Нахт вздохнул.
– Один из них уже пытался ее упокоить. Прокрался в зал, пока мы спали. Я помешал ему, но… – меджай покачал головой. – Не скрою, я не понимаю, что происходит, командир.
– Да чтоб я сам понимал! Интриги знати, божественные знаки… это все не нашего с тобой ума дело. Нам бы тут народ успокоить, и чтоб с наименьшими потерями… ан видишь, как оно, – Бек расстроенно потер ладонью лицо.
Меджай коротко рассказал о произошедшем. И о предложении жреца, которое не принял.
– Эта девушка выглядит вполне живой, – закончил он. – Возможно, она преступница, возможно – посланница неведомых сил. И я не знаю, правильно ли поступил… Но ведь этой ночью Боги защитили нас, а это что-то да значит.
Бек сосредоточенно закивал, обдумывая какую-то мысль, глядя в сторону.
– Именно мы тут оказались в этот час. Тоже, поди, неспроста. Вот взять хоть тебя с этой собакой… Я обязан тебе, но и раньше уже сказал, что буду свидетельствовать за тебя, – он подался вперед, сжал предплечье меджая, свободной рукой стягивая с шеи шнур с одним из своих амулетов – скарабеем с личной печатью. – Вот что, Нахт. Возвращайся к командиру Усерхату – он поболе нас с тобой знает. Передашь ему мое слово, что я за тобой стою. Не смотри на меня так и не спорь! И эту… с собой возьми. Пусть командир посмотрит на нее сам и решит, что делать. Выдвигайтесь прямо сегодня, с сумерками. Постарайся держаться подальше от хоженых троп, ни во что не вмешивайся и не геройствуй. Твоя задача – доставить мою волю командиру, понял? Это сейчас куда нужнее, чем твоя помощь в подавлении мятежей. Нынче такие силы схлестнулись, что не нам с ними тягаться… Доверим это дело тем, кто поумнее и помогущественнее.
Нахт растерянно сжал в кулаке скарабея с печатью.
– До гарнизона дня два, если не спеша и никому особо на глаза не показываясь, – деловито продолжал Бек и усмехнулся. – Только с едой уж не помогу, извини, – мы все раздали, сам помнишь. Раздобудешь что-нибудь по дороге. На худой конец, собаку эту свою сожрешь.
– Скорее уж она меня, – мрачно усмехнулся меджай. – Хорошо, командир, я понял. Не подведу. Ты только береги себя, ладно? Те люди сюда уже не вернутся, но все же…
– Не хорони меня раньше времени, – Бек подмигнул ему. – Скоро всяко свидимся. В конце концов, на одном и том же берегу службу несем.
Нахт кивнул. Ему очень хотелось в это верить.
Когда меджай вернулся в покой подготовки, девица уже перестала рыдать и даже успела слезть с ритуального стола. Теперь она сидела у стены в обнимку с собакой. Старик устроился напротив них и что-то тихо ей говорил. Когда Нахт переступил порог, все трое повернули головы, глядя на него.
– После заката уходим, – сообщил воин гостье, потом посмотрел на жреца. – Идти ведь она может? Нести не придется?
– Ну… это, конечно… насколько я понимаю… Но давай я хоть одежду ей какую принесу. А куда уходите? – во взгляде бальзамировщика отразилась тревога. Он словно чувствовал ответственность за ту, кого исцелял и, похоже, явно не верил, что эта девушка принесет с собой все беды Исфет.
Нахт постарался говорить мягче.
– В гарнизон. Там безопаснее. Командир Бек просил об этом позаботиться.
– Ну что ж, так правильно, пожалуй, – вздохнул старик и, кряхтя, поднялся. – Лучше уж так, чем в шкурах гнить, да… – бормоча что-то себе под нос, он вышел из зала.
И причем тут шкуры?
Меджай присел на корточки рядом с девушкой так, чтобы их глаза были почти вровень. Она смотрела на него недоверчиво, но вполне осмысленно, и крепко обнимала собаку. Если б не все обстоятельства, Нахт, пожалуй, назвал бы ее хорошенькой, только уж очень затравленная. И слишком худющая на его вкус. А так – точеное личико, хоть и немного опухшее от слез. Огромные глаза цвета золотистого сердолика, сейчас кажущиеся еще больше. И уж точно она не выглядела опасной, что бы там жрецы ни говорили… Хотя кто знает? Внешняя безмятежность бывает обманчивой – как мираж в песках Дешрет. Он не собирался терять бдительность, но и угрожать пока было незачем.
– Не бойся меня, – тихо проговорил он, показывая свой амулет с Оком и знаком бумеранга. – Я меджай, страж. Защитник. Отведу тебя в безопасное место. Ты меня понимаешь?
Девушка прищурилась, отвела с лица спутанные расплетающиеся косички, словно чтобы лучше разглядеть его. При этом она не расставалась с собакой, продолжая крепко обнимать одной рукой. Псина не возражала.
– Я пригляжу за тобой в пути. Там сейчас неспокойно, – продолжал Нахт так же мягко, словно говорил с ребенком или с диким зверем. – Но и ты уж постарайся не усложнять мне жизнь и не глупить, договорились?
Она чуть кивнула, но по-прежнему не проронила ни слова – видимо, пребывала в сильнейшем потрясении. Так они и сидели молча некоторое время, разглядывая друг друга, пока не вернулся старик.
– Придется тебе походить в моей тунике. Но если поясом стянуть, сойдет, – сказал бальзамировщик, сунув ей в руки сверток. – Да и всяко лучше, чем погребальное покрывало, правда же? А, вот еще что. Почему-то подумал, тебе это надо. Хоть какой-то амулет тебе в защиту, а этот попался неспроста, – старик протянул ей на ладони маленький кулон из голубого фаянса [18]грубовато сделанную статуэтку собаки или шакала – Инпу, возлежащего на своем святилище.
Несколько мгновений девушка недоверчиво смотрела на амулет, поглаживая кончиками пальцев… а потом вдруг подалась вперед и крепко обняла бальзамировщика. Старик закашлялся – не то смущенно, не то растроганно. Собака ткнулась мокрым носом в ладонь Нахта, будто бы ободряя.
– Ладно, мы… кхм… выйдем, – сказал жрец. – Оденься пока. Тут вот и вода есть. Кладовые у нас правда пусты, но хоть вода.
Оба покинули зал. Старик тяжело шаркал, опираясь на Нахта, да так и не выпустил локоть воина, когда они вышли в коридор. Меджай не выдержал и тихо спросил:
– Послушай, мудрый… а ты как считаешь, она и правда может нести с собой Исфет? Ожившая мертвая? Ты когда-нибудь такое видел?
– Ой чего я только не видел, мальчик, – отмахнулся жрец. – Но, клянусь Богами, всю жизнь исполнял свои обеты и берег покой мертвых. То, что здесь теперь творится, – не по Маат все, и не по сердцу мне. А девочка эта… и правда пахнет Дуатом. Или же просто меня там уже заждались, вот и мерещится, – он тихо скрипуче рассмеялся, но Нахту стало несколько не по себе от его слов – как и от рассказа Бека до этого.
– Да ты не бери в голову, – добавил старик. – Видишь, живы ж мы пока. А ведь Боги могли распорядиться совсем иначе… В общем, отведи ее, куда велено, да и возвращайся к своим делам. Дел у вас, стражей, будет теперь еще больше, чем прежде, вот уж точно. Когда меняется эпоха, всегда приходится несладко, особенно нам, людям попроще.
Глава V
1-й год правления Владыки Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона
Шепсет
Живые казались такими хрупкими, нереальными. Пытались говорить ей что-то, дозваться, но она с трудом слышала их сквозь все, с трудом разбирала всю эту сложную вязь слов сквозь многоликий шепот Тех. Восприятие слоилось, как будто часть ее все еще пребывала Там, не в силах выйти и прочнее обосноваться в теле. И даже собственное тело казалось каким-то… не до конца настоящим. Физическая боль, обычно отрезвляющая, отступила, и Шепсет словно наблюдала за собой со стороны, а не только изнутри.
Кое-что было реальным, доходило до нее сквозь марево. Пес-проводник каким-то чудом был с ней и Там, и Здесь – воплощенная часть Силы ее Богини. И девушка отчаянно цеплялась за это надежное присутствие, которое понемногу, нить за нитью, вытягивало ее из тягучего полунебытия. А еще – ей вернули ее имя, и она стала более целостной, ведь имя – необходимая часть души.
