от костров, доносились крики и песни, и Ивейну казалось, что время у него ещё есть.
Но сколько его на самом деле?
Ворота оказались заперты, в смотровой башне яркой звездой в темноте мерцал огонёк. Ивейн прислушался – кто-то из дозорных остался на посту и теперь негромко напевал под нос ритмичную мелодию, но Ивейн не мог разобрать слов. Незаметно не выскользнешь.
Что ж, во что там аборигены верят? Что в Купальскую ночь особые травы собирать надо? Разве не самое подходящее дело для лекаря?
Открыто, не таясь, Ивейн подошёл к воротам, и громко заколотил в них.
– Стоян! Ты здесь? Выпусти меня!
Песня оборвалась и спустя пару мгновений из башни выбежал дозорный.
– Милсдарь лекарь? Что ж ты тут посередь ночи делаешь?
– Да вот, – Ивейн похлопал по сумке, переброшенной через плечо, – решил трав лечебных собрать, да проспал что-то.
Стоян моргнул пару раз удивлённо, но потом спохватился и бросился брус с ворот снимать.
– Что ж ты так? Неужели не разбудил никто? У нас, если бабы за травами собираются, то друг за дружкой следят, чтоб не проспать, заветное время не упустить.
Ивейн только плечами пожал, через силу пошутил:
– К рассвету вернусь, снова хлебом и солью проверять будешь?
– А как же, – серьёзно ответил Стоян, – кто знает, может, и не ты воротишься, а нежить в твоей шкуре? Береги себя, милсдарь лекарь, этой ночью русалки особливо шалят.
Ещё долго Ивейн спиной ощущал взгляд Стояна и долго себя удерживал, чтоб на бег не сорваться и подозрений не вызвать. Только как в лес углубился, выдохнул и со всех ног к флаеру бросился.
И только усевшись в кресло пилота, позволил себе несколько секунд отдышаться.
Первым делом запустил радар и убедился, что других флаеров поблизости нет. Хотя кто знает, может, те, кто девушек здесь ворует, от слежения станций под маскировкой прячется, а подсветку включает уже едва ли не над лесом, только чтоб аборигенов впечатлить?
И если Ивейн хочет хоть кого-то обмануть, ему нужно сделать так же.
Привычно сжало желудок, когда флаер мягко оторвался от земли и медленно поднялся в небо. Ивейн не стал набирать высоту, повёл флаер над самыми верхушками деревьев, иногда задевая кроны обшивкой. Ночь снаружи казалась непроглядно-чёрной, на мгновение уколола паника: как же найти одну крошечную поляну в этом колышущемся море тьмы? Но тут же Ивейн рассмеялся от облегчения.
Всё ещё думает, как обходиться только подручными средствами, словно есть ещё перед кем комедию ломать! Сейчас все достижения прогресса – в его руках.
Синхронизация чипа с искусственным интеллектом флаера прошла быстро, и вот уже на сетчатку проецируется сетка с георазметкой. Одна команда – и вспыхивают яркие цветные точки – все тёплые и живые существа внизу. Вот яркое, почти засвеченное пятно – это берег у деревни, почти белые пятна костров и множество точек-людей вокруг них. Дело за малым – найти мёртвое и холодное пятно проклятой поляны, и единственную тёплую сигнатуру на нём.
Вот только сказать оказалось куда проще, чем сделать.
Ивейну пришлось три или четыре круга над окраиной леса навернуть, прежде чем он смог разобраться в цветной мешанине перед глазами и отыскать поляну. Он ввел координаты в автопилот и выдохнул. Что ж, пора.
Поверит ли ему Зимцерла? Согласится ли пойти с ним?
От тревоги сжало желудок и свело пальцы, и только со второй попытки Ивейн смог включить наружные огни – на самый слабый режим. Он надеялся, что этого будет достаточно, чтобы аборигены решили, что боги спускаются к ним, а на станциях не заинтересовались подозрительной свистопляской внизу.
Когда флаер начал снижаться к чёрной поляне, Ивейну почудилось, что он слышит ликующие крики от костров. Но это чушь, конечно, – у флаера полная звукоизоляция. Автопилот справился с посадкой прекрасно, только несколько раз ветки деревьев чиркнули по крыльям. Снова мягкий толчок, и щёлкнула, открываясь, дверь.
Но Ивейн не спешил выходить. Несколько долгих мгновений он сидел, смотрел на Зимцерлу сквозь экран и не мог пошевелиться. Ужас и ненависть на её лице неподъёмной плитой придавили его к креслу.
Только не хватало здесь до рассвета так просидеть!
Решившись, Ивейн быстро выскочил из флаера, пока не успел передумать. Зимцерла, связанная по рукам и ногам, шарахнулась от него, прижалась к дереву, к нижней ветке которого был привязан край её верёвки.
– Ты! – яростно выдохнула она, и на мгновение ненависть в её взгляде сменилась жгучей обидой.
Ивейн поспешил успокоить её, вытянув перед собой пустые руки:
– Не бойся, пожалуйста! Я не причиню тебе вреда, я хочу тебя спасти!
Зимцерла нервно, надрывно расхохоталась и зашлась в хриплом кашле. Похоже, она сорвала голос, мелькнула профессиональная мысль, а следом накатил ужас: как же долго она кричала?
– Ты… – хрипло прошептала она, не сводя с него лихорадочно мерцающих глаз. – Ты тоже знал?
Ивейн медленно покачал головой, не отводя от неё взгляда, как от дикого, испуганного зверька.
– Нет, – сказал он медленно. – До последнего момента – нет. Я увидел её, когда пришёл к старосте требовать, чтобы жертвоприношение отменили. Закончилось тем, – он невесело усмехнулся, – что в меня влили столько снотворного, что простой человек и помереть мог.
– А ты не простой, – оскалилась она, всё ещё прижимаясь спиной к дереву.
– Ну… таких, как я, вы называете богами. – Ивейн помолчал и протянул к ней раскрытую ладонь. – Вот только ты такая же, как я. И я хочу забрать тебя домой, пока не явились те, кому вы всё это время приносили жертвы.
Она молчала и ёжилась, и Ивейн не решался подойти к ней без её позволения. Он взмолился:
– Пожалуйста, позволь помочь тебе!
Зимцерла выдохнула устало, и плечи её опустились, словно исчез последний стержень, что заставлял её бороться. Она кивнула, и Ивейн бросился распутывать верёвку. Надо было взять нож, мелькнула запоздалая мысль, да только где бы он его взял? В деревне украл? У него самого даже во флаере не было ничего, похожего на оружие.
Выругавшись, Ивейн сдёрнул верёвку с дерева и подхватил Зимцерлу на руки, охнув от тяжести. Вряд ли она так много весила: грустная правда была в том, что Ивейну силёнок недоставало. И всё же он смог донести её до флаера и усадить во второе кресло, вот только руки после этого тряслись, как у наркомана.
Быстрыми, нервными движениями он щёлкнул переключателями, чтоб закрыть дверь и погасить все огни, и задал автопилоту координаты родной станции. Когда флаер медленно оторвался от земли, Зимцерла вскрикнула и съёжилась в кресле.
– Пожалуйста, не бойся, – прошептал Ивейн и снова потянулся к узлам на её запястьях. Сейчас уже можно было не торопиться. – Теперь всё будет хорошо, я тебе обещаю.
Она успокоилась, дышала глубоко и медленно. Жуткая, перекошенная маска ужаса сползла с её лица, вернув привычное выражение безмятежного спокойствия. Только растрёпанные волосы с запутавшимся лесным сором выдавали её недавнюю истерику. Ивейн улыбнулся ей, пытаясь ободрить, и она через силу улыбнулась в ответ.
Чтобы успокоить её, он начал медленно и тихо рассказывать о станциях, станционниках и о том, почему решил, что Зимцерла одна из них. Он говорил, а мысли его были уже далеко: он понимал, что ничего ещё не закончилось, что ему предстоит долго объяснять и доказывать свои выводы совету станции, чтобы его вместе с Зимцерлой не сбросили обратно вниз – за то, что посмел притащить на станцию аборигена.
«Она – одна из нас», – повторил он про себя, находя в этом силы. Он спас её, принял ответственность за неё, а значит, справится – со всем, что ещё случится.
Когда плотная пелена облаков сомкнулась позади них, далеко впереди блеснули габаритные огни станции. По экрану на пульте управления заскользили строчки – автопилот обменивался со станцией кодами доступа. Ивейн блаженно улыбнулся и коснулся прохладной ладони Зимцерлы.
– Добро пожаловать домой.
Воскрешение
Возлюбленная моя спит под тяжёлым каменным сводом семейного склепа. Её тело умастили маслами, извлекли внутренности, пропитали кожу дубильными составами, чтоб даже после смерти она смогла сохранить хотя бы тень былой красоты. Её принесли в склеп, уложили в самом центре, в богатом гробу из красного дерева, покрытом замысловатой резьбой. Отслужили мессу, оплакали, а потом замуровали вход, окропили его смесью жертвенной крови и соли и посадили целую живую изгородь из белых роз вокруг.
Если они так боялись её возвращения, то лучше бы сожгли. Но и это им не помогло бы – ведь мы успели обвенчаться по древнему обряду.
Со дня её смерти шрам на моей груди ноет и ноет,