«Помоги!»
Разглядеть он толком ничего не успел. Воинские привычки были быстрее разума. Краем глаза Нахт заметил движение даже прежде, чем вслед за девицей из зала выскочил мужчина с ножами.
– Мертва! – бессвязно крикнул он, бросаясь на замершего на пороге стража.
Нахт развернулся, заслоняя свою непрошенную ношу, перехватил копье и с силой ударил жреца в грудь древком, отталкивая обратно в зал. Мужчина охнул, неловко взмахнул руками, проваливаясь в проход. Он зацепился за занавесь, и полотно затрещало, но не остановило падение. Ударившись о ритуальный стол за порогом, жрец затих.
Меджай выждал несколько мгновений, бережно опустил девушку на пол, глядя на жреца. Он медлил подойти и проверить, но почему-то знал уже точно – нападавший был мертв.
Глава III
1-й год правления Владыки Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона
Нахт
Прислонив копье к стене, Нахт подошел к жрецу, присел рядом, осматривая. При падении бальзамировщик ударился головой об угол своего ритуального стола и уже не дышал. Под ним растекалась лужица крови. Рядом лежали выроненные ножи – обсидиановый и бронзовый.
Он, Нахт, только что убил жреца. И судя по облачению и амулетам – старшего жреца из тех троих, что прибыли недавно. Осознать эту мысль полностью пока не получалось – разум словно застыл, и перед мысленным взором проносились роковые мгновения. Снова и снова. Мог ли он что-то сделать иначе?..
Звуки вторглись в его сознание, выводя из оцепенения. Коридор за спиной наполнился голосами и лаем возбужденных псов, которых кто-то впустил внутрь.
– Я никуда не пойду! – возмущался старый бальзамировщик. – Тут жил – тут и помру!
– Они уже почти здесь! Нужно уходить.
– Да, в храме больше воинов. Туда они точно не сунутся!
– Я запер двери не просто так, – рявкнул Бек. – Да не трожь ты засов, дурень!
– Ты хоть знаешь, с кем говоришь?!
– Потом расскажешь. А пока не мешай мне делать свое дело. Что там у тебя, Нахт?
Меджай коротко покачал головой, не зная, с чего начать. Он подхватил девушку и перенес на ритуальный стол, прикрыл ее наготу покрывалом. Подошедшая черная собака села рядом с Нахтом, положив морду на стол, и теперь обнюхивала незнакомку, чуть сдвигая пропитавшийся кровью лен.
В отличие от жреца, девица была жива – дышала, хоть и сбивчиво, едва слышно. Столько крови… весь бок залит. Меджай, отбросив приличия, все же осмотрел рану, судорожно соображая, как помочь. Удивительно, но края раны стянулись сами, словно слиплись – такого Нахт прежде не видел. Она… заживала?
В небольшом зале подготовки быстро стало тесно. Бальзамировщики, увидев тело своего товарища, заголосили, перебивая друг друга и сыпля обвинениями. Бек протолкнулся вперед, к Нахту. Меджай вскинул голову, прямо встречая гневный взгляд командира:
– Она сильно ранена.
Бек тихо выругался, позвал старика, который из всей жреческой братии сейчас казался самым разумным. Тот засуетился, копаясь в корзинах у стены, принес какие-то снадобья и миску с водой.
– Он кричал, что мертвая, – тихо сказал Нахт командиру, кивнув на тело жреца. – Кинулся на меня как безумный. Я оттолкнул. Но… вот как вышло…
– Вижу, что не копьем пырнул, – хмуро ответил Бек, потирая ладонью лоб, раздумывая, как быть. – Как же некстати-то все… Такую смерть скрыть трудно. Явно высокого полета птица.
Они оба слышали, что ночь уже давно перестала быть безмятежной – за стенами было шумно, как в базарный день. Времени на долгие разбирательства у них не было.
– Скрывать я и не буду. Отвечу, как полагается, – меджай пожал плечами. – Я страж некрополя, а не преступник.
– Молод еще и глуп. И так много наших поляжет, – проворчал Бек, сжал его плечо. – Я сам свидетельствовать за тебя буду. Давай только переживем эту ночь… Да тихо вы там! – прикрикнул он на споривших жрецов, потом перевел взгляд на девицу. – Кто ее пытался прирезать? Что здесь вообще случилось – объясните? Прошлой ночью в мастерскую ведь доставили трупы.
Нахт коротко рассказал, что успел увидеть, но к уже сказанному добавить было особенно нечего. Один из жрецов подошел к ним. Собака глухо зарычала, вздыбив шерсть, и это удивило меджая. До этого она ведь совершенно спокойно пропустила старика, который занимался раной девчонки.
– Убери пса, – приказал бальзамировщик. – А ты – отойди от тела.
Старик вдруг распрямился и посмотрел на него совершенно ясным взглядом.
– Думаешь, я не видел, что вы сделали с остальными телами?.. А эту… да неужто потрошить заживо взялись? Надрез обсидиановым ножом. Для удаления внутренностей… Какое кощунство перед Усиром [16]и Инпу!
Оба других бальзамировщика выглядели потрясенными, но тщательно пытались скрыть это за привычными масками достоинства.
– Отойди. От. Тела, – повторил жрец. Его голос дрогнул, хоть и едва заметно – словно он пытался убедить себя самого. – Она мертва, как и остальные. И лучше ей оставаться мертвой!
– Мертвые не бросаются на живых, – веско возразил Нахт прежде, чем Бек успел остановить его. – Не истекают кровью…
– И не дышат, – хмыкнул старик, плотно перетягивая полосами льна бока девушки. В спертом воздухе зала стоял тяжелый запах крови, смол и целебных трав.
– Вы просто не понимаете происходящего, – более миролюбиво добавил другой бальзамировщик, придержав за плечо своего товарища. – Мы должны закончить. Если бы вы знали, что случилось, и кто отдавал нам приказы – предпочли бы не вмешиваться.
– Так, – Бек обвел всех хмурым взглядом. – Прежде, чем мы перегрыземся между собой, вам лучше объя…
Его прервал грохот у двери – кто-то пытался вломиться внутрь.
– Командир, они уже здесь! – крикнул один из воинов, охранявших двери.
Бек переглянулся с Нахтом.
– Надеюсь, стреляешь ты так же хорошо, как о вас говорят. А вы, – он кивнул жрецам, – займитесь пока лучше тем, кто уже точно мертв.
Выходя из зала вслед за командиром, меджай коротко посмотрел на девчонку, оставшуюся на попечении старика и собаки. Так себе охрана, но лучше не было. Мерзкий голосок внутри нашептывал, что он и без того уже успел испортить себе жизнь из-за этой незнакомки. К тому же Нахт понимал: если сейчас им не удастся разогнать толпу – не поможет он уже не только этой живой-мертвой, но даже себе самому.
– Вас гонит голод! Мы это понимаем. И никого не хотим убивать. Возвращайтесь!
Голос воина гремел над улицей. Небольшой отряд меджаев едва держал волну людей на щитах, при этом не пуская в ход копья. Пока. Их никто не слушал и не слышал. Толпа пыталась прорвать хрупкий заслон, готовая пожертвовать любым. Звучали проклятия, что-то о неисполненных обещаниях, голодающих семьях и скудном урожае, и о нарушенном Законе Маат.
– Я открываю кладовые! Но вы должны отступить! Открываю, слышите? – Этот голос потонул в общем хаосе, сокрушительном, как бурные пороги Итеру. Командир отряда вскинул руку, отступая к дверям. Вместе с товарищем они отперли тяжелый засов, нарушив все мыслимые правила, до которых здесь и сейчас никому не было дела. По его приказу отряд расступился, пропуская поток людей в житницы – в сокровищницы, полные тем, что дороже золота.
Но даров никогда не бывает достаточно…
– Папа!
– Что ты здесь делаешь? Немедленно возвращайся.
– Сюда идут другие. С оружием! Я видел! – запыхавшись, он затараторил, рассказывая о вооруженной толпе. О пожаре, перекинувшемся от святилища к домам.
Меджаи обеспокоенно переговаривались. Покинуть пост, примкнуть к другим отрядам? Или встретить угрозу?
Но он все-таки успел – добежать, предупредить – и очень собой гордился!
– Ты молодец, – отец улыбнулся, пряча тревогу. – Только теперь тебе нужно спрятаться, хорошо? Сделаешь это для меня?
