дяде. Тогда, когда я только оказалась в отряде Цзе Цзина, я постоянно думала об этом и представляла, как мы могли бы жить, если бы мой отец не умер, если бы не было ни Горы Ворона, ни дяди. Я тогда совсем не понимала. Я мечтала, чтобы ничего этого не было, а мы были. Живыми.
Великий мечник У Чжичэн. Если бы только он был лишь великим мечником. Если бы только судьба не начертала ему взять в руки меч Ворона.
– Все то время дядя только и делал, что подрывал его власть и мир, держащийся лишь на вере наших отцов. Я слышала, тогда я слышала, как здесь говорили, что Вороны убивают, крадут, что еще мы делали? Я слышала и не понимала, я верила, что мой отец ничего не знал об этом. Он ведь и не знал. У Баолин был вторым человеком в Учении, У Баолин хотел стать первым. И тогда… тетушка Цзюань, она ведь обвинила отца в смерти ее мужа. Но отцу не нужна была смерть господина Ду.
– Твоему отцу было сложно удержать власть.
– Поэтому я и спрашивала себя, зачем он так держался за нее, почему отдал не ее, а свою жизнь, нас всех? Я не понимала его. Когда мне было страшно и холодно, я совсем не понимала его. Поэтому я мечтала только о том, чтобы забрать брата и спрятаться. Но потом поняла. Уйти и бросить все, спасти себя и позволить пламени разгореться с новой силой? Бай Син, мой отец пытался удержать мир до последнего. Мой отец пытался, как мог. И сколько мог.
– Чжу-эр, наши отцы дали клятву, что никогда не будут враждовать, что мой отец не станет открывать свитки Пагоды Равновесия, а дядя Чжичэн не откроет Запретные Залы.
– Но это не спасло их, это не спасло нас. В детстве ты пытался заставить меня учиться, думая, что мне, как и тебе, суждено стать Главой и вести за собой людей, но жизнь распорядилась иначе. Мне был доверен только один человек, и я не сумела уберечь его.
– Твой брат – всего лишь ребенок, который верит тем, кто его вырастил. Однажды он увидит, что мир больше, чем вечная вражда, а небеса выше, чем полет священных птиц.
– Раньше, чем это произойдет, над нами вновь взойдет алый рассвет. Даже если меч Трехлапого Ворона вновь упокоиться в водах Лотоса, а я буду весь свой век убеждать брата, что вражда – это река в Преисподнюю, ничего не выйдет. Лишь одна спокойная жизнь, или даже ее половина. А потом земля вспыхнет вновь, кто-то достанет меч и захочет пробудить огонь. И будет чудом, если та рука не окажется рукой моего брата.
– Одна спокойная жизнь может стать началом спокойной вечности.
– Ты ведь не веришь в это, я знаю. Ты просто хочешь спокойной жизни девочке, что пряталась от тебя под мостом.
– Почему я не могу желать тебе спокойной жизни?
– Потому что ты всегда знал, что это не наш путь. Мы вырастем, и на наши плечи ляжет камень из тысячи жизней. А чтобы нести его, нужно самому стать камнем. Ты знал это, а я все дурачилась и мечтала, чтобы молодой господин Бай проводил время со мной, а не со скучными свитками. Ты всегда понимал все быстрее.
– Чжу-эр…
– Я знаю. Ты бы забрал мой камень и взвалил бы на себя оба, но я достаточно сильна, чтобы нести его сама.
– Я знаю.
– Поэтому я хочу снять печать с Воронов.
– Слишком большой риск.
– Как будто Глава Бай Син когда-то боялся рисковать.
– Я не хочу рисковать тобой.
– Будь это не я, ты бы согласился?
– Будь это не ты, разве я позволил бы кому-то предлагать такой план?
– Значит, никто, кроме нас, не сможет сделать это. Даже наши отцы не решились.
Бай Син молчал. Ночь набрасывалась на нас холодом реки, ночь скрывала могилу, даруя покой великому мечнику У Чжичэну. Но мы все еще были живы, и я все еще ждала его ответа.
– Пообещай, что во всем будешь честна со мной.
– Обещаю.
– Хорошо.
Бай Син отдал последний поклон моему отцу и поднялся, протягивая мне руку.
18
С той ночи Бай Син больше не заговаривал о запечатанных Воронах, но я знала: раз он дал мне обещание, то сдержит его. Я могла не верить себе, но я верила ему. И лишь надеялась, что его вера в меня будет сильнее его любви.
И все-таки я нерешительно медлила, прежде чем сказать ему, что Шэ Яо будет ждать меня через несколько дней в Шаньлу. Бай Син же даже не поднял головы, лишь кивнул. Я облегченно улыбнулась и хотела добавить: «Видишь, я честна с тобой», но по его напряженному лицу поняла, что он не оценит шутки. Я лишь тихо вышла, оставляя Бай Сина наедине с его заботами. Я не хотела вмешиваться в дела Учения, я не хотела, чтобы его люди видели, что он позволяет вмешиваться дочери Воронов. Или я боялась, что он и сам не позволит мне подойти ближе. Было достаточно того, что все в Учении знали: Глава Бай принял У Минчжу как свою жену и не допустит непочтительного обращения к ней.
Я чувствовала: все ждут, что разразится буря. И у этой бури будет мое имя.
Когда пришло время, я почти с радостью сбежала с Горы Лотоса, чтобы вновь смешаться с гудящей толпой Шаньлу. Этот город еще не забыл Гао Фэнь. Это город посмеивался надо мной, но не расступался в страхе. Этот город дышал теплом лапши матушки Динь и терпким вином из соседней лавки. Я не спешила. Я знала, Черный Змей и сам отыщет меня. И лучше позже, чем раньше. Но прежде чем я успела выиграть битву против второй порции лапши, ко мне подбежал мальчик-разносчик.
– Если сестрица не боится змей, я могу показать ей большого черного.
Сестрица бы и хотела бояться их, сестрица бы и хотела вручить этому ребенку медную монетку и отправить обратно, но сестрица могла лишь улыбнуться и позволить сорванцу увести ее прочь от живого рынка.
– Сюда, сестрица.
Моя улыбка исчезла, когда я поняла, что мальчик ведет меня к весеннему дому госпожи Жоу. Это был недобрый знак, но куда бы он ни указал, я не могла свернуть.
Шэ Яо. Я и правда не хотела видеть его. Он был слишком умен, слишком предан У Баолину и знал обо мне слишком много.
Черный Змей ждал меня в Павильоне Орхидеи, в том самом, где я когда-то заключила сделку с Цзянь Фэном и советником Ду.
– Что за чудесное место вы выбрали, господин Шэ.
Я вошла, прикрывая беспокойство улыбкой.
– Госпожа Минчжу. – Он поднялся мне навстречу. – Или мне стоит называть вас госпожа Бай?
Черная тень
