– Затыкай дыру! – взревела Клара. – Поворачивай Силу твари!
Райна уже бежала к поверженным, и не было времени остановить дуру-валькирию. Горящее чудовище излучало такой свет, что Клара едва не ослепла. И далеко-далеко впереди стал виден тот Первичный Разрыв, откуда началось вторжение.
И сейчас поток огня плавил саму Реальность, наглухо перекрывая дорогу бестиям.
– Клара! Теряю поводья! Клара!.. Над нами… всё раскалывается! – Кажется, это был Эгмонт.
А Райна сумела-таки вскинуть на плечи окровавленное тело товарки-воительницы.
– Клара! Нужна Сила! Зачерпываю наверху! – крикнул Мелвилл.
Грубые схемы стремительно несущихся магических потоков. Тяжёлое шевеление абсолютно чуждого разума где-то там, в невообразимой дали, и жгучая боль рвущейся плоти Мира над головой. Клара слышала грохот рушащихся пластов земли, чувствовала прикосновение остатков чужой мощи, что так навеки и останутся здесьзапечатаннымии будут пытаться вырваться, а от соединения двух абсолютно чуждых начал родится… Кто знает, что может родиться от этого?..
Последний удар. Мироздание содрогнулось; лицо Клары опалил жуткий жар. И она уже знала, что запечататьсовсем наглухоне удастся, что наверху возникает Разлом – место, где соприкоснутся два совершенно чуждых мира; и последнее, что она могла сделать, – это поставить предел распространению этого Разлома, пусть уродливый шрам рассечёт лишь часть плоти Северного Мира…
Но что будет твориться здесь потом – страшно даже представить.
Однако и козлоногие оказались отрезаны от своей пуповины. Их тут мириады, они сильны – но сила их обратится в ничто по ту сторону Разлома. Извергающееся из Разлома способно менять природу вещей, но сами козлоногие дальше не пройдут. Понадобятся века, думала волшебница, прежде чем враги смогут обратить в подчинение те удивительные создания, что возникнут уже в самом Разломе…
Это всё, что Клара могла сделать.
Они едва-едва успели взяться за руки и заклятьем – кольцом вырваться из страшного места, когда всё внизу поглотила одна чудовищная пасть взрыва – из тех, что рождают звёзды.
Их ждал долгий путь – назад, в Долину.
Знать бы ещё, где она…
* * *
Негромкий разговор – из тех, что ведутся глазами, не губами. Два тела рядом – в той истоме, что делает двоих Единым.
– Знаешь, всё кончилось…
– Знаю…
– Я приказал отпустить твоих.
– А гномов?
– Пусть сперва помогут починить разрушенное и сожжённое. Когда исчез их Драгнир, я думал, они покончат жизнь самоубийством. Рыдали как дети, кое-кто бросился на мечи…
– А Радуга?..
– Радуга? С ней ещё будет много хлопот. Этот чудовищный Разлом… Надеюсь, у них хватит ума заняться им.
– А твоя перчатка?
– Я думал, она потеряет Силу… но нет. Наверное, из-за того же Разлома. Те, кто дарил её мне, просчитались. Эх, Фесса жалко…
– Жалко. Он был хорошим. Наверное, я бы даже могла в него влюбиться.
– Ты? В него? Ну тогда бы я немедля приказал его казнить!
– Я знаю, что ты шутишь… Я сама бы убила всякого, кто сказал бы мне, что я буду вот так… с человеком…
– Жалеешь, что не осталась Видящей?
– Нет, нисколько. Я ведь тоже… виновата. Но теперь… Дану будут жить сами по себе и люди тоже.
– Я сниму с гномов бремя, как только они исправят содеянное. А теперь иди сюда.
– Нет… погоди… ой… я должна сказать… ну погоди, погоди… ой, я ведь ещё не придумала тебе имени…
– Так поторопись…
– О-ох… Я не могу не признаться… я… ты принял меня не за ту, Император.
– Как? Чего?
– Ты думал, что это была я на арене – тогда, много лет назад… Но это не так. Просто шрам… мне его поставил Онфим, когда полоснул шипастым браслетом.
– К-как?..
– Ты рассердился?.. Ну да, да, я использовала это… когда просила отпустить моих, несмотря на всё, что они наделали… я воспользовалась твоей слабостью… Не смотри на меня так! Ну пожалуйста! Пожа-а-алуйста…
– Не плачь… я понял тебя. И… и себя, кажется, тоже. Что ж, пусть всё будет по данному слову. Но тебе придётся понести наказание.
– Я готова. О-ох!.. Ох!
– Сладко?
– Сладко-о… Дану так не могу-ут… только вы, люди..
– Не «вы». Мы. Люди. Запомнишь, Сеамни?
– Да… да, мой… моя жизнь…
* * *
Фесс неподвижно висел в пустоте, с трудом приходя в себя после так и не достигшего Долины заклятья. Междумирье. И никакие чары не способны отныне отправить его домой.
Воин тяжко вздохнул. Если бы не тот клоун с девочкой… всё бы рухнуло. Вот кто всё сделал – не он. Проклятье. Он даже не знал, где они, в каком провале Межреальности, пробитые стрелами, пронзённые копьями… Наверное, даже самые искусные целители Долины ничего не смогли бы сделать. Как ничего не может сделать и он, Фесс. Ему предстоит долгая дорога домой, но сперва неплохо бы разузнать хотя приблизительно, где он, этот дом.
Однако дело сделано. То, ради чего шли на верную смерть старик и девочка, – свершилось.
На месте зловещего холма с дольменом теперь зиял лишь глубокий провал. Очистительное пламя выжгло, вылизало почерневшую, спёкшуюся землю; за краем исполинской воронки, вытянувшейся в длину на добрую пару миль, вздымались призрачно-белёсые языки плящущего над Разломом колдовского пламени. Один из протуберанцев взлетел выше других; трепещущая пуповина оборвалась, лохмотья белого огня бессильно сорвало ветром, зашвырнув далеко от Разлома. Они опустились на уродливую глыбу спёкшейся земли; глыба немедленно выпустила короткие кривые лапы и открыла пару мутных буркал. Трещина превратилась в разинутую пасть; переваливаясь, ожившая глыба тотчас же засеменила к неподвижно лежавшему на самом дне телу.
– Ну, это вряд ли, – мрачно произнёс властный голос.
Он принадлежал сухощавому высокому мужчине лет сорока пяти, с резкими чертами лица, облачённому в простой чёрный плащ и легионерские сапоги грубой кожи. Поджарый, он даже на вид напоминал готового к броску волка. В правой руке он держал простой деревянный посох, по обычаю странников подбитый понизу железом. Мужчина одним прыжком оказался возле глыбы. Та зашипела, в пасти показался белый раздвоенный язык.
– Экая пакость! – Мужчина с омерзением взмахнул посохом. Треск, короткая вспышка – и короткая жизнь земляной глыбы оборвалась так же внезапно, как и началась.
Мужчина подошёл к погибшему. Осторожно наклонился закрыть ему глаза.
