себя волков. Но не успеваю сделать к ней шаг. Боль вспыхивает ярче солнца — мгновенно и нестерпимо. Со всех сторон набрасывается когтистая чернота и придавливает меня к земле — ни вздохнуть, ни шевельнуться. Ни вспомнить, кто я и где.
…Кто я и где?
Кажется, я всё тот же и всё там же. Лежу на обветренном камне у края берега. Эйка сидит рядом, это главное. Ревёт, но это ладно. Хорошо, что она смогла улететь и что я никого не убил. Утро разгорелось, и всех прочих тоже отлично видно. Перепуганные люди толпятся на маяке. Перепуганные оборотни вернулись в дневной облик и сгрудились на песке, залитом рассветной кровью. Но к камню никто не подходит. Боятся? А нет — это я так удачно поставил стенку, что она до сих пор держится! Значит, они нас не видят. Под скалой густая тень, и солнечные лучи пока не обжигают Эй.
— Сегодня с магией было более-менее, — усмехаюсь я.
То есть я говорю только:
— … более-менее.
Но она кивает в знак того, что поняла.
— Цела? — спрашиваю я.
Эй опять кивает. Вот и чудно. Прочее меня не волнует. Разве что та ослепительная боль — немного. Я боюсь её возвращения, раз сознание уже вернулось. Всё как бы в полумраке, и я щурюсь, пытаясь сосредоточиться на лице Эйки.
Ты меня опять…
— … спасла? — спрашиваю я.
Или только шевелю губами.
Эйка трясёт головой и продолжает реветь. Бедненькая, не повезло ей с замужеством! Я понятия не имею, где Перо и где меч. Я пытаюсь двинуть рукой, просто чтобы протянуть её Эйке, но движение не даётся. Волна время от времени дохлёстывает до камня, и пена подо мной зажигается алым. Разглядеть больше не получается — Эй упорно закрывает меня крылом в том смысле, что нечего там смотреть. Выходит, я даже не буду бегать по лесам в волчьей шкуре?
— Я тебя укусила, — сознаётся Эйка, дрожа всем телом, — совсем чуть-чуть. Чтобы было не очень больно. Тебе не очень больно?
Я умудряюсь пошевелить другой рукой в надежде, что она заметит этот жест — ляг рядом. Ничего больше не хочу. Эй вытирает нос и ложится.
— Ильм, послушай, — произносит она лихорадочным шёпотом, — я тебя сейчас поверну. Может стать хуже, но я хочу, чтобы ты видел.
Как будто у меня бездна времени куда-то там ещё смотреть! Мне хочется видеть только…
— …тебя.
— Я и так тут, а ты всё-таки взгляни, это что-то.
Она придерживает меня под спину, поднимает мою голову и убирает волосы с глаз. Без толку, потому что зрение начинает мне изменять. Но я успеваю понять, почему все уставились в одну сторону и почему над пляжем такая мёртвая тишина. Длинной вереницей из-за горизонта тянутся корабли. Лёгкие, как облака, прозрачные, как морская пена. Рассветное солнце зажигает их паруса бриллиантовым огнём, и наш дремлющий на якоре кораблик разворачивается носом навстречу сородичам.
Мои мысли замедляют ход, как пульс в жилах. Всё-таки приплыли. Надо же! А ведь это я их позвал… Я вдруг пронзительно ясно, яснее того, что вижу въяве, вспоминаю окованный льдом замок и осколки громадного зеркала. Вот с тех пор они, стало быть, и плывут издалека. Точно, это же я их…
— … позвал, — я пытаюсь объяснить это Эйке.
— Да, в замке. Я тоже так подумала, — шепчет она мне на ухо. — Вот ты теперь гляди на них и не смей засыпать. Только подумай, сколько драконов! Они тебя враз исцелят.
Возможно, да. Но скорее нет. И дело не в ранах. Жаль, я не успел маяк…
— … погасить.
— Теперь уже поздно, — говорит Эйка, — теперь уже будь что будет.
А что будет? Надо решать скорее. Хрупкая магия её укуса утекает из меня вместе с кровью, даже губами шевелить трудно. Но я ещё не дошёл, я пока иду…
— … к тебе. Как ты.
Эйка силится понять, и её опять начинает трясти. Да, ей ведь тяжело, когда много крови вокруг!
— Нет, — плачет она, — ты тогда умрёшь.
Вот же когда надо, её не уломаешь! Чего доброго, эти успеют высадиться. Корабли у них быстрые.
— …дракон, — произношу я старательно.
Дракон умрёт. Вот и ладно.
— Но если они помогут? — стучит зубами Эйка. — А твоя жизнь, твоя магия… Ну давай ты подождёшь, ну не смотри на меня так!
Я не смотрю, я закрываю глаза. Она сама поймёт, когда настанет момент. Одного жалко — я ей детей обещал, а видно не…
— …не будет.
— Будут, — заверяет Эйка, целуя моё лицо, — дети будут, я сама это знала, и Хорпа сразу поняла. Я хотела тебе сказать, когда отплывём подальше. Боялась, что ты раздумаешь покидать берег. А ты же так хотел выбраться… с этого… проклятого… острова.
Остров вовсе не проклятый. Зелёные бабочки опять же… Дивные. Вот как на платье Эйки! Она продолжает говорить, но я сосредотачиваюсь на том, чтобы поднять веки. Если я их подниму, то заставлю Эйку замолчать и послушаться. Я не могу рисковать. Тем более если дети. И я хочу успеть… Перестать быть драконом.
— Ладно, — осекается Эй, когда наши взгляды, наконец, сталкиваются.
Она уже не плачет, а злится. Это хорошо.
— Я тебя ненавижу, — когда Эйка это повторяет, хочется слушать и слушать, — я теперь никогда себя не прощу. Кто бы знал, что драконы такие хитрые.
Я улыбаюсь — пока болтаешь, во мне вся кровь кончится.
— Не кончится, — злорадно уверяет она, — сперва я тебя своей кровью напою. А там уже найду, чем поживиться.
Я расширяю глаза: она всегда говорила, что её кровь — это яд.
— А ты как думал! — скалится Эйка. — Слушай, но быстро. Это будет как смерть. Это и будет смерть. Я сама не видела, но так говорят. Ты не сможешь дышать, не сможешь видеть и слышать, ты окажешься в темноте. Но я буду рядом, не бойся. Потом что-то пропадёт навсегда, а что-то вернётся, но по-другому. И Связь исчезнет. Если нам повезёт.
Я моргаю в знак того, что понял. Как ещё реагировать на такую перспективу? Возможно, я должен уронить слезу, но во мне осталось мало жидкости. Прекрасно, одним мечом будет меньше.
Пока я всё это думаю какими-то уже бессвязными обрывками, Эйка целует меня в губы, перебирает мои волосы, и, кажется, гладит меня всего, запоминает меня всего, но я не ощущаю её рук, и это ужасно. Хуже, чем смерть, только это ожидание.
— …хуже, — наверное, у меня это нечаянно вырывается вслух.
— Я знаю, мой свет, — шепчет Эйка, устраиваясь со мной лицом
