и много полицейских в форме. Они пытались остановить мать, но она убежала от них и вошла внутрь.
— Что же ты наделала? — сказала она Эмили.
— Я вышла на улицу, — сказала Эмили.
Мать заперла двери, как только в них начали ломиться. Когда наступила ночь, раздалось много криков и воплей.
— Нам надо выбираться отсюда, — сказала мама. — Мы должны уехать в безопасное место.
— Кладбище, — сказала Эмили.
— Да, именно туда мы и поедем.
Но потом в дверь снова стали колотить, и что-то начало таранить ее, пока она не слетела с петель. Потом ворвалась полиция, и мать бросилась прямо на них, крича и отбиваясь.
— Беги, Эмили! — крикнула она. — Беги!
Так Эмили и сделала.
Она выбежала через черный ход и почти добежала до пустыря, когда услышала лай больших собак. По окрестностям с фонарями носились люди. Эмили вышла на пустырь и спряталась в траве. Она откопала ребенка миссис Ли, спрятав его в грязи под большим камнем, и стряхнула с него ползучих тварей. Потом пришли мужчины и направили на нее фонарики, ослепив ее.
— Боже милостивый, — сказал один из полицейских.
Эмили покачала безголовым младенцем и зашипела, обнажив длинные зубы.
Собаки, которые были с ними, выли, лаяли и огрызались на своих хозяев. Мужчины отпустили их. Собаки набросились прямо на Эмили, вонзая в нее зубы, разрывая ее нарядную одежду и кусая свободные куски плоти и хрустящие кости. Многие закричали, но не подошли ближе. Собаки жевали, рвали и рвали Эмили, отрывая ее конечности, которые брыкались и царапались в траве, ища пальцами, за что бы ухватиться. Собаки не останавливались. Они были взбешены.
Эмили продолжала кричать, пока не осталось ничего, чем можно было бы кричать.
Потом наступила тишина, слышалось только рычание собак и шепот людей.
Итак, через пятнадцать дней после того, как Эмили вышла из могилы, то, что от нее осталось, было снова закопано туда.
Перевод: Андрей Локтионов
Tim Curran, "Dis-Jointed", 2011
Шёл дождь, когда они убили Пола Зейбера.
И когда они вытаскивали его труп из багажника "Бьюика" Спекса, дождь лил как из ведра. Зейбер был крупным мужчиной, а стал большим трупом. Завернутый в брезент, он был связан, как бык. Затащить его в багажник было нелегко, а вытащить — ещё труднее.
— Просто держи, — сказал Спекс. — Он мертв, он не укусит тебя.
Но, Уимс и Лайон не совсем верили в это. Конечно, они помогли Спексу убить Зейбера, и их руки были такими же красными, как и у него, но теперь, когда они держали тело после того, как оно остыло час назад… в этом было что-то непристойное.
Лайон просунул руку, ухватился за веревки, начал дергать вместе со Спексом, подтягивая мертвеца вверх.
— Я держу, — сказал он, и капли дождя упали ему на лицо. — Скажи Уимсу, пусть возьмется с другой стороны.
Уимс собирался послать его к черту, может быть, сказать это им обоим, но вместо этого он сунул руку в темноту багажника и начал тянуть, чувствуя, как этот ужасный груз перемещается под брезентом. Губы его были сжаты в белую линию, и он не был уверен, было ли это из-за того, что он хотел что-то сказать, или чтобы не закричать.
Потому что это было крайне вероятно.
— На счет три, девочки, — сказал Спекс. — Вверх… и… наружу…
Это была отвратительная работа.
Дождь стучал, земля превратилась в слизистую серую грязь. Деревья, поднимающиеся вокруг них, черные и корявые, окаймленные ползучими тенями, которые были вязкими и ужасно живыми.
Уимс все время воображал, что, может быть, Зейбер все еще жив, что трех выстрелов из 9-миллиметрового пистолета было недостаточно, чтобы убить эту свинью. Что под брезентом, возможно, он не спит. Может быть, он что-то задумал.
Зейбер действительно был большим. Огромный, похожий на свинью человек, чьей лёгкой закуской был бифштекс и лапша с устричным соусом. Он весил больше 400 фунтов [2]. Большой, мясистый парень с черными, как угольная пыль, глазами и злобным нравом. Люди говорили, что однажды он съел парня, который не заплатил по кредиту… но нельзя верить всему что говорят. Насчет Поли Зейбера можно было быть уверенным только в одном: он был ростовщиком, и если вы не платите, он причинит вам боль.
Но теперь он был мертв, давно остыл, схлопотал три пули из 9-миллиметрового пистолета, и всё тут.
Спекс, Уимс и Лайон кряхтели и пыхтели, потели и стонали, но в конце концов они подтянули свой брезентовый мешок на край багажника. И тут одна из огромных рук Зейбера выскользнула из мешка, и его ладонь с влажным шлепком опустилась на руку Лайона.
Лайон закричал.
Можно было бы сказать, что это был шок или суеверный ужас, но все, что имело значение — это то, что Лайон закричал, как маленькая девочка, пронзительно завывая. Он отпустил Зейбера, и внезапный вес трупа обрушился на остальных, и тот упал к их ногам, шлепнувшись в грязь… теперь уже обеими руками.
— Он дотронулся до меня! — пробормотал Лайон, вытирая руки о мокрые штаны. — Господи, он коснулся меня, он коснулся меня!
Спекс схватил его и встряхнул.
— Он мёртв, идиот, теперь он не сможет причинить тебе вреда! Он не более опасен, чем кусок говядины.
— Но холод… черт, он такой холодный…
Уимс ничего этого не слышал. Он просто смотрел вниз на этот свисающий, ужасный сверток, думая о том, что с этими дряблыми белыми руками, свисающими из брезента, Зейбер выглядел так, словно кто-то родился, пытаясь вырваться из плаценты.
— Помоги мне, — сказал Спекс.
Они ухватили Зейбера за ноги и потащили по грязи вниз по тропе. Подлесок был мокрым и влажным, деревья — высокими и похожими на скелеты. Ночь была сырой, прохладной и зловещей. Когда они добрались до хижины, Спекс отпер ее, и они втащили Зейбера внутрь, положив свою ношу на дощатый пол.
Спекс нашел на крюке фонарь и зажег его.
— Никто не пользуется этим местом, — сказал он им, и тени поползли по его лицу в мерцающем желтом свете. — Это прекрасно.
Может так оно и было. Просто заброшенная полуразрушенная лачуга вдали от города, приютившаяся в пустынном лесу, как горошина в мешке. Место, которое простояло пятьдесят зим и может простоять еще пятьдесят, а может превратится в руины в следующем месяце.
— Я вернусь через минуту с подарками, — сказал Спекс. — Если он шевельнется… просто громко кричите, — eму это показалось забавным. — Но не настолько громко, чтобы разбудить мёртвого.
Затем он вернулся к "Бьюику" за инструментами,