Земле тоже учатся, – кивнула Виллемина. – И создают новое оружие. Меня больше занимает, как эта тварь управляется. Если она живая – её натаскивали, как собаку?
Тяпка, лежавшая клубком между нами, подняла голову и посмотрела на Вильму: что – собаку? Это, мол, я – собака! Моя королева принялась её гладить.
– Может, не совсем живая? – подумала я вслух. – Лесная тварь какая-нибудь… с демонической природой. Вот как тритоны?
– Тритонов не бывает, – улыбнулась Вильма.
– Ещё как бывают, – сказала я мрачно. – Просто ты не видела. В океане такое бывает – сухопутным тяжело себе представить. Тритоны, русалки – думаешь, выдумка?
Вильма взглянула на меня – цепко, остро. Как-то в один миг собралась.
– Я сама видела, – сказала я. – Русалку. Не такую, как их обычно изображают, а настоящую, элементаля вод. Мы же жили на самом побережье – там глушь, не то что столица. На здешнюю набережную они, конечно, не пойдут: тут же толпы людей даже по ночам, фонари… А вот в захолустье…
– Значит, они боятся людей? – спросила Виллемина.
– Что им людей бояться! – фыркнула я. – Просто не мозолят глаза. У них своя жизнь, у людей – своя. Драконы тоже живут в горах, к людям не лезут.
– Любопытно… – протянула Вильма задумчиво. – Значит, ты никогда не пробовала с ними общаться?
– Ну, – я пожала плечами, – некроманты с такими как-то не очень…
– Отметим, – кивнула Вильма. – Быть может, чернокнижники – «очень». Ты снова меня успокоила, милая Карла. Когда хоть отчасти представляешь, с кем или чем имеешь дело, жить становится чуть проще.
И зевнула.
Потом она тихонько спала, а я думала о русалках. Вот только русалок нам ещё не хватало. Или каких-то там других тварюг, плотских, но с демонической природой.
Во всех книгах, которые я прочла, говорилось очень определённо: некромантам с такими связываться не стоит. С драконами – особенно, но про драконов особенно, потому что почти все книги, которые я читала, были написаны либо в Междугорье, либо в Святой Земле. Там полно драконов. Господь милосерд, здесь-то их нет.
А Церла не занимали демоны, обитающие в нашем мире. Церла занимал ад. Простой такой был государь, безобидный, как килечка.
В общем, специалиста по странным природным сущностям, или элементалям, или демонам, только обитающим не в аду, а у нас под боком, до такой степени нет, что для них нет даже чёткого определения. Эти самые сущности выпадают из поля зрения. Но, надо сказать, их и изучать сложно: в поле нашего зрения – люди. Духи – бывшие люди, вампиры – бывшие люди. С богами – не общение, а молитвы и разные степени благости, с демонами – не столько общение, сколько сделки, вся наука об этом – техника безопасности. И опять же: ад и рай имеют отношение к людям, для людей это всё и затеяно.
А вот эти?
Какие сделки с ними, когда вообще неясно, что им надо? Когда они совершенно чуждые, хоть и живут где-то поблизости? Может, у них и боги свои, и ад с раем, кто знает… Если они одновременно и здесь, и вне…
Я этого не понимаю. У меня мозги ломаются, когда я начинаю об этом думать.
Когда я была ребёнком, духи меня вообще не пугали: такие же люди, только мёртвые и без тел, чего бояться. Вампиров я в детстве не видела – но уж как хотела увидеть! Они меня тоже не пугали. Ну проводники Вечности, хранители Предопределённости, часть Промысла – всё понятно. Божьи вестники приходят проводить душу к благим, вампиры – ко всем остальным, обычный порядок вещей.
А вот русалка меня перепугала до панического жаркого ужаса. До желания немедленно забыть, что я видела… вот это.
Я просто шла по побережью и искала ракушки и крабовые панцири – и чаячий череп мне бы тоже пригодился. У меня была корзинка, в корзинке – пара хороших ракушек и окаменевшая, обточенная водой деревяшка. День был такой солнечный, солнце, как масло, растеклось по мелким волнам, прибой шелестел…
Я рассматривала гальку с мелкими ракушечками, подняла глаза – и встретилась взглядом.
И уронила корзинку.
Это полулежало грудью на валуне в полосе прибоя. Смотрело на меня. Громадные неподвижные глазища, исчерна-зелёные, – но на дне у них светилось золотое, будто огоньки свечей внутри головы. Без носа, маленький треугольный выступ только. Рот – щель без губ, и мне померещилась ухмылка. Голова и всё тело – тёмно-серые, с прозеленью, с влажным блеском, как дельфинья кожа, – местами покрыты чем-то…
Не знаю чем. Мхом поросли? Водорослями? Я не поняла.
Нечеловеческая голова, нечеловеческое тело. Шеи нет, плавный переход к плечам. Ушей нет, перепонки, как у ящерицы. Волос нет, но вуалевые какие-то наросты, длинные, полупрозрачные, как у некоторых рыб хвосты или щупальца медуз, не поняла я. Руки: локтями опирается о камень. Плавники от плеч, плавники от локтей, ладони с перепонками между когтистыми пальцами…
Если закрою глаза – увижу в подробностях. Врезалось в память.
Вот это. Нечеловеческое. Дико чуждое. Совершенно непонятное.
Может, я умерла бы от ужаса: бежать не могла, ноги вросли в гальку. Но оно бесшумно подалось назад, бесшумно, легко, тихо, без плеска ушло в прибой.
Может, русалка пожалела меня. А может, не хотела, чтобы я начала орать, позвала людей… Но она ушла – а у меня появились силы, чтобы бежать, и бежала я во весь дух, сколько сил хватило. Забыла там корзинку. Дворецкий за ней ходил, дед Хоут. Ворчал на русалку: тьфу ты, нечистая сила, испугала девчонку…
Но когда он забирал мою корзинку, никого не видел. Это я такая везучая.
Но Хоут видел их в молодости. Многие моряки видели, хоть мельком. Говорили о русалках разное: что увидеть тварь – плохая примета, что увидеть – отличная примета, особенно на пути в открытое море. Что русалки пожирают упавших за борт и потерпевших крушение. Что кого-то из знакомых спасла русалка. Что русалки страшно любят вино – и в обмен на бутылку вина можно получить горсть жемчуга. Что русалки умирают от человеческой еды. Много всего говорили – и всё казалось сказками.
Слухами.
А в столице любят изображения русалочек в виде милых девочек с рыбьими хвостиками. Совсем сказочных. И тритонов изображают в виде таких же милых мальчиков с хвостиками… а я даже не знаю, самку видела или самца. Русалка это была или тритон. Морская тварь это была. Поди определи по акуле, девочка она или мальчик.
В горах живут драконы. А в море – русалки. Отчего бы в лесу не
