видней, от каких врагов стеречься, тем более в такую ночь по дорогам вряд ли станут разъезжать создания из плоти и крови. Он один такой сумасшедший на всю Черную Алати.
Эпинэ вскочил в седло. Дракко, не дожидаясь приказаний, пошел легким галопом, лицо тронул слабенький теплый ветерок, но даже это было облегчением. Обычно Робер, проминая коня, сворачивал к перевалу. В отличие от Альдо, обожавшего красоваться перед убирающими виноград девчонками, Иноходец не любил людных дорог, но сегодня ехать в горы было безумием. Талигоец благополучно выбрался на столичный тракт, и тут удача им с Дракко изменила. Не прошло и часа, как полумориск потерял подкову и захромал. Окружавшая всадника и коня темень была непроглядной, но Робер помнил, что где-то рядом есть постоялый двор, а дальше – деревня, в которой не может не оказаться кузнеца. Эпинэ сунул руку за пояс – как ни странно, кошелек оказался при нем. Надо же! Собираясь не думая, ошибаешься реже, чем когда стараешься ничего не упустить.
Постоялый двор нашелся именно там, где Робер и ожидал. Добротный приземистый дом с настежь распахнутой дверью, над которой горит масляный фонарь. Румяный слуга, сочувственно покачивая головой, взял под уздцы Дракко и залопотал что-то гостеприимное. Робер хлопнул услужливого малого по плечу и вошел. Несмотря на жуткую ночь, а может, именно поэтому, гостей хватало. То ли плакали, то ли смеялись вездесущие алатские скрипки, две девушки, звеня монистами, метались между столами, за которыми веселилось несколько разношерстных компаний, а у самого входа потягивал вино важный курьер в герцогской ливрее. Робер немного замешкался, прикидывая, куда бы приткнуться, и тут из угла ему замахали рукой.
Ох уж эти алаты! Эпинэ помахал в ответ и, обойдя каких-то невзрачных людишек, киснущих над пареными овощами, пробрался к тем, кто его звал. Их было семеро: шестеро мужчин в красном и молодая черноволосая женщина в белом платье с алой шнуровкой.
– Наконец-то! – засмеялась она, протягивая изящную ручку.
– Моя эрэа! – Иноходец почтительно поцеловал пахнущие нарциссами пальцы.
Какой знакомый запах! Дело принимало неожиданный и ужасно глупый оборот. Он, без сомнения, встречал этих людей, и не раз, но не мог вспомнить, где и когда. В Агарисе? Вряд ли… Значит, еще раньше. Робер, смущенно улыбаясь, опустился на скамью между двумя молодыми людьми, лихорадочно вспоминая их имена, но имена не вспоминались.
Сидевший напротив красивый дворянин в красном разливал вино. Ему было около пятидесяти, правую щеку украшал давно заживший шрам. Робер совершенно точно знал этого человека, так же как и всех остальных.
– За встречу! – произнес мужчина со шрамом и оглянулся на высокого старика с золотой цепью на шее. Тот молча приподнял стакан, и все, кроме женщины, выпили. Вино горчило, и от него пахло дымом, но Роберу понравилось, он и раньше предпочитал горькое сладкому. Ах да, Матильда же говорила…
– Мне говорили, что здешние вина настаивают на травах.
– Да, – произнесла женщина низким грудным голосом, – это полынь. Здесь ее очень много.
Ее вообще много. Полынь – трава смерти и осени, именно она растет у Закатных Врат, а дорога к Рассвету покрыта анемонами.
– Мои эры, – стройная яркогубая алатка с улыбкой протягивала глиняный кувшин с широким горлом, – подарите монетку, попытайте судьбу!
– А как, красавица? – Сосед Робера попытался обнять красотку, но та ускользнула грациозным неуловимым движением.
– Позолоти ручку и лови, что ловится. – Гадальщица на лету подхватила суан и перевернула свой кувшин. На стол высыпались восемь медных перстеньков с разноцветными стеклышками.
– Дурная игра, – заметил старик с цепью, – но не играть в нее нельзя.
– А почему б и не сыграть? – эрэа в белом засмеялась и взяла колечко, украшенное золотистой ягодкой. – Браслет не надела, хоть это моим будет.
– Попытайте судьбу, эры, – девушка с кувшином была уже у другого стола, за которым пировали бергеры. Во имя Астрапа, как их занесло в Алат?! В воздухе мелькнул золотой кружок, красотка высыпала свои побрякушки и пошла дальше. Сколько суанов и сколько таллов она заработает в эту ночь?
– Вы опоздали, сударь, – строго сказал старик, – у вас не осталось выбора.
Робер глянул на перстень с красной стекляшкой, сиротливо лежащий на темных досках. Что ж, отсутствие выбора – тоже своего рода выбор. В Ренквахе он этого не понимал, в Сагранне дошло. Иноходец надел кольцо и поднял стакан:
– Я промешкал, но это ничего не значит.
– Ты промешкал, но это ничего не значит, – эхом отозвалась эрэа. Вино показалось нестерпимо горьким, и все же он допил до конца. На углах стола горели четыре свечи, их огоньки отражались от семи опрокинутых старинных кубков, но люди ушли, и лишь невидимая скрипка продолжала смеяться.
– Значит, это ты. – Робер вздрогнул. Давешняя гадальщица стояла рядом, держа свой кувшин. – Ты есть, но будешь ли?
Он видел эти глаза, не лицо, а глаза… Девушка протянула ему кувшин, и он взял. То, что он принял за глину, оказалось бронзой. Старой, позеленевшей, но Иноходец смог разобрать и зигзаги молний, и странные фигуры, похожие одновременно на танцующее пламя и крылатых женщин с кошачьими головами. Что за танец играет скрипка, уж не этот ли?
Молния!
Древней кровью вечер ал.
Молния!..
Стук маленьких коготков, шуршанье. Огромная крыса вскочила на стол. Не Клемент! Крыса с яростным писком метнулась к Роберу, странный дар выскользнул из рук, раздался звон. Серая гостья отпрянула, сбросив со стола одну из свечей. Вскрикнула и смолкла скрипка, зато забрезжил серый утренний свет. Робер оглянулся по сторонам – он все еще был в придорожном трактире, у его ног валялись глиняные черепки, а на руке алел тот самый перстень, что привез Ричард.
– Бедный эр любуется осколками, а их уводят, – голосишко был тоненьким и жалобным, словно у нищего. – Бедный эр опять опоздал… Бедный эр глуп, он не узнал брата… Бедный эр глуп, он не узнал отца… Бедный эр глуп…
В дверях мелькнул алый с золотой оторочкой плащ. Плащ Эпинэ?! Во имя Астрапа, откуда он тут?! Робер, оттолкнув кого-то, тщедушного и смеющегося, рванулся к выходу.
5
У коновязи опустили головы кони – вороные и золотистые, но Дракко среди них не было. Рядом, лениво поигрывая тонким прутиком, прислонился к дереву какой-то человек. Услышав шорох, он устало обернулся. У него были глаза женщины с кувшином, огромные синие глаза, холодные и равнодушные, как небо над вечными льдами.
– Сударь, – надменные губы слегка скривились, – я не звал вас. Нам с вами не о чем говорить.
– Зато у меня к вам есть несколько вопросов, – Робер почувствовал, что закипает. – Где те, что вышли из трактира?
Незнакомец пожал плечами и кивком указал на низкую каменную кладку, сплошь обвитую плющом. Эпинэ бросился туда, увязая в мелком белом песке. Зачем, ведь эта стена скроет разве что собаку!
