четырехзначные номера, и лишь несколько – трехзначные, а с однозначным был только он. Самой убедительной версией казалась та, по которой номер соответствовал важности. Но кому тогда принадлежали первый и второй номера? Что же натворили они?
На Ярослава надели специальные ограничители, несмотря на то что кандалы и так прекрасно справлялись со своей функцией. Ходить стало очень трудно, и поэтому путь до допросной занял в десять раз больше времени и принес в три раза больше ударов дубинкой по ляжкам, чем было бы, если бы крамольному дали идти без ограничений.
Допросная выглядела очень аккуратно и даже производила впечатление уютной. Никаких цепей и голых каменных стен. Вместо них дерево, шкафы с книгами и большая карта, на которой изобразили весь известный людям мир, ограничивающийся материком и прибрежными водами. По краям карты было написано: «Здесь живут левиафаны». В центре комнаты стоял красивый стол, за которым устроился Рехор. Ярослав не сразу узнал похудевшего и гладко выбритого коменданта.
– Присаживайтесь. Нам предстоит долгий разговор, а ноги лучше беречь.
– Раз вы настаиваете.
– Я не имею права настаивать, просто вежливо прошу. Все по закону.
– Разве по закону то, что меня тут держат больше четырех дней? Документ об официальном аресте я увидел только вчера, когда праздновал восьмой день в этом здании, – слова Ярослава прозвучали абсолютно беззлобно, будто он подшучивал над другом во время пьянки.
– У нас все по закону. Четыре первых дня ты был на больничном, а значит, по срокам все хорошо.
– Это не больничный, мне просто прижгли рану и обработали ее, чтобы гангрены не было.
– А как еще лечить отрубленную руку?
– Справедливо, но было бы лучше, чтобы ее мне не отрубали вовсе.
– Нечего было сопротивляться аресту, комендант все сделал правильно. Но мне жаль твою руку, должно быть, было больно. А теперь продолжим. Вас взяли под стражу из-за побега. Не помните Врало? А затем уже был подписан документ о вашем аресте в связи с расследованием убийств стареющих. Объявили вас в розыск, а вы уже у нас. Удобно получилось.
– Ладно. Я знал, что это не сработает.
– Но решили попытаться.
– Попытка не пытка.
– Согласен. Сразу подпишете бумаги?
– Конечно, как только услышу, что вы узнали обо мне.
– Вообще-то это вас должны допрашивать.
– Можно хотя бы после того, как я отвечу на все вопросы? Пожалуйста.
– Не превращайте допрос в цирк.
– Ни в коем случае! Просто не хочу, чтобы обо мне думали всякие гадости. Я никого не обвиняю, но прецеденты были.
– Пре… что?
– Прецедент. Прямо в этой тюрьме. Обо мне говорили не просто ложь, а настоящий бред, который вредил моей репутации.
– И что же это было?
– Будто своего прошлого напарника, тоже попугая, я самолично съел.
– И такого не было?
– Конечно нет. До знакомства с Лотом я не путешествовал уже десять лет, а вы в том возрасте, чтобы понимать, насколько дороги были попугаи. Я не то что съесть, я бы на день арендовать птицу не смог. А тогда уже цены падали.
– Вас арестовывали десять лет назад?
– Нет. Тридцать. А тогда все было еще сложнее.
– Хорошо. Я не слышал об этом, но поищу информацию. – Рехор сделал запись в блокноте и нахмурился. Имеющаяся у него информация об убийстве пяти стареющих в течение года тридцать лет назад не совпадала с тем, что сказал Яромир.
– Эх. Хороший был год.
– А за что арестовали? Покушение на стареющего?
– Нет. Защитил нескольких ребят от булавы коменданта.
– Помешал уничтожению ереси?
– Нет. Они были полностью адекватны и просто пытались выйти на связь с хозяевами, что разрешено.
– Допустим, что я тебе верю. А теперь я бы хотел узнать ответы на свои вопросы.
– Конечно.
– Начнем с самого важного. Твой план?
– Уничтожение стареющего кинжалом. Просто, но со вкусом, – соврал Яромир, делая очень серьезное лицо.
– А проникновение?
– Подкуп.
– Что-то не верится. Обычно в ваших планах деньги не фигурируют, все намного тоньше. За исключением нескольких дел, большая часть из которых была на юго-востоке. Хотя я считаю, что там работало другое отделение, которое уже закончило свое существование. Так?
– Они действительно все погибли, так как допускали ошибки. Хорошо, что я отделился от них еще очень давно. А еще я бы не стал врать на допросе. Даже крамольные дорожат своими большими пальцами. А можно пример, как я действую?
– Допрос веду я, а не ты.
– Я рассказал свой план. Это истинная правда. – Еретик ударил себя в грудь и тут же зашелся в приступе кашля. И в это время комендант думал о словах преступника. Верить предателям истинного учения никогда нельзя, да и откуда у такого, как Яромир, деньги? И тут Рехор вспомнил дорогой самострел, который обнаружил еще при первой встрече. Он так и не смог узнать, откуда у преступника такое дорогое оружие, но если есть самострел, то почему не может быть
