Помутневшим взглядом Грут посмотрел на друга и улыбнулся. Глаза его закрылись, рука упала на землю. Какой-то предмет выпал из неё и откатился в сторону. Винк нагнулся над Грутом, прощупал пульс на шее, всё было в порядке. Кожа порозовела, грудь мерно вздымалась в такт тихому сопению. Он просто спал.
Винк скинул намокшую одежду и сел рядом. Под его босыми ногами лежал правильной формы шар ярко-оранжевого цвета. Винк поднял его, покрутил в руках: ни надписей, ни опознавательных знаков. С одной стороны — кружок и тонкие прорези под ним. Винк надавил на него пальцем.
Поверхность чуть подалась внутрь. Раздался тихий размеренный писк, будто отмеряющий биение сердца. Несколько секунд не было никаких звуков, потом заговорил незнакомый мужской голос, спокойный и печальный:
“Я тут собираюсь умереть… Не знаю, через сколько минут, но скоро… И мне немного страшно… Если честно, я до чёртиков перепуган, и навалил бы полные штаны, но мой слишком умный скафандр даже это контролирует… [нервный смех] Извините… Я не особо понимаю, зачем говорю все это. Может, просто потому что есть время, а в тишине ещё страшнее… Ань, слушай, не обижайся на меня, правда, я делаю это ради вас, тебя и Пети. Ты называешь его Петрус, но мне это имя не нравится, ты знаешь. Сейчас просто нет другого выхода. Погибнете или вы, или я… Я же не супермен… Могу испугаться, передумать. Тогда не станет вас, и я тоже умру. Просто чуть позже. Видишь, любимая, я сделал лучший выбор. Как всегда… На всякий случай я отключил питание скафандра. Необратимо. Вы только не думайте, пожалуйста, что Давид Мкртчян трус…”
Винк отпустил кнопку, голос умолк. Винк не понял ничего. Человек говорил на русском, а его не знал никто из тех, кто родился уже на Новой Родезии. Единственные знакомые слова: “Петрус” и “Давид Мкртчян”. И кажется, безмятежно спящий сейчас Грут нашел то, что искал.
Спасительный губительный сок папоротника
Утром Винк проснулся от громкого кашля. Он подскочил со своей лежанки, бросился к Груту. Тот лежал в нечеловеческой позе. Худые колени упирались в стенку, а тело выгнулось дугой. Кожа на рёбрах натянулась, как барабан. Грут, запрокинув голову, кашлял. Страшно, утробно, выворачивая лёгкие наизнанку. Кисти со скрюченными пальцами торчали над грудью, как у древнего ящера на картинке. Глаза открыты, но в них никакого смысла. Винк положил руку на его мокрый лоб. Кожу пальцев обожгло болезненным огнём.
— Чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт! — Забегал Винк по подостывшей сауне. Он пытался вспомнить, какие растения и ягоды помогают от жара. Метался, застывал, щёлкая пальцами. — Хвощ, хвощщ, растереть… Это от поноса, нет… Ледяные ягоды наоборот, очень полезно при… Стоп! Дидерик Грут, командир скаутов, рассказывал как-то им, малым, как спасаться в сопках. Папоротник с широкими кожистыми листами… С одной стороны тёмно-зеленый, с другой с белесым налётом. Растёт на склонах сопок, в местах, где меньше влаги. В качестве ударной дозы — мелко перемеленная кашица, потом отвары. Нет, не весь папоротник, только стебли! Точно! В листьях собирается что-то, что есть нельзя. Листья обрезать до стебля.
Винк кинулся наружу, обернулся в проходе. Грут лежал на боку, поджав ноги. Невидящий взгляд он упёр в камни печки, из угла рта тянулась ниточка слюны.
— Я сейчас, Грут! Всё будет хорошо. Не уходи никуда! — Пригрозил он то ли в шутку, то ли всерьёз. Грут закрыл глаза. Чуть поперхал и затих.
Размахивая мачете, Винк карабкался вверх по склону Голиафа. Там, ближе к вершине, он заметил зелёные заросли нужного оттенка. Камни осыпались под его ботинками, но ему было плевать. Он рубил папоротник и запихивал себе за шиворот рубашки, потому что не подумал взять с собой мешок. Махал ножом и пихал, ломая стебли, измазываясь в соке. Он ничего не видел, кроме папоротника, который мог спасти жизнь его друга.
Он ухватил ещё один пучок, рубанул мачете под кулаком, обрубая под корень, и только тут поднял глаза. В полуметре от него торчала огромная задница, покрытая бурым мехом. Мех лез клочьями, кое-где светились розовые проплешины, в нём запутались веточки и сухие листья. Остальное туловище медведя-ревуна скрылось внутри небольшой пещеры. Он рычал и дёргался, отожравшийся перед зимней спячкой, его зад колыхался и испускал зловонные газы.
Винк замер. Сделал осторожный шаг назад. Потянулся к поясу за фальшфейером, но там было пусто. Наверное он выпал, когда Винк сушил одежду, и валялся сейчас где-то рядом с Грутом. Никакого другого оружия, способного обратить ревуна в бегство, у него не было.
Винк обернулся, окинул тоскливым взором такой далёкий сейчас серый шатёр. Пытаться убежать от ревуна глупо, а по склонам сопок медведь носится гораздо ловчее человека. Винк сделал ещё один осторожный шаг назад. Камень под ногой поехал, увлёк за собой соседние. Он ухватился за ломкую ветку берёзы. Зверь замер, замолк. Толстые лапы с чёрными пятками упёрлись в землю, вытягивая из слишком узкой норы застрявшее тело. Он плюхнулся на землю и завертел лохматой головой. Винк стоял, не шевелясь.
Медведь не был голодным. Он ещё переваривал вчерашнего тюленя, когда на глаза попалась пещерка броненосца. Мимо такого лакомства он не мог пройти. А где броненосец, там и броненосьи яйца: кожистые, наполненные нежным и сладким белком.
Медведь полез в пещеру, но она оказалась слишком глубокой, и слишком узкой. Лапы с длинными, как кинжалы, когтями рассекали воздух в нескольких сантиметрах от оскалившейся самки. За её спиной — гнездо с десятком крупных зеленоватых яиц. И если б не вчерашний тюлень, медведь обязательно до них добрался бы… Но шум снаружи отвлёк его внимание.
Наконец, он понял, что сзади него стоит человек. Одним прыжком он развернулся, поднялся на задних лапах. Короткий хобот потянулся к лицу смертельно перепуганного Винка. Чёрный венчик на конце чуть вывернулся, втягивая ноздрями запах незнакомца. Ревун похож на обычного бурого медведя, которому кто-то в шутку приделал грустную морду тапира. Но пасть под хоботом была вполне медвежьей, и когти на толстых лапах остры как бритва.
Ревун задрал вверх хобот, обнажив розовые дёсны с кривыми жёлтыми клыками и заревел. В лицо Винка полетела вонючая слюна. Он сморщился. Он точно знал, что сейчас будет стремительная атака, зверь вонзит когти ему в бок и вцепится зубами в шею. Это конец. И они погибнут тут оба. Сначала в страшных муках он, Винк, потом ревун найдёт беспомощного Грута. И когда-нибудь, скауты наткнутся на их обглоданные кости среди поваленных палаток.
Винк набрал полную грудь воздуха и заорал. Заорал с такой яростью, что чертям в пекле тошно стало. Ревун поджал хобот и посмотрел на него выпученными глазами. Снова потянул к лицу Винка свой гибкий нос, и Винк без замаха ударил. Мачете вонзилось в хобот снизу, хлынула кровь. Ревун тонко взвизгнул по-поросячьи, присел на задние лапы, поджимая трясущийся от боли хобот. Ещё пара секунд, и он снова бросился бы на Винка, но тот опять заорал и пошёл на медведя, размахивая ножом. Медведь забормотал обиженно и сиганул вверх по склону, подальше от непонятного существа. Лучше найти добычу послабее.
Винк дождался, пока туша ревуна скроется за вершиной Голиафа, и поспешно скатился вниз. Он не переоценивал свои шансы в настоящей схватке с медведем.
Он влетел под полог сауны, сунул за пояс потерянный фальшфейер. Грут всё ещё спал. Время от времени его скручивал приступ кашля, но глаза оставались закрытыми.
Винк вытащил из-за пазухи охапку папоротника. Вымыл от медвежьей крови лезвие мачете и быстро отделил листья от стеблей. Стебли тщательно вымыл, чтобы сок листьев с чем-то, что он так и не вспомнил, не попал в лекарство. Порубил стебли так мелко, как только смог, но всё равно на кашицу это похоже не было. Тогда он набил себе полный рот нарубленными стеблями и задвигал челюстями. Сок папоротника оказался таким горьким, что из глаз потекли слёзы, рот онемел, но он упрямо пережёвывал стебли в мелкую кашу.
Винк вывалил их в ладонь. Запрокинул голову Грута. Кожа была сухой и горячей. Он сунул пальцы ему в рот, разжал челюсти. Начал запихивать жёваный папоротник. Грут скривился, попытался вытолкнуть языком горькую жижу, но Винк сжал ему челюсти, зашептал в ухо:
