Девочка сформулировала сигнал в Архитекторе разума, отправив свой ответ на послание: “Прочь отсюда, как можно дальше! Домой”, – сигнал снова приняли, и вихри вокруг закружились сильнее. Загорелось синее пламя, Архитектор разума взорвался извне. Она очнулась. Огни вокруг затанцевали, передавая послание, которое она не могла понять: язычки пламени складывались в математические формулы, – брат полностью перехватил контроль за копированием, направляя сигнал непонятно куда, – щеки горели от пощечин, которыми ее приводили в чувство.
***
– Четвертый этаж, – хрипло сказала она, невольно отступая обратно, к пламени. Грохнула перегородка, и солдат удержал ее, не дав вернуться обратно. Код в пламени замелькал быстрее, сводя ее с ума. Она ничего не видела перед собой, кроме этого слепящего пламени невидимой проекции.
– Нет, – солдат прижал ее к себе. – Я не для того за тобой вернулся. Ты – последняя в здании, из выживших, – его форма частично обгорела, и сам он был какой-то черный, как трубочист. Но он был одним из тех, кто пришел спасти заложников, – Диана снова закашлялась: легкие разрывало от дыма, а солдат всё тянул её за собой.
Она так устала: кровь текла по обожженному лицу, по рукам, которыми она пыталась прикрыть лицо от осколков во время взрыва, кисти были содраны до мяса. Обгорели скулы. Щечки, за которые ее щипала бабча, хотя от голода они так впали, какие там щечки, – символы гневно мигнули, запись, как будто бы перезапустилась. Позже она узнала, что брат действительно допустил ошибку в тот момент, перенервничав на приеме сигнала.
Они все время бежали, убегали от преследования, от окружающего кошмара, спасение было так близко, а сейчас всё разрушено. Всё, что казалось незыблемым, рухнуло. Мама, Валь – они исчезли – мятежники смывают со Стана старую кровь. Может они изжили себя? Зачем ей спасаться? Чем она лучше остальных? Умрет также, как они. Пусть все умрет, – Архитектор разума продолжил нашептывать ей странные мысли, смысл которых противоречил ее натуре. Девочка похолодела от ужаса, ощущая, как теряет себя и контроль над собой.
Дышать нечем, горячо, треск, одиночные выстрелы. Она отшатнулась от горящего окна и от солдата обратно в темноту, но он не дал ей уйти, схватив за обожженную руку, – Диана не почувствовала боли, завороженная красотой сложной матрицы, почему-то она подумала, что точно умрет сегодня.
Звуки пропали: в ушах стоял монотонный гул сигнала, какой бывает при его отсутствии, на определенной частоте, одинаковый и непрерывный. Они вышли на карниз здания, с площади раздавались выстрелы: отряд мятежников отвоевал сторону площади и стрелял по зданию, не оставляя людям ни единого шанса выбраться из горящего посольства.
Солдат обхватил её под мышки и развернул так, чтобы в падении прикрыть собой.
Диана боялась высоты: смотрела вниз, но видела только носки своих грязных, когда-то белых кроссовок, которые в далекой прошлой жизни покрывала черная вязь и гордая надпись: «Вран». Она тоже стерлась, – ее начало бить в конвульсиях. Синее пламя перед глазами успокоилось.
Солдат крепко держал её, уже поняв, что у неё шок. Она не слышала, как по ним стреляют с площади, но видела артиллерийские удары по площади. Только чудом в группировке мятежников внизу не оказалось снайпера, и поэтому они еще оставались живы.
– У противника не хватило сил окружить здание – основные силы обороняли храм, а это был всего лишь разведотряд, – солдат подал сиплый голос, чтобы проверить насколько еще в сознании подопечная. – Корпус вышел к храму с другой стороны, со стороны жилых домов. Скоро мятежники сообразят, что, несмотря на бушующее пламя, регулярные войска продолжают эвакуацию, организовав вывод пострадавших через крыши соседних зданий, – ее спаситель нажал на точку в основании шеи девочки, понимая, что адекватности от нее дождаться было невозможно. Последнее, что она услышала было, как он сказал кому-то:
– Справедливости ради она нормально держится. Я тоже уже отвык от обычных полевых миссий, как правило, находясь на капитанском мостике командующего корабля, а не прыгая, как пехота, по горячим точкам.
Их встретили, как и всех до этого, сразу же отправив в медчасть, солдат там пробыл совсем недолго, так как серьёзно не пострадал. Пришел новый приказ командования Альянса вернуть площадь, а вот подкрепления не прислали, – она вполуха продолжала слушать разговоры в лагере беженцев. Архитектор разума снова отключил ее от реальности, – девочка чувствовала почти физическую боль в шее, куда когда-то при рождении вживили чип.
Диана очнулась от ужасающей боли, от которой сводило челюсть: ей начали обрабатывать ожоги на лице. Содранные кисти, небольшое внутреннее кровотечение (это ещё с того момента, когда ее поймали во время побега и перед поджогом генконсульства). Тихонько поскуливая от прикосновения ледяных спреев и гелей к коже, если таковая там осталась, – она приподнялась на кушетке.
– Хорош тебе выть, шрамы украшают мужчину… Какой идиот записал девочку как мальчика?! – вокруг все разговаривали на всеобщем. Все было, как обычно, как будто на очередном медосмотре, а не на Стане во время войны.
– Я волосы остригла: их это сбило, – взяв себя в руки, спокойно пояснила Диана. Вспомнила, как плакала на плече брата, когда мама отрезала ей волосы.
Брат ходил на вылазки в город торговать: его надо было прикрыть от сотрудников консульства и от мятежников, отвлекая внимание. Брат утешал ее, а потом и он пропал. Не вернулся, когда пошел закладывать ее серьги, чтобы обменять на продукты.
Он умер: все умрут, – Диана так отчетливо подумала об этом, что закашлялась от испуга. Сигнал Архитектора разума кардинально изменился с момента начала копирования, пробуждая в ней животный ужас.
– Слушай, голос у тебя такой знакомый… мы раньше не встречались? – доктор быстро заполнял данные о характере повреждений потерпевшей.
– Нет, – качнула головой Диана, которая зверски хотела пить, а воды почему-то не было: систему питьевой воды в этих кварталах тоже рвануло. Она вскинула забинтованную до локтя руку и полезла в потайной карман куртки спортивного костюма, с которого были срезаны все нашивки сборной Врана.
Морщась от боли, она все-таки достала часы брата с разбившимся стеклом: они больше не шли. Папин подарок на их последний день рождения, а ее серьга осталась у брата. Он тогда ушел продавать серьгу, и маму забрали в тот же вечер, – мысли шли по кругу, как стрелка по циферблату. Она не могла не думать об этом, не реагируя ни на что вокруг.
– Деточка, медицина сейчас творит чудеса, но действие лекарств продлится недолго: скоро тебя просто отключит, и к этому моменту желательно найти тебе место в лагере. Я обязан внести тебя в реестр: имя, фамилия, возраст, место жительства?
«Милая, вопрос доверия всегда стоял очень остро», – в голове всплыл мелодичный мамин голос, когда она говорила на теят и объясняла им канон.
– Чечилия Треле, Омал, четырнадцать лет, сирота, – убрала себе два года Диана, зная, что выглядит сильно младше своих только что достигнутых шестнадцати лет.
– Теят?
– Да, – доступа к пауку пока не было, да и сличать во время боевых действий они не полезут. Волонтеры из числа городских жителей повели её к палатке со скудным продовольствием, – Диана, приложив титанические усилия, вышла из интерфейса Архитектора разума.
– Мы знаем, что они метили в представительство Альянса, – затараторили волонтеры, явно чуть старше нее. – Среди пострадавших от чисток очень много этнических теят, – Диана напряглась, вспоминая особенность канона: теят всегда друг друга знают. Ее же не узнают и выдадут уже здесь. Все складывалось очень неприятно, она же не будет орать: “я – старшая дочь или младший сын Гранд Принцессы Альянса? – Так убьют быстрее. Очень отрицательно”.
Диана что-то отвечала невпопад, не отрываясь от часов, с замершей стрелкой, ей не верилось, что Валь где-то также замер, замолчав навсегда. Невозможно, его же могли успеть спасти. И маму, ее же недавно забрали мятежники. Они ждут ее, ждут, их спасли. Они в другом лагере, – она все время слышала разговоры тех, кого спасли, что освобождение пригородов Стана Альянсом идет полным ходом, а жители центра оказывают содействие, – Архитектор разума упорно не смолкал, заполнив вакуум отсутствующего паука, – Диана не могла позволить себе плакать, особенно сейчас.
