— Я думаю, он еще кое-чего скажет, — угрюмо перебил ее Ку.
Корделия повернулась к Друшняковой. — Ку только что сказал, что, по его мнению, твоя семья не захочет его принять, потому что он — калека.
— Нет! — негодующе воскликнула Дру. — Это не так…
Корделия остановила ее, подняв руку. — Я твоя сваха, Ку, и позволь тебе кое-что сказать. Когда любимая единственная доченька показывает пальчиком и твердо говорит: «Па, я хочу вот этого», — то благоразумный па отвечает лишь: «Да, милочка». Признаю, троих здоровенных братьев тебе будет убедить труднее. Стоит ей расплакаться, и тебя ждут большие неприятности в каком-нибудь темном переулке. Но, как я поняла, ты им еще не нажаловалась, Дру?
Дру невольно хихикнула. — Нет!
Судя по лицу Ку, эта мысль оказалась для него новой и пугающей.
— Видишь, — произнесла Корделия, — братское возмездие тебя минует, если ты поторопишься. — Она повернулась к Дру. — Я знаю, что он олух, но ручаюсь, он — обучаемый олух.
— Я же просил прощения, — огрызнулся уязвленный Ку. — Говорил, как я сожалею.
Дру напряглась. — Да. Неоднократно, — холодно подтвердила она.
— А теперь мы переходим к самому главному, — медленно, серьезно начала Корделия. — Дру, на самом деле Ку имеет в виду совсем другое. Что он ни капельки не сожалеет. Те минуты были чудесны, ты была чудесна, и он хочет этого снова. Снова и снова, и только с тобою, всегда, с полного одобрения общества и без помех. Верно, Ку?
Ку сидел с ошеломленным видом. — Ну… да!
Дру заморгала. — Но… я это и хотела от тебя услышать.
— Правда? Ку не сводил с нее взгляда.
«А система сватовства не лишена определенных достоинств. Как и ограничений».
Корделия поднялась и посмотрела на хроно. И шутливое настроение ее покинуло. — У вас есть еще немного времени. Даже за малое время можно сказать многое, если ограничиваться короткими словами.
В предрассветный час в переулках караван-сарая царила не такая чернильная темнота, как бывает ночью в горах. Затянутое тучами ночное небо отражало слабый желтоватый свет городских огней. Лица друзей казались сероватыми и нечеткими, точно на самых первых, древних фотографиях; «как лица мертвецов», подумала Корделия и отогнала эту мысль.
Леди Форпатрил, поевшая, вымывшаяся и отдохнувшая пару часов, хотя и не слишком твердо держалась на ногах, но все-таки могла идти самостоятельно. «Мадам» пожертвовала ей одежду, на удивление приличную — серую юбку ниже колен и теплый свитер. Куделка сменил военную форму на широкие брюки, старые ботинки и другую куртку — вместо прежней, ставшей жертвой экстренного родовспоможения. Он нес младенца лорда Айвена, обзаведшегося самодельными подгузниками и тепло укутанного. Совершенная картина перепуганного маленького семейства, которое пытается выбраться к деревенским родственникам жены, пока в столице не начались бои. Корделия видела сотни таких беженцев на пути в Форбарр-Султану.
Куделка осмотрел свою группку и уставился хмурым взглядом на трость-клинок в собственных руках. Даже если сделать вид, что это просто трость, — глянцевая древесина, блестящий стальной наконечник и инкрустированный набалдашник делали ее слишком роскошной вещью для простого горожанина. Куделка вздохнул.
— Дру, ты ее как-нибудь не спрячешь? С этой одеждой она смотрится чертовски подозрительно, а если я понесу ребенка, то будет скорее мешаться, а не помогать.
Друшнякова кивнула, опустилась на колени и, завернув трость в запасную рубашку, затолкала ее в саквояж. Корделия вспомнила, что случилось в прошлый раз, когда Ку заявился с этой самой тростью в караван-сарай, и нервно огляделась. В тени и темноте ничего видно не было.
— Может на нас в этот час кто-нибудь напасть? Вид у нас небогатый.
— Здесь есть такие, кто готов убить просто за одежду, — угрюмо заметил Ботари, — зима на носу. Но сейчас безопаснее обычного: солдаты Фордариана прочесывают кварталы в поисках так называемых добровольцев — рыть в парках бомбоубежища.
— Никогда думала, что так обрадуюсь рабскому труду, — охнула Корделия.
— Да глупость это, — заметил Куделка. — Портить парки. Много такие убежища не вместят. Зато выглядит впечатляюще, и дает горожанам понять, как страшен лорд Форкосиган.
— Кроме того, — Ботари накинул куртку, скрывая серебристый блеск раструба нейробластера, — на этот раз мы вооружены как надо.
Пора. Корделия обняла Элис Форпатрил, та крепко прижала ее к себе в ответ и проговорила тихо: — Да поможет тебе бог, Корделия. И да сгниет Фордариан в аду.
— Счастливого пути и ничего не бойся. Встретимся на базе Тейнери, ладно? — Корделия покосилась на Куделку. — Обманите врагов и доберитесь целыми и невредимыми.
— Мы поста… мы так и сделаем, миледи. — Он серьезно откозырял Друшняковой. В военном салюте не было никакой иронии, а разве что капелька зависти. Она ответила кивком, медленным и понимающим. Они не стали портить прощание лишними.
Оба отряда растворились во влажной темноте. Дру оглядывалась через плечо, пока Куделка и леди Форпатрил не скрылись из виду, а потом ускорила шаг.
Из темных переулков они вышли на освещенную улицу, из пустынной темноты — туда, где люди спешили по своим делам ранним зимним утром. На улице все прохожие старались избегать друг друга, и Корделия немного успокоилась, почувствовав себя не такой заметной. Она внутренне сжалась, когда мимо медленно проехала машина муниципальной стражи, но та не затормозила.
Они постояли на тротуаре на противоположной стороне улицы, чтобы удостовериться, что нужное им здание этим утром уже открыто. Это был многоэтажный дом, выстроенный в утилитарном стиле — типичный для строительного бума, наступившего три с половиной десятилетия назад вслед за приходом Эзара Форбарры к власти и начала времен стабильности. Это был торговый центр, а не правительственное учреждение; они прошли через вестибюль, шагнули в лифтовую шахту и беспрепятственно спустились в подвал.
Внизу Дру внимательно огляделась. — Здесь нам не место, и если кто-то нас заметит, то поднимет тревогу. — Ботари стоял на страже, пока она, согнувшись, вскрывала отмычкой дверь в служебный туннель.
Дру повела группу вперед. На двух перекрестках они поворачивали. Видно было, что этим проходом часто пользуются, потому что там горел свет. Корделия навострила уши, вслушиваясь, не раздадутся ли чужие шаги.
Крышку небольшого люка фиксировали стопоры; Дру их ловко отвернула. — Надо повиснуть на руках и спрыгнуть. Высота чуть больше двух метров. Скорее всего, там сыро.
