— Вы хотите сказать, — начал Фейн, — что мир…
— Я ничего не хочу сказать, — ответил Голдман, — я также, как и Альбертон привык наблюдать, а выводы делать нужно лишь после сбора многочисленных фактов.
Неожиданно открылась дверь, и буквально влетел в комнату Блэк. Он тяжело дышал и значительно нервничал. Он не мог говорить, его сдерживал спазм голосовых связок.
— Что с вами случилось? — спросил Голдман, с тревогой осматривая лицо Блэка. — Вы плохо выглядите. Вы должны успокоиться, все страхи и опасения позади, Альбертон выяснил, что это всего лишь какой-то научный эксперимент, не более того. Он прекратится, и все мы…
— Нет, нет! — закричал сорвавшимся голосом Блэк. — Никакой это не эксперимент…
— Успокойтесь, и все нам расскажите, — сказал Фейн. — Что произошло?
Спустя десять минут они вчетвером были в шестом секторе. В слабом и призрачном, мигающем свете лампы лежало тело.
— Кто это? — спросил неуверенным голосом Фейн.
— Вы меня извините, — сказал Блэк, — но я второй раз не могу это видеть.
— Хорошо, — сказал Голдман, — вы идите в свою комнату, только ответьте на вопрос: кто еще видел это тело?
— Я и Дадсон, — ответил Блэк, — мы просто гуляли, исследовали корабль, а тут…
— Вы ничего не трогали? — спросил Альбертон.
— Что вы, конечно, нет, я испугался, когда увидел лужу крови и…
— Можете идти к себе, — произнес подавленным голосом Голдман, — мы все осмотрим сами.
Блэк, не оглядываясь, тяжелым шагом поплелся прочь.
— Что это, Голдман, убийство? — спросил Фейн. Его сердце сжалось, и в нем поселилась тревога.
— Это убийство, — холодно ответил Альбертон, оглядывая труп.
Фейн не решался приблизиться к трупу и потому остался на освещенном месте. Голдман и Альбертон склонились над телом.
— Вы были правы, — сказал Голдман. — Все только начинается, и все наши страхи и опасения еще впереди.
— Кто это? — спросил Фейн, оглядывая темные части широкого помещения.
Голдман и Альбертон развернули тело лицом вверх.
— Это Хейли, бедняга Хейли, — сказал пониженным голосом Голдман.
— Она, как будто улыбается, — сказал Альбертон.
— Это не улыбка, — сказал морщась от ужаса, Голдман. — Она убита, это не улыбка, а надрез в области горла. Убийца разрезал от уха до уха.
— Это чудовищно, — сказал Альбертон, — такое не мог совершить человек.
— Кроме людей здесь никого нет, — ответил Голдман. — Нет, это преступление, и его совершил именно человек, но с извращенным восприятием.
Альбертон привстал, а затем спросил:
— Вы хотите сказать, что это жуткое убийство сделал кто-то из нас?
— Несомненно, — сказал Голдман. — Помогите мне оттащить тело на свет, чтобы мы могли осмотреть его получше.
Вдвоем они оттащили тело Хейли поближе к лампе. Теперь не было сомнений в том, что это было убийство. Под красной кофточкой, которую она носила, они обнаружили чистый лист бумаги.
— Что это? — спросил Фейн.
— Не знаю, — ответил Голдман, — но могу сказать определенно, ее сначала задушили, вот видите на шее эти два темных пятна. Это следы больших пальцев.
— Вы хотите сказать, — произнес Альбертон, — что Хейли была сначала задушена, а потом ее убийца сделал этот чудовищный разрез в виде улыбки на ее шее.
— Скорей всего, — согласился Фейн. — Но откуда здесь взялась бумага? Зачем Хейли держала лист бумаги у себя за кофтой?
— Может это оставил убийца? — предположил Альбертон.
— Все мы слышали и видели записи, что пришли по почте, — сказал Гольдман.
— Вы хотите сказать, что те папки с делами вовсе не эксперимент? — спросил с ужасом Фейн.
— Я вспомнил, — начал Гольдман, — о так называемом «автографе», который оставляют маньяки или серийники на телах своих жертв.
— Вы хотите сказать, что этот лист и есть «автограф» убийцы? — спросил Альбертон.
— Может быть, это лишь мое предположение.
— Но что же, по-вашему, этим убийца хотел сказать? — спросил Альбертон.
— Не знаю, — ответил Голдман, внимательно осматривая тело. — Нам придется перенести тело в отдельную комнату ее нельзя здесь оставлять.
— Согласен, — сказал Альбертон.
Тело было перемещено в отдельное помещение. Его положили на стол, и Голдман приступил к исследованию деталей убийства.
— И все-таки, — начал Фейн, — что может означать этот, как вы говорите, «автограф»?
— Вы правы, Фейн, — сказал Альбертон, — ответив на этот вопрос, мы узнаем о том, что двигало убийцей, его переживания, заглянем внутрь его черной души. Что вы думаете об этом? — спросил он Гольдмана.
— Не знаю, я занят фактами, а делать предположения, гадания, это не моя стихия. Я присоединюсь к вашим размышлениям позже, — Гольдман отвернулся и начал осматривать каждую часть тела и вещи покойной.
— Чистый белый лист бумаги, — задумчиво произнес Фейн. — Может это говорит о ее чистой душе?
— Лист испачкан кровью, — сказал Альбертон, оглядывая его. — Уже давно никто не пишет и не использует бумагу. На смену пришла электроника. Все записи ведутся в компьютере.
— Стоп, вы правы, — сказал Фейн, — ведь у убийцы могло не оказаться под рукой электронной книги, к тому же все они содержат хоть какую-то информацию.
— Например, программы, — добавил Альбертон.
— Верно, и потому она не чиста, а этот лист без единой записи.
— И, какие вы делаете выводы? — спросил Альбертон.
— Убийца хотел, чтобы она, точнее ее душа написала письмо, — сказал Фейн, — этот длинный разрез, вероятно, означал для убийцы — освобождение души этой несчастной. Он освободил ее душу из тела, сделал, тем самым, ее свободной. А чтобы она помнила о том, кто это сделал, и была благодарна ему за это, он подарил ей лист бумаги.
— Это извращенное сознание, — сказал Альбертон.
— Не знаю, но он находится среди нас, — ответил Фейн.
— Это мог совершить каждый, — сказал Голдман, он развернулся к Фейну и Альбертону, — да, мог совершить каждый, даже мы с вами. Вы забыли о тех ужасных делах, что прибыли по почте. Там ведь есть и наши имена.
— У меня появилась идея, — сказал Фейн. — Если это совершил один из нас, то аналогичные преступления должны быть записаны в этих папках, ведь маньяки, как их называют, совершают одинаковые…
— «Модес операнди», — добавил Голдман, — это называется «модус операнди», так было написано в делах. Способ совершения убийства и выбор жертвы.
— Что жертвы? — спросил Альбертон.
— Они выбираются серийником из многих людей по особым характеристикам.
— Стало быть, нам надо почитать дела каждого еще раз, и мы определим убийцу, — сказал Фейн.