жутким звуком, похожим на шум сжигаемых сотен вшей. Прыгая по грязи голым, он в бреду шлепал и царапал свое истощенное, искусанное вшами тело, выкрикивая:
— Греле против Франции! Греле против Наполеона!
Другой человек поднял свой мушкет и застрелил его, чтобы остальные могли поспать. Его тело лежало недолго, пока солдаты и крестьяне не выскользнули из тени и не утащили его, чтобы заколоть штыками и зажарить. Вот, во что они превратились. Они больше не были Великой Армией. Теперь они были нищими, преступниками и падальщиками, затаившимися тварями, меньше людьми. Грязные от собственных отходов, человеческие крысы, распространяющие болезни, паразиты, питающиеся друг другом.
Измученные жаждой и голодом, отставшие бойцы шли вперед под дождями, которые превратили поля и дороги в изрытые грязевые ямы. Лужи стоячей воды были пропитаны гнилью трупов людей и животных. Только безумцы пили из них. Именно к этим водоемам с трупами Джарни привело то, что зародилось у него внутри. По ночам, когда остальные разбредались в разные стороны, он искал особенно глубокие лужи с грязной водой, в которых кипели и клубились десятки трупов и туш, зеленеющих и разлетающихся по маслянистой поверхности в гнилостные клубки и посохи из белых костей. Он нырял среди них, счищая слизистую плоть с покрытых грибками скелетов, грызя желеобразные шкуры и кипящие от гниения внутренности. В этих водоемах он плавал, купался и наполнял себя.
И это, в конце концов, и было то отвратительное существо по имени Франсуа Джарни, которое вернулось во Францию.
* * *
После нескольких дней набивания себя всем, что попадалось под руку — нахальными крысами и мухоморными собаками, найденными в переулках, — личинки привели Джарни в дикую погоню в канализацию, где они учуяли что-то вкусное, что-то дьявольски манящее. Под металлической решеткой было место застойных вод и засасывающей черной грязи, сточных вод, крыс и гниющих вещей.
Среди всего этого туманного разложения и тошнотворной вони они учуяли нечто, что им было нужно.
Они толкали Джарни все дальше и дальше. Он пробирался сквозь пахучую грязь этих извилистых, гулких туннелей, разбрасывая паразитов, его руки были испещрены укусами насекомых и диковинными высыпаниями. Далеко за полночь, в заваленном листьями отхожем месте, где пиявки жирно цеплялись за его ноги, они нашли то, что хотели.
Труп маленького мальчика.
Джарни видел его нарисованное лицо в газетах. Все видели. Он исчез, и никто не мог найти его следов. Но они не могли чувствовать запах, как личинки. Когда он стал мягким, мясистым и ароматным, черви легко учуяли его. Джарни вытащил раздувшееся от газов тело мальчика из грязной воды и положил его на бетонную насыпь. При свете луны ребенок представлял собой зверство. Он так сильно раздулся, что пуговицы его маленькой рубашки оторвались.
Он выглядит прекрасно, — сказали личинки.
Джарни спугнул крыс, которые его обгладывали, и сделал то, что должен был сделать.
В слабом свете проказливой луны, проглядывающей сквозь канализационную решетку, он лизал посиневшее лицо мальчика, взбунтовавшегося и обезумевшего, трогал его и сжимал его объемистую массу, как мясник тонкий кусок говядины. Личинки взбесились в нем, кусаясь, пульсируя и роясь в суглинке его кишечника. А Джарни, как всегда, толкали в высшие сферы разврата. Он вскрыл зубами живот мальчика, застонав от тошнотворно-сладкого облака трупного газа, вырвавшегося ему в лицо. Потом он кусал и рвал, кричал в ночь, вонзая зубы в мясистую плоть. Он зарылся лицом в гнилостную кашицу живота мальчика, выдергивая зубами мягкие внутренности, высасывая реки трупной слизи, разрывая, кусая и раздирая, пока его челюсти не разжались, а лицо не стало сочиться трупным желе.
Пыхтя и отплевываясь в грязной воде, Джарни гоготал как сумасшедший. А личинки сказали: Покажи нам… дай нам посмотреть.
Содрогаясь и конвульсируя, со сгустками крови, капающей изо рта, он стоял и позволял им смотреть в его глаза, и их восторг был почти галлюциногенным: плотским и горячечным. Мальчик представлял собой лишь искореженную серо-зеленую кучу заплесневелого мяса, высосанных до мозга костей и раздробленных, изгрызенных обломков.
Теперь заканчивай, Джарни, — сказали они. — Сладкое мясо, не забудь про сладкое мясо.
С помощью расшатанного кирпича он вскрыл череп, грызя и облизывая желеобразное серое вещество внутри, выплевывая жуков и червей, посмевших осквернить эту редчайшую из котлет. Сначала он нежно лакомился сладким мясом, но вскоре хищные упыри внутри подтолкнули его к новым вершинам неистового обжорства. Он выхватывал прогорклыми горстями маслянисто-мягкое мясо, жадно запихивал его в рот, разгрызал и чувствовал, как оно превращается в сладкую, сочную пасту под его зубами. Он размазывал ее по лицу и безумно танцевал в лунном свете. В конце концов, задыхаясь от ужаса, он вылизал череп дочиста, как суповую миску.
А затем, удовлетворенные, личинки легли спать.
Джарни выкарабкался из канализации и выплеснул свой ужас в истерическом крике.
* * *
В ту ночь он лежал без сна.
Едва дыша.
Из его пор, как пот, вытекал мерзко пахнущий сок. От него воняло трупами, могилами и разложением. Внутри он был заражен. Пока черви отсыпались после своей отвратительной трапезы, Джарни лежал, дрожа и загрязненный их отходами и стоками.
Это не могло продолжаться долго.
* * *
На следующий день его вызвали к капитану Леклерку. Это был суровый седовласый мужчина, который абсолютно не терпел никого. Но к Джарни он относился с нежностью. Они оба пережили вторжение Наполеона в Россию и вместе переправились через Нейман — русские уничтожили то, что осталось от Великой Армии, когда они переправлялись через замерзшую реку, сотни были убиты, еще сотни утонули, но большинство переправлялось на плоту по трупам. За свои доблестные действия они оба были награждены орденами Почетного легиона.
— Сержант Джарни, — сказал ЛеКлерк, не отрываясь от своих ежедневных отчетов. — Вы, без сомнения, слышали об этом упыре, преследующем наши кладбища, и о мерзких вещах, которые он или оно творит.
— Да, сэр.
Джарни ждал с полным вниманием, личинки петляли в его желудке.
— Весь Париж возмущен. Крики раздаются из самых высоких кабинетов.
Да, Джарни был уверен в этом. Он мог только представить себе громкие крики осуждения, доносящиеся из роскошных салонов аристократической и социальной верхушки буржуазии. Были ли они действительно оскорблены? Искренне возмущены? Скорее всего, нет. Декаденты до мозга костей, эти люди вели праздную жизнь, в то время, как массы голодали на улицах. Они часто посещали свои салоны и кафе на Елисейских полях, вели долгие беседы о поэзии, искусстве и политике. О многих предметах они были одинаково невежественны. Но, когда происходило что-то подобное… они притворялись возмущенными… но втайне радовались этому. Все, что
