носителя.
— Вообще-то, я всё ещё тут, — обиженно заявил Медина, — хочу досмотреть спектакль до конца, знаешь ли.
— Обломись, — мысленно позлорадствовал Семён, — не будут они меня сейчас убивать, нет у них согласия по этому вопросу. — Словно в подтверждение его слов, несколько бессмертных не сговариваясь вышли вперёд и заняли оборону вокруг фигуры Магистра. — Я прошу вас только об одном, — Семён снова обратился к своим товарищам по оружию, — поживите свободными хотя бы несколько дней, а уж потом решайте.
Некоторое время бессмертные стояли молча, видимо, обдумывали его слова, а потом один за другим потянулись на выход. Никто не попрощался, никто не выразил согласия или, наоборот, возмущения, они просто ушли, оставив уже простившегося с жизнью Семёна одного в огромном гулком зале.
— Вот теперь можно и свалить из этого негостеприимного места, — сообщил он своему транспортному средству, — давай, Медина, спасай жизнь своего должника.
Долина, укрывшаяся за водопадом, была совсем маленькой, просто клочок зелени, окружённый высокими неприступными скалами. Звуки со стороны озера сюда не проникали, но над долиной всё равно стоял непрекращающийся низкий гул, который шёл от узкого и глубокого ущелья, окаймлявшего долину с востока. В этом месте подземная река, берущая начало высоко в горах, вдруг выныривала на поверхность, чтобы буквально через десяток метров снова спрятаться под скалой. Но на этом коротком отрезке бурный поток давал себе волю, прыгая по перекатам и ворочая камни. Впрочем, голос реки хоть и создавал естественный шумовой эффект, но вовсе не раздражал. Напротив, он довольно гармонично вплетался в шелест листьев, доносившийся из небольшой рощицы в дальнем конце долины, где Семён когда-то устроил кладбище бессмертных.
Гораздо громче и назойливей был долетавший оттуда же птичий гомон, а треск кузнечиков так вообще напоминал барабанную дробь. Всяческой летающей, скачущей и ползающей живности тут было предостаточно, но обитатели этого укромного местечка скрупулёзно соблюдали принципы общежития и не ссорились. Пернатые скромно оккупировали только рощу, предоставив многочисленным насекомым простор цветущего луга, занимавшего всю центральную часть долины, и наведывались в гости к соседям лишь для того, чтобы подкрепиться. А сами обитатели луга презрительно игнорировали агрессоров, поскольку были гораздо многочисленней, да к тому же умели хорошо прятаться.
И всё-таки одна из форм живности явно имела привилегии в этом раю. Сотни порхающих разноцветных бабочек заполняли всё видимое пространство, в лёгкую конкурируя своей яркой раскраской с луговыми цветами. Беспечные летуньи и сами были похожи на экзотические цветы, которые то и дело распускались на фоне изумрудной травы, завораживая своей непредсказуемостью. Бабочки были непуганые, и присутствие человека их ничуть не беспокоило, скорее, оно привлекало их новизной ощущений, ведь гости были в долине редким явлением. Кира протянула руку, и буквально через минуту один из порхающих цветков доверчиво опустился на её ладонь. Бабочка расправила свои переливающиеся на солнце крылышки и застыла, позволяя гостье вволю насладиться своей красотой.
— Ах ты маленькая кокетка, — за этим спектаклем просто невозможно было наблюдать без умиления, и Кира не смогла удержаться от улыбки, хотя в последнее время её настроение не поднималось даже до отметки «ровное», а стабильно держалось на уровне «беспросветная тоска». — Неужели совсем не боишься?
Бабочка переступила своими тонкими ножками и обиженно сложила крылышки. Действительно, к чему стараться, если твои усилия вызывают лишь глупые вопросы? Кира взмахнула рукой, отпуская бабочку в полёт, и потянулась за очередным цветком из собранного букета. Ромашка послушно выскользнула из пучка своих собратьев, и умелые руки привычно вплели желтоглазую красотку в венок. Когда сорванные цветы закончились, Кира соединила концы разноцветной колбаски, надела венок себе на голову и не спеша направилась к роще. Вскоре меж тоненьких стволов молодых тополей замаячила груда серых камней, и женщина устремилась к сему нелепому сооружению.
Добредя до пирамидки, Кира опустилась на колени и пристроила венок у её подножия. Цветочный бублик с удобствами разлёгся в примятой траве и тут же оказался в тёплой компании своих в большей или меньшей степени завядших сородичей. Сразу было видно, что какие-то из венков пролежали у пирамидки уже несколько дней, а соседний, скорее всего, появился тут не далее, как вчера. Подношение в виде венка из луговых цветов, предназначенное тем высшим силам, которые отвечали за потусторонний мир, как бы играло роль монетки для таксофона, открывавшей Кире доступ туда, где нынче обитала душа Семёна. Что ж, общечеловеческая привычка создавать ритуалы вокруг любого технологического процесса оказалась заразной и не обошла стороной нашего самопального медиума.
— Привет, — произнесла Кира, обращаясь к груде озёрной гальки, — а я сегодня видела тебя во сне. Ты мог бы и почаще мне сниться, я ведь скучаю, — попеняла она молчаливой пирамидке. — Прости, я знаю, что это от тебя не зависит, — женщина смущённо опустила глаза и погладила гладкий камень, как бы извиняясь за бестактность.
Если кто-нибудь в этот момент смог бы подсмотреть за этим странным монологом, то счёл бы его либо репетицией к какому-то спектаклю, либо откровенным признаком помешательства. Собственно, Кира даже не отрицала того, что медленно, но верно сходит с ума, но это её ни капельки не беспокоило. Напротив, она была даже рада, что жестокая реальность начинает понемногу растворяться в медитативных галлюцинациях, позволяя ей хоть ненадолго забыть про вынесенный судьбой приговор. Похоже, эти беседы с пирамидкой были для Киры своего рода наркотиком, облегчавшим боль, которая без лекарства стала бы совсем невыносимой, а потому наркоманка даже не помышляла о том, чтобы слезть с иглы. Можно сколько угодно смеяться над её глупостью и наивностью, однако пирамидка, обложенная со всех сторон полузасохшими венками, стала для Киры неплохим аналогом кушетки психоаналитика.
— Наверное, мне просто нужно перед сном думать только о тебе, — рассудительно заключила контактёрша с потусторонним миром, — а у меня ближе к ночи вечно появляются какие-то неотложные дела. Да, ты прав, — она деловито поправила поникший цветок в свежем венке, — нужно всё планировать заранее, но так не хочется. Прости, но мне вообще больше ничего не хочется, словно я вдруг постарела на сто лет.
Глаза кающейся грешницы подозрительно заблестели, но она не позволила себе совсем раскиснуть. Смахнув со щеки непрошенную влагу, Кира насильно заставила себя улыбнуться. Получилась откровенная халтура, больше похожая на гримасу боли, но бездарная актриса не стала придираться к мелочам, в конце концов, оценить её сценические таланты тут было некому.
— Ты не думай, Тиночка и Мартин ни о чём не догадываются, — поспешила заверить своего мистического собеседника Кира, — я ничего им не сказала. Но ты же знаешь свою дочь, она
