жить чему-то этакому? Которое потом будет забираться в дымоход – и которое настолько омерзительно, что от одного отвращения можно умереть, бр-рр…
Где бы специалиста найти. Так ведь нет, похоже, по ним специалистов!
С тем я и заснула.
А на следующее утро мы с Виллеминой нанесли Рашу визит.
Взорванный флигель был закрыт парусиной, а в остальной части дома царил какой-то особый уют – даже тени ада я тут не почувствовала. Тяпка, кажется, принюхивалась, но не нервничала – и это нам с Вильмой понравилось.
Раш нас встретил почти весело, в очень светлой маленькой гостиной, украшенной живыми цветами – тоже тропическими, розовыми, не знаю, как они зовутся.
– Ваш дом похож на сад, дорогой мессир Раш, – сказала Виллемина. – Удивительно видеть эти цветы, когда за окном снег.
– Как раз в эту-то пору они и цветут, прекрасная государыня, – сказал Раш. – Моя жена очень любит их.
– Эти цветы, зорецветники, привозят с Чёрного Юга корневищами, – улыбнулась Гелида. Усталое же лицо у неё было… но она улыбалась очень приветливо. – Я сама сажаю их, государыня. В почву непременно нужно добавить немного углей и золы – тогда они цветут особенно пышно.
– Вы геройски держитесь, леди, – сказала я. – Вам хоть немного легче?
И у неё взгляд тут же стал отчаянным – но дама опытная, в руки себя взяла быстро:
– Они живы, чего ж ещё желать… Могло быть много хуже, леди Карла.
– Мы привезли подарки раненым, – сказала Виллемина. – Быть может, дорогие хозяева позволят их увидеть?
– Дочь у себя в будуаре, – сказал Раш и чуть улыбнулся. – А сын в библиотеке. Мессир Сейл запретил ему напрягать зрение, но он настаивает. Уверяет, что ему нестерпимо скучно терять время.
– Сын? – ну случайно у меня вырвалось. У Вильмы-то был такой вид, будто её это ни чуточки не удивило.
Раш улыбнулся заметнее:
– Некромант в доме Одинокого Утёса – это непривычно звучит, леди Карла? Впрямь удивительно, но если уж Вседержитель в неизбывной милости своей посылает мне сына с Даром, то кто я такой, чтобы оба эти дара не принять? Если бы дети ещё не страдали так…
Мне просто обнять его хотелось за эти слова.
Гелида нас проводила.
Мельда полулежала в постели, одетая в домашний капот и прикрытая пледом, очень бледная и с синяками под глазами. У неё глаза наполнились слезами, когда она нас увидела.
– Простите, государыня, – сказала она. – Мне так жаль, что я не могу встретить вас, как подобает хозяйке дома… Я рада вас видеть, леди Карла. Я знаю, что вы помогли моему отцу…
– Это мне жаль, что я пока не могу пригласить вас к себе, дорогая леди Мельда, – сказала Вильма.
– Ещё пригласишь, – сказала я. – У нас уже серьёзный опыт, мы сделаем Мельде такую ножку, что она танцевать будет.
Мельда печально улыбнулась:
– Жейнар рассказывал о юноше-некроманте с искусственными руками. Но у меня Дара нет, я буду на костылях, на деревяшке, как старый пират из романа. Попрошу маменьку выписать с Чёрного Юга говорящую райскую птицу, чтобы она поминала морских демонов и требовала рому…
– Между прочим, он прав, – сказала я. – Нога – это здорово проще, чем руки, чтобы двигать ногой, и Дара не надо. Серьёзно. Увидите, Мельда. Мы вообще многое умеем так-то. Ведь от микстуры Ольгера вам стало легче?
– О да! – Мельда даже чуть оживилась. – Мессир Ольгер сказал, что это не наркотик, что этот эликсир отодвинет боль от меня… и впрямь, леди Карла, мне снилось, что боль, как красный колючий зверь, сидит у моей ноги, скалится, но не смеет напасть. Мне и сейчас кажется, что она подкарауливает поблизости… но я отвлекаю себя.
Она показала ткань, натянутую на пяльцы, – с вышитыми розовыми цветами в голубом снегу.
– А я привезла вам образцов для вышивки, дорогая, – сказала Виллемина и положила книгу на одеяло.
У Мельды расширились глаза:
– Это «Цветы и листвие для света сердечного»? Государыня, ей ведь уже лет пятьсот! Это наалтарные вышивки, седая древность, я о таком только слышала… Невероятно! Я так благодарна!
Виллемина улыбнулась:
– Вот и я слышала, что вы любите реставрировать старые покровы и наалтарные покрывала, дорогая.
Мне показалось, что Мельда на секунду вообще обо всём забыла, кроме этой книги. Это же надо – так любить вышивать! Выше моего понимания.
И тут Тяпка радостно тявкнула. Мы обернулись и увидели Жейнара. Он мою собаку наглаживал и наглаживал – и смотрел на нас одним глазом из бинтов.
Всё лицо у него было в бинтах, шея – в бинтах, шёлковая домашняя рубашка надета поверх бинтов. Волосы торчали между бинтами клочьями, а низ лица был так основательно забинтован, что осталась только щель для рта. Но руки каким-то чудом остались совершенно целыми.
– Живой Жейнар! – закричала я и всех рассмешила.
– Жейнар, дорогой, – сказала Виллемина, – как вы себя чувствуете?
– Почти хорошо, государыня, – сказал Жейнар. – Смеяться вот больно, говорить пока тяжеловато. Но мы с Мельдой обсудили наши боевые раны и решили, что нам, пожалуй, повезло.
– Повезло?! – удивилась Вильма.
– У меня руки-ноги целы, Дар, работать я могу, даже читать, – сказал Жейнар. – А с лица не воду пить. В жизни я такого не видал, чтобы некромант был ослепительным красавцем.
Даже Мельда улыбнулась.
– Вот видите, – сказал Жейнар. – Ножку Мельды очень жаль, зато вся её невозможная красота при ней. Для девушек это страшно важно.
Он подошёл и присел на постель Мельды, а она его обняла.
– Мой братец – дуралей и шут, – сказала Мельда нежно. – Почему-то все, буквально все юноши такие в этом возрасте. А ещё он спас отца – и спас бы всех, если бы те гады не были такими подлыми…
– Цветочки-лепесточки, – сказал Жейнар, тронув обложку книги.
– Для вас, прекрасный мессир, у меня тоже кое-что есть, – улыбнулась Виллемина. – Записки Хорна Великодольского «О противодействии силам ада». Что-то подсказывает мне, что вас это должно заинтересовать.
– Да ещё бы! – на радостях Жейнар завопил, как малое дитя, которому дали что-то очень сладкое, и охнул, потому что открыть рот пришлось слишком резко. – Это же вот прямо – у меня слов нет, государыня! – продолжал он тише, почти не разжимая губ. – Ведь именно про этого Хорна говорили, что он сам с серьёзным Даром, ничего, что Преосвященный? Впрочем, что за дело! Он ведь из Великого Дола – значит, Преосвященный при Иерархе Междугорском был, совсем другой разговор.
– Да, – кивнула Виллемина. – Это некромантский трактат. Хорн принял сан, но рассматривал Сумерки с точки зрения человека с Даром, поэтому его труд имеет особую ценность.
– Это же
