Нахт и Шепсет остановились у входа в беседку, почтительно ожидая, когда им будет позволено начать разговор. Мужчина играл сам с собой в се-нет [69], задумчиво переставляя фишки, с интересом наблюдая за ходом партии, словно не мог предугадать результат. Шепсет это показалось интересным, очень символичным. Сенет был в том числе ритуальной загробной игрой, когда умерший играл с собственным Ка или с самой вечностью на право обрести бессмертие.
Мутнофрет замолчала, кивнула в сторону меджая и жрицы. Мужчина с тихим стуком поставил одну из фишек и окинул доску взглядом – видимо, партия подошла к концу. Когда он поднял голову, девушка с изумлением приоткрыла рот. Она не привыкла видеть его без регалий, без богатых украшений, облаченным в тунику хоть и сотканную из прекрасного тонкого льна, но весьма простую. Этот человек стоял за плечом Владыки, распоряжаясь от его имени сотнями дел и чужих судеб. Конечно же, Шепсет помнила его!
– Великий управитель Таа, – она склонилась в глубоком поклоне. – Да осияют Боги твой путь своей милостью, мудрейший чати. [70]
Мужчина вскинул голову, чуть прищурился, внимательно глядя на нее. Его черты были приятными, обманчиво расслабленными, но темные глаза смотрели хищно и проницательно. При дворе о нем говорили, что он никогда ничего не забывает, что его разум подобен огромному архиву со свитками и что он нетерпим к невежеству и неумелости среди тех, кто занимает высокие должности. В общем, врагов у него было не меньше, чем жаждущих набиться в друзья, а Владыка во многом полагался на него, принимая решения. И уж сколько он знал чужих секретов… Шепсет не поверила своей удаче. Неужели с самим чати Владыки ей удастся договориться?
– Хекерет-Нэсу Шепсет, – Таа улыбнулся, узнав ее. – Наша, увы, несостоявшаяся царская дочь.
На этих словах Нахт, стоявший рядом, не удержался от изумленного вздоха. Госпожа Мутнофрет чуть изогнула бровь в некотором удивлении и посмотрела на жрицу по-новому. Таа был одним из немногих, кто не намекал на связи Шепсет с Владыкой, потому что знал, как все было на самом деле.
– Признаюсь, не чаял увидеть тебя в добром здравии, – продолжал вельможа, – и даже сперва не поверил, когда моя дорогая подруга сообщила о твоем приходе. И все же вот ты, стоишь передо мной. Жаль, встретились мы в час недобрый для нас обоих.
Он говорил так беспечно, но в его словах Шепсет услышала предупреждение. С чего же начать, о чем попросить? Ведь не могла же она вот так сразу перейти к разговору о расследовании убийства Владыки…
– Насколько открыто мы можем беседовать, господин? – учтиво спросила она.
Таа усмехнулся, обводя жестом храмовые владения.
– В этих гостеприимных стенах о многом я бы советовал не говорить вовсе. Но коли Богам будет угодно, скоро нам представится такой случай. Хотя признаюсь, как же сильно могла бы измениться моя нынешняя жизнь, если бы мы с тобой прямо сейчас отправились во дворец.
Мутнофрет коротко рассмеялась, качая головой. Шепсет удивленно посмотрела на чати, пытаясь понять его. Он бы поручился за ее невиновность? Или наоборот, передал бы ее палачам? Страх, ее неизменный спутник, сжал сердце змеиными кольцами. Она ведь могла довериться совсем не тому человеку. Этот влиятельный вельможа и сам мог стоять у истоков заговора.
Взгляд чати теперь сделался тяжелым, изучающим, словно он просчитывал, какую выгоду сможет получить от нее, и что она может предложить ему. Уже в следующий миг тень рассеялась, впуская солнечный свет, и даже дышать стало чуть легче – взвесив, Таа словно принял некое решение.
– Моя дорогая Мутнофрет просила за тебя, и конечно же я не откажу ей в просьбе. Тебе нужен безопасный проход из Уасет? Я буду рад пригласить тебя на борт моей ладьи. Осталось уладить кое-какие дела, на что у меня уйдет дня два-три. И тогда ты сможешь покинуть этот славный край в моем обществе.
– Я буду бесконечно благодарна, господин, – Шепсет поклонилась. – Мне в самом деле очень нужна твоя помощь.
– Я догадался. Ко мне, видишь ли, редко приходят что-то предложить… как правило – о чем-то попросить. И все же, полагаю, ты тоже можешь быть мне полезна, – с улыбкой он покрутил в пальцах одну из фишек, только что дошедшую до клетки с водами перерождения. – Весьма полезна.
– Что я могу сделать для тебя, чего не может вся твоя многочисленная свита? – удивилась жрица.
– О, это я предлагаю обсудить чуть позже, когда мы вместе будем любоваться закатом над Итеру и удаляющимися белыми стенами великолепных храмов Амона, – Таа рассмеялся, подмигнув Мутнофрет.
Стало быть, и он тоже – сам чати Владыки – опасался жрецов Сокрытого Бога? И при этом одна из жриц Амона охотно помогала ему… Как же мало Шепсет понимала на самом деле.
– Зато теперь у меня гораздо больше времени на такие прогулки, – продолжал вельможа и доверительно понизил голос. – Многочисленные дела, переданные мною людям более… подходящим нынешней обстановке, – в его тоне отчетливо послышалась ирония, – оставили мне столько свободного времени, что я, право же, даже не знаю, куда его девать. И все же, это лучше, чем ускорить свой путь к вечности на несколько клеток, – он поставил фишку обратно на конец доски.
Чати вынужденно отошел от дел? Но как такое вообще могло произойти? Шепсет была уверена, что Таа останется рядом с Рамсесом, поможет молодому царевичу, когда придет время занять трон. Без него – без его опыта и мудрости – все могло рассыпаться!
Надежда таяла сама собой. Лишенный власти, Таа едва ли сможет справиться с теми, кто теперь по сути… изгонял его.
– Отчего так изменилось твое прелестное личико? Ах, ты думаешь, что старый пес уже не способен никому показать зубы. Не волнуйся, мне еще есть чем удивить наше достойное общество.
– Ты всегда был полон неожиданностей, друг мой, – улыбнулась Мутнофрет, коснувшись его руки. – И последствия твоей игры еще для многих отзовутся зловещим эхом.
– Сказал бы, что ты льстишь мне, – мягко отозвался Таа, – но я и правда кое-что могу.
– Этому «кое-что» завидуют многие в Обеих Землях.
– Что поделать, не всем дано пользоваться всем арсеналом своего разума. И даже высокое положение этому способствует далеко не всегда. Я бы сказал, некоторым оно только мешает.
Нахт выступил вперед прежде, чем Шепсет успела остановить его.
– Я хочу отправиться с вами, господин. Позвольте мне, – сказал он почтительно, но прямо. – Приказ моего командира – защищать эту девушку.
– Мне все равно, что он там приказал – ты останешься здесь, – ответила Мутнофрет, и ее голос потерял всякую мягкость и сладость.
– Сдается мне, этому соколу будет тесновато даже в обширных землях Ипет-Сут, – задумчиво проговорил Таа, глядя на Шепсет и Нахта. – Клетка есть клетка, даже если вызолотишь у нее все прутья.
Певица Амона нахмурилась.
– Такова цена за мою помощь.
– Но мне ли говорить тебе, что здесь… не все хозяева столь радушны, как ты?
– Не посмеют, – прошипела Мутнофрет.
– Возможно, – вельможа пожал плечами. – Хотел бы я сказать то же самое и о себе, но увы… А коли узнают, кого сопровождал этот меджай – что ты им ответишь? Не боишься, что и под твоей легкой поступью ступенька… пошатнется?
Ее глаза упрямо сверкнули.
– Даже спрашивать не посмеют.
Но показалось, или эти слова Певицы Амона прозвучали уже не столь уверенно?
При этом Шепсет возмущало, что эти двое обсуждали их судьбу так, словно их с Нахтом здесь не было. Словно их собственные решения ни на что не влияли. Но ведь это была не их жизнь!
Жрица ничего не успела сказать, когда меджай выступил вперед, заслоняя ее собой. Черная собака, до этого тихо сидевшая рядом с девушкой, встала рядом с ним, прижавшись к его ногам.
– Боги ведут меня, и мое сердце с ними в согласии. Я не стану скрываться в стенах Ипет-Сут, когда должен быть в другом месте, – твердо сказал он. – И я прошу тебя, госпожа Мутнофрет… хотя бы раз прислушайся к моим желаниям.
