большинство зверей уже убежали прочь. – Киоко, нам надо бежать.
Она не двигалась, только плакала над Иоши и зажимала горло мертвеца.
– Киоко, прошу… – у Норико не было сил превращаться, не было сил уже ни на что. Она даже не была уверена, что сама сумеет бежать. Или хотя бы ползти в сторону Ши. – Тебе надо спасаться.
Киоко её не слышала.
– Оставь, – тихо сказала волчица. – Сейчас она за тобой не пойдёт.
– Как я её оставлю? Они её убьют!
– Императрицу не убьют, а вот тебя – точно.
Волчица раскрыла пасть шире, подхватила Норико поперёк живота и помчалась в сторону леса. Бакэнэко хотела было вырваться, но, едва шевельнувшись, поняла, что с острыми клыками ей сейчас точно не справиться.
– Я вернусь за тобой, Киоко, – прошептала она и позволила себе провалиться в небытие.
Киоко сидела на полу. Перед ней лежал развёрнутый свиток – подарок Акихиро-сэнсэя. Сочинения Нисимуры Сиавасэ, писателя из западных земель. Свиток содержал несколько рассказов с переиначенными легендами и стихи танка, которые совершенно не имели смысла.
Она снова пробежала глазами по строкам:
Дар бога исчез.
Тайны посланник хранит.
Сердце проснётся
в день женщины расцвета –
истина станет ложью.
Свет – к свету, тьма – к тьме,
и начало настанет,
дар воспылает.
Зажжётся первый огонь,
четверо станут одним.
Конец предрешён,
прах несётся под фуэ.
Кто предан – предаст.
Обман проложит тропу.
Алых бутонов расцвет
Три танка в едином стихе. Хотя Киоко всю жизнь училась читать между строк, эти загадки она разгадать не могла.
– Госпожа, – в покои вошла Кая и прикрыла за собой дверь. – Госпожа, сёгун просит вас прийти в Светлый павильон после обеда.
Киоко вздохнула.
– Что ему от меня нужно?
– Он не сообщил.
Конечно, не сообщил. Киоко здесь больше не госпожа – пленница собственного титула и дома. Наверняка ему нужно, чтобы она своей рукой подписала новые указы, которые сделают жизнь ёкаев в империи ещё более невыносимой.
Хуже того, что сёгун выжил, было то, что он не убил её. В этом случае, возможно, власть наследовал бы кто-то из побочной ветви. Вряд ли по сильному желанию, но на это можно было надеяться, а такой итог Мэзэхиро не устраивал. Именно поэтому он обставил всё так, словно на отряд напали ёкаи. Искусно использовал эту полуправду, чтобы их боялись и ненавидели ещё больше. И в смерти Иоши он обвинил ёкаев, словно на его руках не было крови собственного сына.
Жаль, что он её не убил. Киоко была бы не против покончить с этой жизнью. Её семьи больше нет – ни родителей, ни брата, ни мужа. Её друзья сбежали в лес… Во всяком случае, хотя бы они теперь свободны. Настолько, насколько такие, как они, могут быть свободны в Шинджу.
– Я приду, – тихо сказала Киоко.
– Я вернусь за вами через два коку, чтобы сопроводить на обед, – Кая поклонилась и вышла.
Сначала служанка оставалась в комнате как можно дольше, чтобы не оставлять Киоко одну, но время шло, а её состояние не менялось. В конце концов Кае пришлось вернуться и к другим обязанностям, но Киоко не почувствовала разницы. Ей было всё равно, есть рядом кто-то или нет. Она больше ничего не чувствовала, ничего не желала. Только перечитывала стихи и рассказы, подаренные учителем, и пыталась найти в них какой-то смысл, какую-то подсказку, которая помогла бы ей найти в себе силы и почувствовать, что жизнь ещё не кончена.
Она знала, что те три танка – пророчество. Она даже сумела – или думала, что сумела, – понять несколько строк.
Дар бога исчез.
О том, что украден был Кусанаги. С этого всё и началось.
Сердце проснётся
в день женщины расцвета.
Это наверняка о Сердце дракона, что пробудилось в её шестнадцатый день рождения.
Четверо станут одним.
Наверное, это о них… И дальше про предательство Иоши. Если, конечно, она не пытается видеть то, чего нет. Но если она права, если это стихотворение действительно что-то значит…
Алых бутонов расцвет
смерть знаменует.
…То его конец не предвещает ничего хорошего.
Киоко встала, пнула свиток ногой, отчего он свернулся, и забралась под одеяло. Она не хотела жить эти два коку, потому предпочла провалиться в ласково убаюкивающую тьму. Сюда не дотянутся ни беды, ни смерти. Здесь она в безопасности.
Ото сна её пробудил шорох за дверью. На мгновение она забыла, что ей уже шестнадцать, и подумала, что там вновь мышью скребётся Хидэаки, приглашая встретить очередной рассвет. Но только на мгновение.
Киоко приподнялась на локтях и посмотрела туда, откуда шёл звук, – никаких теней за бумагой. Не Хидэаки. Этот богами забытый дворец даже призраков не привлекает.
Шорох продолжался. Она встала и отодвинула сёдзи – мимо её ног тут же что-то прошмыгнуло внутрь. От неожиданности Киоко вскрикнула.
– Ты что здесь делаешь?
Она обернулась в поисках серой мышки, чтобы выгнать её обратно, но у противоположной стены уже сидела чёрная кошка. Она выразительно посмотрела на приоткрытую дверь, и Киоко её задвинула.
– Норико? – она смотрела и не верила. Если Норико вернулась во дворец, то разве что за быстрой смертью. Ничего другого ей здесь не найти.
– А ты ждала кого-то др-р-ругого? – проурчала она, не двигаясь с места.
Киоко подошла, упала перед ней на колени, подхватила на руки и крепко-крепко прижала к себе.
– Кио…ко… – сдавленно захрипела Норико. – Прошу, пусти…
Киоко ослабила хватку, но не отпустила кошку и уткнулась мокрым лицом в кошачью шерсть.
– Норико, – она старалась не плакать, но всхлипы рвались из груди. – Норико, я думала, что больше не увижу тебя.
– Как это не увидишь? – бакэнэко вывернулась из рук, села напротив и зло смотрела на Киоко. – Ты думала, я тебя здесь оставлю? Брошу с тем, кто перебил всю твою семью?
– Тебе ведь… погоди, – до Киоко медленно начал доходить смысл сказанного. – Что значит всю?
– Ну да, ты ведь тогда ещё не прилетела… Когда Иоши подходил к Мэзэхиро, тот подумал, что это ты в его теле, и сказал что-то вроде «надо было тебя убить тогда же с императрицей и принцем». Считай, признался. Иоши после этого и напал на него. Не думаю, что он действительно стал бы сражаться с отцом без доказательств его вины в смерти императора. Так что Мэзэхиро сам себя подставил.
У Киоко сжалось сердце. Слушать о Иоши было больно. Ещё больнее было осознавать, что, если бы не эти слова, он мог бы остаться жив. Но именно эти слова так были ей нужны… Вся её боль, вся скорбь о каждом любимом сводились к одному виновнику и сливались в единую волну ненависти к тому, кто лишил её всего, обрывая жизнь каждого, кому принадлежало её сердце.
– Он должен умереть, – прошептала она.
– Должен, – согласилась Норико. – Но не сейчас. Мы уже однажды не справились, не думаю, что вторая попытка будет проще.
– Я не могу сидеть здесь и позволять ему дальше использовать меня для своих жутких приказов и мерзких законов, которые уничтожают, разрывают империю, увеличивая пропасть между людьми и ёкаями.
Норико раздражённо махнула хвостом.
– Киоко, я пришла не к тебе, а за тобой.
– За мной? Мне не скрыться в Шинджу – в каждой области даймё знает меня в лицо, везде развесят портреты, меня найдут в два счёта.
– Если будут искать.
Норико выглядела уверенной, но Киоко никак не могла понять, что та имеет в виду.
– Выкладывай уже, что ты придумала.
– Тебе ведь не нравится эта жизнь, верно?
Киоко нахмурилась, но кивнула. Жизнь ей больше не нравилась. До того, как вернулась Норико. Сейчас жить хотелось немного больше. Точнее, жить хотелось.
– Значит, время умирать, – ни тени улыбки.
– И что это значит?
– Ты должна умереть. Для всех.
И Киоко наконец поняла.
Алых бутонов расцвет
Смерть знаменует.
Её
