— Что жертвы? — спросил Альбертон.
— Они выбираются серийником из многих людей по особым характеристикам.
— Стало быть, нам надо почитать дела каждого еще раз, и мы определим убийцу, — сказал Фейн.
— Согласен, — сказал Альбертон.
— Есть еще одна улика, — сказал Голдман, он подошел к телу, лежащему на столе, и указал на область головы. — Убийца не только оставил автограф — лист бумаги, но и кое-что унес с собой.
— Что? — спросил Фейн.
— Вот видите, здесь, — сказал Голдман, указывая на белоснежные волосы.
— Убийца срезал прядь белых волос.
— Но зачем они ему? — удивился Фейн.
— Наверное, если размышлять мыслями извращенного убийцы, он хотел оставить их себе на память, — сказал Альбертон.
— Вы хотите сказать, что убийца испытывал какие-то нежные чувства к жертве? — спросил Фейн.
— Нет, не думаю, — ответил Альбертон, — вряд ли мы все были знакомы раньше. Но ведь не из-за любви же, он убил ее?
— Что вы этим хотите сказать? — спросил Фейн.
— Альбертон хочет сказать, — начал Голдман отвечать за Альбертона, — что серийники совершают ряд тяжелых убийств потому, что испытывают при совершении тяжкого деяния наслаждение. И этот комок белых волос, отрезанных убийцей с головы тела жертвы, придают больному сознанию убийцы «приятные» воспоминания.
— Но это же чудовищно, — не удержался Фейн.
— Да, это чудовищно, но такое мог совершить только человек с душой чудовища, — заявил Голдман.
Детальное исследование дел каждого члена экипажа, ничего не дало. Горячий спор, предположения, взаимные обвинения, подозрение каждого и ничего более. Было решено проверить комнаты и вещи всех, в надежде обнаружить единственную улику — прядь отрезанных убийцей белых волос.
Фейн, Альбертон и Голдман уже осмотрели собственные комнаты, но ничего подозрительного не обнаружили, никаких улик указывающих на совершение преступления они не нашли.
— Что вам не дает покоя? — поинтересовался Фейн у Альбертона.
— Я пока не могу ответить, это что-то летает рядом. Я пытаюсь уловить его, но оно ускользает от меня.
— Мы уже просмотрели пять комнат, следующая на очереди, комната Ости, — сказал Голдман.
Они подошли к двери и остановились. Альбертон поднял руку, чтобы постучать, но его рука зависла в воздухе.
— Ну, почему ты остановился? — спросил Фейн, глядя на руку Альбертона.
— Я как будто что-то слышал, — ответил Альбертон. — Да, вот еще.
— Я ничего не слышу, — сказал Фейн.
— Я тоже, — добавил Голдман.
— Это голос, да, пожалуй, голос, — сказал Альбертон. — Он идет откуда-то… да, вот из этого коридора, — он указал рукой. — Дальше.
— Давайте пройдем еще немного по коридору, — предложил Голдман. И они втроем отошли от двери Ости и направились по коридору.
— Теперь и я слышу что-то, — сказал Голдман. — Это крики или стоны.
— Скорей, — сказал Альбертон, — это крики о помощи.
Они прибежали, миновав несколько поворотов, к двери, откуда были слышны странные звуки.
— Вот эта дверь, — сказал Голдман.
— Да, сомнений быть не может, — добавил Фейн. — Это чей-то стон. Звуки были похожи на вой вперемешку с протяжным сопением.
— Чья это комната? — спросил Фейн.
— Это комната Крофтона, — ответил Альбертон. Он постучал, но никто не ответил.
— Крофтон, мы знаем, что вы там, — сказал Голдман, мягким голосом. — С вами все в порядке? Это Голдман. Откройте.
— Я не открою, — ответил хриплым голосом Крофтон. — Вы меня съедите.
— Что за глупости, Крофтон, — сказал Голдман, — немедленно откройте. Мы здесь, чтобы вам помочь.
Но в ответ вой перешел в дикое рычание, а вскоре голос резко оборвался. Ничего не выдавало присутствия человека в комнате.
— Странно, почему он так сказал? — спросил Фейн.
— Наверное, он был чем-то напуган, — предположил Голдман.
— С ним определенно что-то происходило, — сказал взволнованно Фейн.
— Альбертон, как вы думаете, можно ли открыть дверь снаружи? — спросил Голдман.
— Да, нужно покопаться в панели, вот в этом месте. Я схожу за Блэком.
Через десять минут Блэк копался в панели, разбирая ее на части.
— Были слышны какие-то звуки? — спросил Альбертон.
— Я пытался с ним говорить, — ответил Голдман. — Все бесполезно.
— Как вы полагаете, что могло вызвать такое странное поведение? — спросил Альбертон.
— Возможно, он чем-то напуган, — ответил Голдман.
— Скоро узнаем, — сказал Блэк, открывая дверь.
Дверь бесшумно открылась, и все четверо вошли в комнату. Здесь царил полный беспорядок, вещи были разбросаны, постель разобрана, на стенах виднелись пятна крови. Тело Крофтона висело на канате, привязанном к какой-то выдвижной панели в потолке.
— Бог ты мой, — испуганно произнес Блэк. — Этого не может быть. Он мертв!
Голдман подошел к трупу и проверил пульс на запястье.
— Пульса нет, — сказал тяжело Голдман. — Его сердце перестало биться.
— Но ведь мы слышали его голос, — сказал Фейн. — Он был жив.
— Здесь никого, кроме него самого не было, — заметил Альбертон.
— Самоубийство, — сказал шепотом Блэк, и с ужасом вышел. Его тяжелые шаги затихли в коридоре.
— Что вы еще можете об этом сказать? — спросил Голдман, Альбертона.
— Помните, — сказал Альбертон, — когда вы, Фейн, меня спросили: что меня тревожит. Так вот, этот предмет перед вами.
Он указал на небольшой шар, наполовину торчащий из небольшого отверстия в потолке. К этому шару, петлей был привязан канат, на котором висело тело несчастного Крофтона.
— Что это? — спросил Фейн.
— Это мультимедийная сфера, — пояснил Альбертон. — Такие имеются в каждой комнате. У вас она тоже…
— Да, да, я знаю, — перебил его Фейн, — но я не понял, зачем он так поступил?
— Он мог дотянуться до нее вот здесь, — пояснял Альбертон, — затем…
— Это ясно, — сказал Фейн. — Но, что его погубило? Зачем он так поступил?
— Что вы можете сказать об этом? — спросил Голдман, глядя на Альбертона, рассматривающего обстановку.
— Я заметил, что все перевернуто, даже те предметы, которые находились в углах. Может здесь была борьба?
— Он боролся с кем-то? — спросил Фейн.
— Но ведь в этом случае, — сказал Голдман. — Этот кто-то должен был запереть дверь, а это вы знаете невозможно. Дверь закрывается только изнутри.
— Разве что, этот кто-то не воспользовался электронным открыванием снаружи, — предположил Фейн.
— Это умеет делать Блэк. Вы на него намекаете? — спросил Альбертон.