Герцог сделал шаг вперед, словно хотел ударить старика, но сильная рука Дражко мягко, почти по-дружески легла ему на плечо, и спокойный голос произнес:
– Это не предсказание Колопаса, это слова Свентовита. Свентовит никогда не обманывает даже врагов. Успокойся, – и добавил уже шепотом прямо в ухо: – Иначе волхв убьет тебя и доставит тем самым мне много неприятностей. Не жалеешь себя, так пожалей меня…
Герцог еще минуту думал, как ему поступить.
– Перед нами дальний путь. Поехали… – позвал его князь-воевода.
– А не молился ли ваш хваленый волхв сегодня ночью Чернобогу?[60] – сказал Сигурд уже в дверях.
– Колопас молится только Свентовиту, – ответил князь.
– Золото… Золото… Золото… Сколько здесь золота, – раздраженный герцог заговорил на другую тему. – Я привык не доверять золоту. Золото ложно, оно не стоит того, что за него просят. Сталь всегда надежнее и вернее! Я верю в сталь!
И он положил руку на рукоять меча.
Обширная, хотя и тесная от множества расположенных там вещей, палатка Алкуина стояла чуть в стороне от центра, пристроившись по пологому боковому склону холма, перед самой рощей, и от нее не было видно дорогу, ведущую от подножия холма к вершине. И король заспешил туда, откуда ему будет все видно. Толпа придворных заторопилась, подстраиваясь под его быстрый шаг, вслед за монархом. Уже за крайней палаткой ряда, услышав повторный сигнал, Карл понял, что голос рога раздался из того отряда всадников, который он наблюдал при своем подъезде к ставке. Сам отряд уже встал у каменистой подошвы холма. Солдаты спешились и образовали полукруг, держа коней на поводу. Три рыцаря, не покидая седел, беседовали с королевским герольдом шевалье Франсуа де Жереном, племянником воинственного архиепископа Турпена, храброго воина, погибшего при Ронсевале вместе с Хроутландом, королевским племянником. Всегда невозмутимый герольд, непревзойденный знаток всех гербов королевства франков, сейчас непривычно суетился. Карлу даже странно было видеть его таким. И именно по поведению герольда король понял, что его ждет сюрприз. Что-то застучало в груди, во рту появилась непривычная сухость. Не испытывавший волнения даже во время смертельных схваток, как, например, сегодня утром, король внезапно почувствовал, что волнуется.
Герольд первым заспешил к вершине холма. Рыцари задержались, чтобы распорядиться и отправить солдат в сторону общего лагеря, где их должен принять Бернар или кто-то из его помощников. Но уже через пару минут, как и полагается, пешие стали подниматься нелегкой походкой оружных воинов по дороге к королевской палатке.
Карл застыл в ожидании.
– Ваше величество будет принимать вновь прибывших прямо здесь? – поинтересовался майордом дю Ратье, в нужный момент оказавшийся, как всегда, рядом.
Король оглянулся. Из его палатки уже вынесли высокое походное кресло на постаменте в три ступени, на войне заменявшее Карлу трон.
– Да-да… Я иду… – рассеянно ответил король.
Но по дороге оглянулся еще трижды, всматриваясь в фигуры рыцарей. Увы, он уже понял, что ожиданиям его не суждено оправдаться! Хроутланда среди прибывших не было. Мощную и высокую фигуру племянника он узнал бы издалека – и не удивительно, потому что его любимец, сын сестры, был чуть не на голову выше всех в своем окружении. Эти же рыцари, только что прибывшие в ставку, были примерно одного роста. И трудно было предположить, что Хроутланд возвращается, приведя с собой еще пару таких же, как он, гигантов, хотя издали точно определить рост невозможно.
Так всегда бывает: когда ожидания не оправдываются – усталость, вызванная разочарованием, весомым грузом ложится на плечи, и ничего не хочется делать, ни к чему нет интереса. Карл устало уселся в кресло и, окруженный придворными, стал поджидать, слегка позевывая. Он уже не однажды замечал за собой, что на троне или в походном кресле часто зевает – деятельная натура не любила ожидания и церемоний, характер требовал или действия, или хотя бы движения, смены обстановки.
Первым к королю, согласно этикету, приблизился герольд.
– Ваше королевское величество, новые рыцари со своим отрядами желают присоединиться к вашей армии, – торжественным голосом, как всегда говорят герольды, произнес де Жерен. – Они просят на то вашего согласия.
– Я всегда рад приветствовать доблестных воинов, – заученной фразой ответил Карл. – Только если они не запятнали свое имя бесчестными поступками или трусостью. Достойные ли рыцари прибыли сегодня в наш стан?
– Об этом вам судить, ваше величество. Позвольте представить вам вновь прибывших.
Рыцари как раз приблизились к королевскому креслу, и первым выступил вперед, согласно титулу и положению, рыцарь в красном плаще.
– Любимого мной герцога Анжуйского мне представлять не надо. Я сам готов вызвать на поединок того, кто усомнится в его высокой чести и доблести, – скучным голосом сказал Карл. – Прошу тебя, герцог, принять приглашение сегодня на обед. Ты расскажешь мне, как доехал. Надеюсь, твоя палатка будет недалеко от моей. Майордом! Помоги герцогу отыскать соответствующее его положению место для палатки. Я хочу часто видеть его и потому желаю, чтобы герцог расположился как можно ближе. Если рядом мало места, прикажите вырубить несколько деревьев в той вон рощице, – показал Карл.
Герцог скупо поклонился и отошел в сторону, заняв место в первом ряду среди придворных, как позволяли ему титул и древность рода, а еще больше – воинская слава, доставшаяся в многочисленных сражениях, где Жофруа принимал участие. Но по лицу было видно, что он ожидал приема более теплого. Обычно король вставал при прибытии герцога, а частенько даже обнимал его, показывая свое отношение.
– Второй рыцарь прибыл издалека, – снова подал голос герольд. – Он не франк, а подданный вашего названого брата великого эмира Ибн ал-Араби. Рыцарь привез вам поклон и послание от своего повелителя, и желает на время военных действий вступить в вашу армию. Его зовут Салах ад-Харум[61].
«Вот и весть из тех мест, где погиб Хроутланд… – с грустью подумал король. – Алкуин со своими звездными расчетами оказался, как всегда, прав…»
– Я рад приветствовать гостя, преодолевшего такую долгую и нелегкую дорогу. Как здоровье моего названого брата, рыцарь?
– Ибн ал-Араби шлет вам, ваше величество, пожелания здоровья и успехов. И послал меня, чтобы я донес до ваших царственных ушей некоторые истории, произошедшие в нашей земле семь лет назад, – с трудом и медленно подбирая нужные франкские слова, все же вполне понятно сказал сарацин.
«Так я и думал, – молча кивнул король. – Он привез вести о Ронсевале. Опять Алкуин меня не обманул… К сожалению…»
– Я буду рад побеседовать с тобой. Прими приглашение на сегодняшний обед вместе с герцогом Жофруа Анжуйским, своим спутником. А кто третий ваш товарищ и почему он не поднимает забрала? Я люблю смотреть в глаза своим рыцарям… – сказал король сурово.
– Ваше величество, – сказал герольд, – третий рыцарь не пожелал назвать себя мне. Он хочет лично представиться вам.
Карл по голосу шевалье де Жерена, по легкой и чуть торжественной доброй улыбке понял, что тот обманывает его. Он знает этого рыцаря, прекрасно знает, но хочет доставить своему королю удовольствие. Не зря же герольд суетился внизу, у подножия холма. От присутствия герцога Анжуйского де Жерен не стал бы так себя вести. Но Карл поддержал игру и даже не улыбнулся. И суровость из голоса не убрал:
– Я жду.
Рыцарь несколько секунд помедлил, выдерживая паузу и придавая моменту повышенную значительность, потом шагнул вперед, почти к самому креслу короля, чего не позволили себе ни герцог Анжуйский, ни сарацинский посол. Уже это говорило об особом положении рыцаря, на которое он, очевидно, имел право – иначе такую смелость объяснить было нельзя. И только тут не просто поднял забрало, но и полностью снял шлем.
Король стремительно взлетел с трона. У него перехватило дыхание, спазм чувствительности образовал в горле комок, и сердце в груди застучало, как у птицы, попавшей в человеческие руки.
– Оливье!
– Оливье… Оливье… – зашептали вокруг трона придворные. – Оливье – живой! Оливье вернулся!
Карл шагнул вперед и обнял рыцаря, как обнимают близкого друга, с которым так давно не виделись и, более того, которого все считали погибшим. И даже две слезы радости и умиления выкатились из королевских глаз, чего Карл, впрочем, даже не заметил в волнении.
– Вот и сбывается предсказание! Частично… А?.. – Он хотел спросить о своем племяннике, но удержался, сообразив, что это будет выглядеть не совсем тактично по отношению к самому Оливье. – А ходили слухи…
Граф Оливье, побратим Хроутланда и неразлучный верный друг, вместе с ним защищал честь королевства при Ронсевале и считался павшим в бою рядом с королевским племянником.
