Я тихонько застонала, когда тело Раймонда соединилось с моим. Я собиралась послать его ко всем чертям? Уйти навсегда, громко хлопнув дверью? Зажить спокойной жизнью где-нибудь за много миль отсюда? Чёрта с два! Кого я хотела обмануть? Сейчас у меня было только одно желание: каждым своим движением, каждым действием, каждым прикосновением своего тела доказать Раймонду, что в моём к нему отношении нет и никогда не было фальши.
Он сжал меня в своих объятиях так крепко, что, казалось, воздух перестал попадать в лёгкие. Но я скорее позволила бы себе задохнуться, чем попыталась высвободиться хотя бы на дюйм. Я схватила его за широкие плечи, царапая ногтями кожу.
– Не могу без тебя, – выдала я свой самый страшный секрет, не выдерживая суровости дознания.
– Не пущу тебя ни к какому герцогу, – медленно качая головой, выдохнул Раймонд. – Ты – моя.
Он перекатился на бок, увлекая меня за собой.
– Если понадобится, я и правда привяжу тебя к кровати. Но не выпущу.
Я вцепилась в его шею, поцеловала в губы, потом провела кончиком языка по его солёной от пота щеке. Раймонд снова заключил меня в объятия, и я не возражала против того, чтобы заключение оказалось пожизненным.
Потом, когда пальцы Раймонда, стискивавшие мои предплечья, разжались и он со стоном, напоминающим рычание, откинулся на подушку, я обхватила его руку и прижалась к ней щекой. Сердце билось в бешеном ритме, почти болело, норовя не то что выпрыгнуть из груди, а пробить с разгона грудную клетку.
Раймонд немного помолчал, стараясь совладать с не желавшим выравниваться дыханием, а потом хрипло спросил:
– Зачем ты сводишь меня с ума, кофейная девочка?
Мне не надо было думать над ответом.
– Мне просто скучно сходить с ума в одиночку. – Я приподнялась на локте, по-прежнему не выпуская его руку. – Вы довольны результатом допроса, господин дознаватель?
– Одним допросом ты точно не отделаешься, – пообещал он, поворачиваясь на бок лицом ко мне и проводя пальцем по моей шее.
Я испустила вздох с притворной тоской в глазах.
– Ладно, что я, не понимаю, что ли? Свою вину придётся искупить.
– Будешь расплачиваться очень долго и мучительно.
– Главное, чтобы ты уяснил одну простую вещь. – Мой тон резко поменялся на предельно серьёзный. – Наши с тобой отношения никак не связаны с полученным мной заданием. И никогда не были связаны.
Раймонд внимательно посмотрел мне в глаза.
– Ну, хочешь, на крови поклянусь? – начала злиться я, не вынося его молчания.
– Не надо. Я тебе верю.
Я смерила Раймонда недоверчивым взглядом и, лишь прочитав подтверждение словам у него в глазах, облегчённо вздохнула. Он ласково погладил меня по щеке. Потом притянул меня поближе и прижал к себе.
– Ты можешь уволиться со своей службы у Л’Эстре? – спросил Раймонд минуту спустя.
– Не знаю… Возможно. Не раньше, чем выполню задание.
– Да поймаем мы твоего мага!
Он говорил так, словно речь шла об охоте на оленя. Я улыбнулась:
– Конечно, поймаем.
– И?…
Настойчивый. И упрямый. Такой же, как я.
– Там увидим. Может, и уволюсь, только… Чем я буду заниматься, если уйду от герцога?
– Дай-ка подумаем. Уборку ты терпеть не можешь, это мы уже знаем.
– Угу, поговори ещё немного об уборке. Я исчезну из этой комнаты раньше, чем ты успеешь сосчитать до трёх, – пригрозила я.
– Если тебе так необходимо швыряться кинжалами, – раздражённо поморщился Раймонд, – то у меня тоже есть тайная служба.
– Так что это было, допрос или перевербовка? – изумилась я.
– Одно очень часто сочетается с другим, – мудро заметил он.
– Я подумаю. Только учти: я никогда не стану работать во вред герцогу.
– Да нужен он мне больно! – фыркнул Раймонд.
– Почему бы вам уже не помириться и не забыть старые распри раз и навсегда? – спросила я, пытаясь воззвать к голосу разума.
– У Л’Эстре это спрашивай, – отрезал он.
Я вздохнула. Спрашивала. И неоднократно. Приводила доводы. Не потому, что мне было тогда хоть какое-то дело до эрла. Просто глупо из-за давней ссоры не поддерживать хотя бы деловых отношений с человеком, чьи земли граничат с твоими. Это создаёт массу неудобств и, что ещё хуже, чревато войной, которая может разразиться из-за любой ерунды.
– Сказать по правде, не исключаю, что Дайон меня и так уволит, – призналась я, пожевав губами.
– Вот как? – Раймонд оживился. – За что?
– Да вот за это, – фыркнула я. – Хотя, возможно, и не уволит. Может, просто устроит какое-нибудь дисциплинарное наказание.
– Какое ещё наказание? Пусть только попытается.
Судя по тону, которым были произнесены эти слова, Раймонд уже считал себя единственным человеком, имеющим право как бы то ни было меня наказывать, и не намеревался позволить герцогу оспаривать эксклюзивность этого права.
Я покачала головой.
– Не пойми ситуацию неправильно. Никакого реального вреда мне герцог не причинит. Ну, в крайнем случае посадит на недельку в башню.
– Ещё чего не хватало! Постой, откуда у тебя такая идея? Он что, уже это делал? – хмуро спросил Раймонд.
– Ага, один раз. – Я чувствовала, что вместо того, чтобы мирить этих двоих, способствую в данный момент усугублению конфликта. Но ничего не могла с собой поделать, уж больно забавны были воспоминания. – Да ты не думай, башня была со всеми удобствами. Изысканные кушанья, вина, мягкая постель под балдахином и горячая ванна по первому распоряжению.
– И в чём в таком случае была идея заточения?
Судя по мрачному выражению лица Раймонда, предположение на этот счёт у него было, и оно ему крайне не нравилось. Я поспешила развеять его подозрения.
– В том, чтобы заставить меня отдохнуть, – со смешком ответила я. – Я тогда сильно переутомилась на одном задании… Дошла почти до измождения. А герцог прекрасно знал, что единственный способ заставить меня усидеть на месте – это запереть на замок. Ну и запер.
– И что? – с интересом спросил Раймонд, видимо прикидывая, не взять ли такой метод на вооружение. – Отдохнула?
– Угу, отдохнула, – кивнула я. – Необходимость целую неделю маяться от безделья довела меня до бешенства. Когда меня выпустили, в башню впору было запирать Дайона вместе со всеми его советниками и исполнителями. Чтобы спрятать их от моего праведного гнева. Жизнь я им тогда устроила ну очень весёлую.
Раймонд заметно погрустнел.
– Как ты вообще попала в агенты? – спросил он, слегка меняя тему.
Я усмехнулась. Ну что ж, мне обещали массу вопросов.
– Смута. Я прошла её всю, большей частью в подполье. А потом просто продолжила делать то, что умела.
– Ты не просто лечила раненых, – кивнул он.
– Нет. Лечение было скорее занятием второстепенным, так сказать, побочным.
– А татуировка? – Раймонд провёл указательным пальцем по моему плечу. – Она что-то означает? Лук с натянутой тетивой – это один из символов мести, ведь так?
– Верно.
– Это тоже со времён Смуты? Отличительный знак какого-то отряда?
– Почти. Скорее сразу после Смуты. Один очень маленький отряд, нас было всего пять человек.
Он взглянул на меня с новым интересом.
– Дай угадаю. Ночные мстители?
– Ох! – Я всплеснула руками. – Неужели наша слава дошла аж до самого Эвендейла?
– Что тебя удивляет? Вы нагнали страху чуть ли не на всё королевство.
– Мы вовсе не были такими страшными, – поморщилась я. – Люди любят рассказывать страшные истории и пугать ими себя. И кстати, то же самое с названием, которое они нам дали. Мы вовсе не действовали только по ночам. Выбирали то время суток, которое было наиболее удобным в каждом конкретном случае.
– И шли убивать.
– Казнить, – жёстко поправила я. – Это был карательный отряд. И мы вовсе не трогали каждого, кто волей случая оказался на неправильной стороне во время Смуты, хотя некоторые представляли наши действия именно так. Мы преследовали предателей и палачей, на совести которых были десятки и сотни невинных жертв. Я была лично знакома с жертвами почти каждого из них. Слишком много людей успела узнать за полтора года борьбы. Слишком много всего увидеть. Легко говорить: «Эти люди заслуживают кары» – и ждать, пока кара настигнет их сама собой. Но для того, чтобы это «само собой» произошло, кто-то должен взять в руки клинок. Угрызения совести меня не мучают.
– Я и не говорю, что они должны тебя мучить, – серьёзно заметил Раймонд. – Я тоже успел очень много всего увидеть, пока возглавлял сопротивление в Эвендейле. Вы прятали лицо под маской для устрашения? Или чтобы избежать гнева властей?
– Скорее наоборот, – улыбнулась я. – Чтобы защитить власти. Видишь ли, такие отряды не формируются просто так, сами по себе. По окончании Смуты многие преступники были казнены. Но были и особенно изворотливые, вину которых невозможно было доказать или которых нельзя было казнить из-за занимаемого ими положения. А наибольшее число жертв часто бывало именно на совести последних. Герцог точно знал, что они виновны, но официально приговорить их не мог. Вот поэтому и появились мы.
