тут существовала цивилизация, погибшая при взрыве сверхновой. И меня интересует, почему вы это сделали.
Ответ достаточно прост. Если вы самая богатая женщина во вселенной, вам нужно время от времени получать от своих денег небольшие радости. И я сказала:
– А что еще мне оставалось?
III
Что ж, мне было чем заняться. Дел много, хотя большинство из них не так уж важны.
Единственное дело, которое имело для меня значение, – это присмотр за тем, что происходит на небольшом острове, на Таити, где я живу, когда оказываюсь дома. Прекрасное место – особенно после того, как я его преобразовала. Здесь то, что можно более или менее назвать моей семьей, и, когда я отсутствую, я по этой семье скучаю.
Но есть и другие важные вещи – например, проводить время с Биллом Тарчем. Тарч, не говоря уже о многих других, которые остались в прошлом, очень приятный мужчина. Еще то, что я могу купить за деньги, а также то, на что я могу употребить власть, которую мне дают эти деньги. Если учесть все это, мне есть чем заняться в жизни. И многого я еще могу ожидать в будущем, особенно если позволю Гипатии уговорить меня и получу бессмертие.
Так почему же мне не хочется ничего этого?
В том-то и беда с вопросами, на которые я не могу получить ответа. Я продолжаю задавать их себе снова и снова.
Когда я вернулась на свой корабль, меня ждала Гипатия – видимая, полное трехмерное изображение; она сидела в моей каюте в кресле римского стиля, одетая в платье по моде пятого века.
– Значит, теперь тебе твоя инвестиция нравится? – оживленно спросила она.
– Отвечу через минуту, – сказала я, направляясь в туалет и закрывая за собой двери. Конечно, Гипатии все равно, закрыта дверь или открыта. Когда я на корабле, она всегда может меня видеть и, несомненно, всегда видит, но если машинный разум действует и выглядит по-человечески, я хотела бы соблюдать приличия.
Отсутствовала я недолго, но именно это было главной причиной моего возвращения на корабль. Терпеть не могу писать в невесомости, в этих жутких туалетах. В моем туалете, как и во всем корабле, Гипатия поддерживает необходимое для моего удобства тяготение. К тому же мне неприятно пользоваться чужим туалетом, а Гипатии нравится исследовать мои выделения, проверяя, здорова ли я.
Чем она и занималась, пока я была в туалете. Когда я вышла, Гипатия как будто не трогалась с места, однако спросила меня:
– Ты хочешь питаться у них?
– Конечно. А что?
– У тебя несколько снизился уровень полиглицеридов. Лучше, если для тебя буду готовить я.
Дразня ее, я сказала:
– Джун Терпл говорит, что Ганс готовит лучше тебя.
– Нет, она сказала, что он хороший повар, – поправила Гипатия, – но и я не хуже. Кстати, я уже связалась с ним, так что если хочешь узнать что-нибудь об экипаже…
– Нет, не об экипаже. Но Звездный Разум говорила что-то о Ребекке Шапиро. Кто она такая?
– Этих данных в базе «Феникса» нет, Клара, – сказала она укоризненно. – Однако…
Она превратила стену моей каюты в экран, и на нем появилось лицо; в то же время Гипатия принялась излагать биографию Ребекки Шапиро. Оперная певица, прекрасное драматическое сопрано, блестящее будущее – но при авиакатастрофе повредила гортань. Гортань восстановили, она годится для большинства целей, но петь «Царицу ночи» Ребекка больше никогда не сможет. Убедившись, что ее жизнь на Земле разрушена, Ребекка записалась в мою программу.
– Есть еще вопросы? – спросила Гипатия.
– Не о Ребекке. Мне интересно, почему тот корабельный мозг назвали Гансом.
– О, это была идея Марка Рорбека: он хотел назвать его в честь одного из пионеров программирования. Но ведь имя не имеет значения, верно? Почему ты назвала меня Гипатией?
На это у меня был ответ.
– Потому что Гипатия Александрийская была мерзкой умной шлюхой. Точно как ты.
– Хм, – произнесла она.
– А еще она первая знаменитая ученая женщина, – добавила я, потому что Гипатия очень любит разговоры о себе.
– Первая известная женщина-ученый, – поправила она. – Кто знает, сколько было женщин, о чьих достижениях мы не знаем? В вашем древнем мире у женщин было не очень много возможностей – как и сейчас, кстати.
– Но предполагается, что ты была красавицей, – сказала я. – И к тому же девственницей.
– Совершенно добровольно, Клара. Даже эта древняя Гипатия ни во что не ставила плоть и плотские удовольствия. И я не просто умерла. Меня жестоко убили. Стояла холодная весна 450 года от Рождества Христова, и толпа проклятых монахов разорвала меня на куски, потому что я не была христианкой. Во всяком случае, – закончила она, – это ты выбрала для меня личность. Если бы ты хотела, чтобы я была кем-то другим, ты дала бы мне другую личность.
Она улыбнулась.
– Я еще могу это сделать, – напомнила я. – Может, подойдет Жанна д’Арк?
Она содрогнулась от мысли, что придется стать христианкой, а не богобоязненной римской язычницей, и сменила тему:
– Не хочешь ли, чтобы я связалась с мистером Тарчем?
Я хотела и не хотела. Я еще не готова была с ним поговорить. И поэтому покачала головой.
– Все думаю об исчезнувших существах, которых мы собираемся воскресить. У тебя есть записи хичи, которые я еще не видела?
– Еще бы! Больше, чем ты сможешь просмотреть.
– Тогда покажи.
– Конечно, босс, – сказала она и исчезла, и в то же мгновение я оказалась на выступе скалы. Передо мной расстилалась зеленая долина, по которой передвигались какие-то необычные животные.
Разница между изображениями, создаваемыми на «Фениксе» и на моем корабле, в том, что мои стоят намного дороже. Аппаратура «Феникса» вполне пригодна для работы, потому что показывает все необходимое, но моя помещает вас прямо в происходящее. К тому же моя система полностью передает ощущения, так что я могу не только видеть, но и чувствовать. Я стояла на скале, легкий теплый ветер шевелил мои волосы, в воздухе чувствовался запах дыма.
– Эй, Гипатия, – с легким удивлением сказала я. – Разве они открыли огонь?
– Нет, они не умеют им пользоваться, – прошептала она мне на ухо. – Должно быть, в тех горах во время бури ударила молния.
– Какой бури?
– Той, что только что миновала. Разве ты не видишь, что все мокрое?
На моей скале было сухо. Солнце над головой большое, яркое и очень горячее. Камень оно уже просушило, но я видела, что с растений у основания скалы еще каплет; повернувшись, я увидела в отдаленных холмах полоску горящей растительности.
Долина была гораздо интереснее. Рощи или что-то похожее
