Тяжелые, глубоко ушедшие в воду, лодки с шипением вошли носами в галечный берег – одна за другой. Незваные гости какое-то время сидели на своих местах. Мы тоже не высовывались из-за прилавков рынка. Наконец, один из гребцов легко выскочил на сушу.
– Эй! Ну, где вы там, уроды? – я вздрогнул, узнав голос беглого «прынца».
Кровавая Чаша ухватился за какой-то мешок.
– Возьмите уже свое зерно, рыбоеды! – парень со злостью метнул его в нашу сторону. – Жрите! Подавитесь!
Вслед за «прынцем» остальные черноурочинцы тоже стали выносить продукты: зерно и тушки уток.
Что ж, пора на сцену. Я и еще пара десятков воинов неспеша выдвинулись из-за своих укрытий. Обложной дождь неплохо скрывал детали, и нас явно поначалу приняли за пурепеча. Кто-то даже принялся мелко кланяться. Мы прошли шагов десять, пока самый зоркий, наконец, не распознал замены. С криком он кинулся к лодке…
В тот же миг в воздухе просвистел дротик, крик захлебнулся, а четланин шлепнулся в прибрежную волну.
– Стоять! – рявкнул я, продолжая идти вперед.
Чаша узнал меня, руки его безвольно упали вдоль тела, а глаза исказила странная боль. Он даже не пытался бежать. Наоборот, встал ровнее. Как на расстрел. И молчал. Я подошел совсем близко. У Носаченыша прыгал кадык, но взгляда он не отвел. Молча ждал расправы.
А я не знал, что сказать. Пристыдить? Поглумиться? Всё казалось ненужным.
– Господин, пурепеча заставили нас их кормить, мы не хотели, – загундел кто-то из гребцов, мелко кланяясь (кажется, тот же самый, кто кланялся мичуаке).
– Цыц! – хлестнул я, не глядя. – С тобой никто не разговаривает, псина!
И продолжал смотреть на Шикальиеци. Ждал его слов. Однако, парень отчаянно молчал.
– Ну, как при новом хозяине живется? – наконец, не выдержал я.
– Не очень, – глухо ответил «прынц» и, наконец-то, опустил глаза.
«Не очень?! – закипело у меня в голове. – Не очень! Да уж, наверное, получше, чем в осажденной Аграбе, где люди человечину жрать начали! Где ежедневно кто-то погибал от вражеской стрелы или копья!».
Как хотелось всё выплеснуть! Но я смотрел на Кровавую Чашу и понимал, что ему от этого только легче станет. Парня явно мучает не страх, а стыд. И стыд этот требует оскорблений, боли. Шиклаьиеци был бы счастлив, начни я его избивать здесь, при всех. Это, как выплатить давний долг, который с тебя уже и не спрашивают. Махнули рукой, а ты каждый вечер себя этим косарем изводишь.
«Извини, мальчик. Придется тебе помучиться».
– Как же здорово, дорогие соседи! – с глумливой улыбочкой громко заявил я всем. – Что вы решили помочь нам в этот трудный момент. Непросто было одолеть рыбоедов-пурепеча, много сил на них ушло. И просто замечательно, что вы решили подкормить нас. Передайте вашему вождю мою искреннюю благодарность! И скажите, чтоб завтра тоже привозил! Лучше уж мои воины будут есть, чем воевать.
Вот такой вот намек финалочкой. Я лениво махнул рукой, и золотые погнали «соседей» к лодкам. Шикальиеци снова вскинул на меня глаза. Недоуменный, встревоженный и даже слегка обиженный взгляд. Но я отрицательно покачал головой. Езжай к своему новому хозяину. Ты недостоин моей ненависти, мальчик.
– Тут на всех хватит!– радостно подхватил мешок с зерном один из стражей. – Даже на два раза! Владыка, думаешь, они и завтра нам привезут еды?
Я пожал плечами.
– А вдруг, – но мне было совершенно наплевать на это.
Я старательно не смотрел, как черноурочинцы практически силой затолкали «прынца» в одну из лодок, и вся «эскадра» стремительно понеслась вниз по Великой. Аж весла затрещали.
Мы неспешно шли через рынок, когда у одного из прилавков я заметил тень. Фигуру. Невысокую, девичью. Ночка стояла на пределе слышимости нашей беседы. В принципе, она могла и не разглядеть своего брата у берега. Но, едва я посмотрел ей в глаза, как сразу понял – разглядела. Ийохалли стояла вцепившись в опорный столб так, что костяшки побелели.
«Плакала?» – с тревогой вгляделся я в лицо девушки, но быстро убедился, что оно было мокрым только от дождя.
– Я думала, что ты его убьешь, – глухо сказала она, глядя на реку.
– Ты хотела, чтобы я его убил?
– Нет. Не хотела. Но я думала, что ты его убьешь.
Глава 27. Музыка для моих ушей
Черный Хвост совсем сдал. И дело даже не в ранениях. Он, конечно, получил страшную рану левой руки: поврежден локтевой сустав, сломанные кости предплечья уже начали криво срастаться. Плюс инфекция, раны практически гниют. Сейчас его изо всех сил лечили от воспаления: в этом мире до зрелого возраста доживал только крепкий народ, так что имелся высокий шанс, что глава черных сдюжит. Но главная проблема была не в этом. Хвост сдался. Поражение в бою и жуткая рана, которая искалечила его на всю жизнь, подорвали в нем веру в себя. Мой верный друг и помощник по-прежнему проявлял верность, но вот другом и помощником быть оказывался.
– Какой я теперь командир с нею, – горько усмехался Хвост, подергивая искривленной левой рукой. – Бой проиграл. В плен попал. Теперь мне даже просто в строй вставать стыдно. Лучше буду твоим слугой, владыка.
О, как это было знакомо! Нарочитое самоуничижение. Когда пациент купается в жалости к себе, находит мазохистское удовольствие в словесном самобичевании. Я моментально схватил мысленный блокнотик и начал опрос. Пяти минут не потребовалось, чтобы первичный диагноз подтвердился. Причины тоже понятны: еще не так давно Черный Хвост был рядовым-неудачником. Аутсайдером в своей среде. Я приблизил его к себе, накачал полезными практиками. Всё это, плюс невероятный энтузиазм, принесли свои плоды – Хвост действительно стал неплохим командиром. У него проявились лидерские качества, не особо выдающиеся, но я их, как мог, стимулировал. К тому же, мой друг прекрасно схватывал новые идеи, адаптировал их и воплощал. Довольно редкое качество здесь. Всё это в совокупности привело к переменам в психике, прежде всего, в самооценке. Была заниженная, стала – слегка завышенной. И это хорошо, это признак амбиций, которые необходимы лидеру.
А потом – пурепеча. И вся надстройка рухнула. Был надеждой и опорой владыки, стал рабом и калекой. Битву с треском проиграл, только и смог – своим телом прикрыть отступление владыки. И сейчас: ведь это я его спас. А во вселенной Черного Хвоста должно быть (обязано!!!) наоборот. Он должен спасти меня! Он! Но судьба лишила его этой возможности. Отсюда – ненависть к себе. Калечная рука только усугубляла ситуацию.
Я полчаса просидел у раненого. Вел беседу, прокачивал его, убеждая в необходимости – но упирался в глухую стену.
– Прекрати, Хвост! Ты мне сейчас нужен, как никогда. Ведь только благодаря тебе выстояли: ты создал войско черных, которое быстро умеет подготавливать новых воинов. Ветераны новичков за пару дней натаскивали. А новичков набирать приходилось постоянно. Только это спасло нас. Погибла уйма народу – а у меня всё еще есть твое Черное Воинство. Сейчас надо будет его заново готовить, ветеранов почти не осталось.
– Не смогу, господин… Я с такой рукой даже не покажу им, как в строю стоять.
– Это и другие покажут! Мне нужен твой опыт, ты ведь создавал войско с нуля. Никто не умеет того, что ты уже с успехом освоил.
– Когда это было… Какой успех? Посыпались после первого же удара пурепеча… Брат Гнева сделает всё гораздо лучше меня. У него и руки две.
– Может, ты и меня считаешь таким же бесполезным? Однорукий владыка, ни на что неспособный.
– Что ты! Ты великий правитель!
– Ну, а ты чем хуже?!
Это была моя лучшая попытка. Перенос и сравнение поначалу смутили командующего черных. Какое-то время он не мог логически обосновать желанное самоуничижение. Однако, желание лупцевать себя оказалось сильнее. Черный Хвост заявил, что я – победил пурепеча, а он им проиграл. Поэтому он – жалкая и ничтожная личность. Да, как попугай Кеша…
Я ушел из временного лазарета, которым стал трактир, яростно сжимая кулаки (да, даже правый!). Хвост выбесил меня своей жалостью к себе. Как будто других проблем мало! Как будто у меня способных и верных людей пачками, и я могу ими сорить направо и налево! Самое главное, анамнез предельно ясен. А вот как вывести его из этого состояния? В реке что ли утопиться, чтобы он меня спас…
