Мостик был залит малиновым светом от огненного диска, прикасавшегося нижним краем к изломанному горизонту.
— Что с фильтрами? — спросила я, прикрыв глаза рукой.
— Всё в порядке, — отозвался Булатов, — сейчас усилю.
Диск слегка померк и теперь напоминал плошку с расплавленным металлом, но на него хотя бы можно было смотреть.
— Странное что-то в атмосфере, — сообщил сидевший тут же Донцов. — В верхних слоях образовался дополнительный газовый слой, который, напоминает скопление микролинз. Из-за этого фотонное и инфракрасное излучения, доходящие до поверхности планеты, усиливаются почти… — он бросил взгляд на приборы, — в полтора раза.
— И магнитное поле планеты находится в возмущенном состоянии. Ощущаются толчки, но пока значительной сейсмической активности не наблюдаются, — добавил Булатов.
— Похоже, близится час Икс, — Вербицкий многозначительно взглянул на меня.
— Предложения? — деловито уточнила я, и, подойдя к пультам, стала изучать данные на экранах.
— Держать наготове энергетические щиты и, на случай землетрясения, — взлётные двигатели в режиме прогрева, — предложил Донцов.
— Разумно. Ещё бы знать, когда наступит этот час Икс.
— А какие-то внешние события на планете и в системе, которые с ним связаны, известны? — уточнил Булатов.
Я задумалась.
— Ну, да, — ответ пришёл мгновенно и оказался настолько простым и естественным, что я на несколько секунд замерла с открытым ртом, глядя на старшего астронавигатора. — Юрий Петрович, вы можете сказать, когда Лилос выйдет на максимально близкую орбиту Агориса?
Он спокойно повернулся к пульту, сыграл на клавиатуре короткую гамму и посмотрел на экран.
— Через два дня на третий. Если быть совсем точным, то через 63 часа и 40 минут.
— Ну вот, — проговорила я, опускаясь в свободное кресло возле резервного пульта. — Теперь нам это известно.
Мизериса разбудило странное пение, словно сотни охрипших плакальщиц на излёте поминальной ночи стонали где-то далеко. Он открыл глаза и вздрогнул, увидев вдали изломанные хребты и тёмные пропасти. Он изумлённо смотрел туда, где над верхушками деревьев в садах, над серыми, с детства знакомыми горами, окружавшими город с запада, вздымались другие горы. Они стеной стояли там, где раньше был горизонт.
Царь поднялся на ноги, не в силах оторвать глаз от этой удивительной картины, разглядывая во всех подробностях расколотые временем вершины, обветренные стены ущелий, чёрные трещины, змеившиеся по камню.
Потом он взглянул влево, и в его глазах потемнело. Он пошатнулся и уперся в балюстраду террасы, вцепившись за неё немеющими пальцами. Там до самого неба вздымались жёлтые иссушенные солнцем барханы пустыни. Они поднимались друг за другом, как замершие волны. И видно было, как горячий ветер гоняет по ним бледную пыль песка.
Тэллос словно погружался в недра Агориса, и уже очутился в глубокой чаше. Горы и пустыня были стенами чаши, а город — её дном. И это жуткое печальное пение уже совсем ясно доносилось со стороны барханов. Ему казалось, что стоит немного напрячься, и он разберёт слова этой заунывной песни, похожей на плач.
Он посмотрел в другую сторону, но не увидел ничего, кроме выступающего вперёд крыла дворца, где располагалась женская половина. Зато он увидел присевшего на перила демона, который с мрачным любопытством разглядывал восставшие над Тэллосом горы.
— Что это? — крикнул царь, указав пальцем на каменную стену. — Тэллос гибнет?
Демон перевёл на него взгляд, и глаза его были холодны, как зелёный лёд, некогда покрывавший эти вершины.
— Ещё нет, — ответил он. — Знамения выглядят ужасными, но имеют разумное объяснение. Это — мираж, фата моргана, вызванная атмосферной рефракцией…
— Мираж? — изумлённо переспросил царь и растеряно взглянул вокруг. — Всего лишь мираж? А это пение?
— Песок, — демон посмотрел в сторону пустыни и взгляд его затуманился. — Песок поёт. Наэлектризованные песчинки чистого кварца часто издают самые необычные звуки, когда их гонит ветер. Всё просто.
— Просто, — повторил Мизерис. — Просто? — он окинул взглядом изменившийся до неузнаваемости пейзаж вокруг дворца и вдруг почувствовал злость. — Значит, всё в порядке? А об этом ты что скажешь?
И он выбежал с террасы и, не заботясь о том, поспевает ли за ним демон, сбежал вниз по лестнице и остановился на нижней площадке, откуда был виден тёмный коридор, ведущий вниз, в глубину дворца. Там, как и пару дней назад, колебалась, измученно заламывая руки, бледная фигура. Мизерис огляделся в поисках своего собеседника и увидел, что тот стоит у стены, скрестив руки на груди, и задумчиво смотрит на призрака.
— Он здесь! — воскликнул Мизерис. — Он здесь ночью, он здесь днём. Как предупреждение, как укор, как предзнаменование. Этому ты тоже найдёшь разумное объяснение?
— Газ, — так же односложно, как и раньше, ответил демон. — Фосфористый водород, который поднимается здесь сквозь щели между плитами, самовоспламеняется на воздухе и горит. Редкий феномен для ваших мест.
Он вытянул руку, с его пальцев слетела молния, ударила в призрака, и он вспыхнул ярче. А потом снова заколебался белой дымкой.
— Откуда здесь фосфористый водород?
— Он часто выделяется в результате гниения органики. Пару недель назад под плитами спрятали труп.
Демон развернулся и пошёл по коридору в другую сторону. Царь побрёл за ним, оборачиваясь назад, на странную фигуру, размахивающую руками ему вслед.
— А рогатый змей? — спросил он, завернув за угол, после чего призрак скрылся из виду.
— Это просто рогатый змей, — не обернувшись, ответил демон. — Он всегда жил здесь, но в ином измерении. Сейчас границы между измерениями истончаются, и он заползает к вам. Думаю, что вы ему кажетесь такими же фантомами, как и он вам. Не исключено, что он вас боится.
Они поднялись на пару этажей и вышли на противоположную сторону дворца.
— Значит, всё это не страшно? — усмехнулся Мизерис. — Атмосферные явления, поющие пески, гниющие трупы, перепуганные фантомы…
— Фантомы и трупы — это не страшно. А вот это, — демон остановился у входа на террасу и указал вперёд, — должно вызывать у тебя опасения.
Он подошёл к парапету и, запрыгнув на него, присел на корточки. А Мизерис медленно приблизился к краю террасы, изумлённо глядя на раскинувшееся над Тэллосом море. Голубое, гладкое, мерцающее в лучах солнца мелкой рябью, оно было прекрасно. От него тянуло покоем и прохладой.
— Боги, — прошептал царь. — Я так давно не видел море. И вот оно…
— Нет, — безжалостно возразил демон. — Оно там же, где и было, но верхние слои атмосферы сегодня прогреваются сильнее чем обычно, в то время как нижние остаются прохладными. Из-за этого один из слоёв приобретает способность отражать лучи, превращаясь в зеркало, которое и отражает море, пустыню, горы. Скоро воздух внизу прогреется, и видение исчезнет. Только будет очень жарко, жарче, чем обычно. И уже это должно насторожить тебя царь, куда сильнее, чем все призраки и фантомы, слоняющиеся по твоему дворцу.
Мизерис тревожно посмотрел на него, а потом обернулся в сторону пустыни. И вдруг с барханами над Тэллосом что-то начало происходить. Они стали стремительно подниматься один над другим, приближаясь и исчезая, словно он летел над ними на небольшой высоте. А потом он увидел, как на одном бархане что-то блеснуло, он накатился на город и на его вершине в полнеба вырос иссохший покосившийся посох, воткнутый в песок, на котором висели женские бусы, которые покачивал ветер. Мизерис невольно зажмурился и отвернулся, а когда снова взглянул туда, видения исчезли, и море, и барханы, и, наверно, горы с другой стороны. Только плач песка стал ещё громче и надрывнее.
— Эти рыдания безопасны, но так терзают душу, — пробормотал он, не в силах забыть покачивание разноцветных бусин на посохе.
— Безопасны? — переспросил демон. — Ты же не так дремуч, чтоб не понять, что это значит. Я сказал тебе об электризации песчинок кварца. А что такое электричество? Взаимодействие электромагнитных полей. А магнитные поля вещь далеко не безобидная. Я чувствую возмущение магнитных полюсов планеты, которые приводят в движение весь океан магнитных полей, распространённых по Агорису. И я чувствую ещё кое-что.
