Когда Айдахо вновь всмотрелся в лицо Лето — лицо чистокровного Атрейдеса — чувство смещения в месте и времени только усилилось. Интересно, сможет ли он усилием мозга проникнуть сквозь призрачные барьеры и припомнить опыты всех гхола Дунканов Айдахо.
О чем они думали, когда переступали порог этого помещения? Чувствовали ли они то же смещение, ту же отчужденность?
Может быть, для этого потребуется всего одно усилие.
У него началось головокружение, и он подумал, что может сейчас упасть в обморок.
— Что-то не так, Дункан? — Голос был мягким и успокаивающим.
— Я потерял чувство реальности, — ответил Айдахо. — Я не принадлежу этому миру.
Лето предпочел прикинуться непонимающим.
— Но мои гвардейцы доложили, что ты явился сюда по собственному желанию, что ты прилетел из Цитадели и потребовал немедленной аудиенции.
— Я говорю о том, что происходит именно сейчас, здесь — в этот момент!
— Но ты нужен мне.
— Для чего?
— Оглядись, Дункан. Способы, которыми ты можешь помочь мне, столь многочисленны, что ты не справишься за один раз.
— Но ваши женщины не позволяют мне сражаться! Каждый раз, когда я хочу отправиться…
— Ты ставишь под вопрос то обстоятельство, что больше нужен мне живой, нежели мертвый? — Лето усмехнулся и продолжил: — Используй свой ум, Дункан, я очень это ценю.
— А также сперму. Ее вы тоже цените очень высоко.
— Своей спермой Ты волен распоряжаться по своему усмотрению.
— Я не оставлю после себя вдову с сиротой, как…
— Дункан, я же сказал, что выбор за тобой.
Айдахо сглотнул слюну.
— Вы совершаете преступление, оживляя нас, даже не спрашивая, хотим мы этого или нет.
Это был новый поворот в мышлении Дунканов. Лето, посмотрел на Айдахо с проснувшимся интересом.
— В чем же состоит это преступление?
— О, я слышал, как вы высказывали свои сокровенные мысли, — начал свое обвинение Айдахо. Он через плечо ткнул большим пальцем в сторону двери. — Вы знаете, что в вестибюле даже при закрытой двери слышно каждое ваше слово?
— Конечно, слышно, когда я этого хочу.
Но только мои записки слышат мои сокровенные мысли.
— Но я, однако, хотел бы все-таки знать, в чем состоит мое преступление.
— Сейчас время, когда ты живешь, Лето, время, когда ты жив. Время, когда ты должен жить. Оно может быть волшебным, это время, пока ты живешь в нем. Ты знаешь, что оно никогда не повторится и ты его не увидишь снова.
Лето прищурился, слушая Дункана. Слова будили воспоминания.
Айдахо поднял руки ладонями вверх на уровень груди, как нищий, просящий милостыню и знающий, что он ничего не получит.
— Потом ты просыпаешься и вспоминаешь, как умирал... вспоминаешь бродильный чан с аксолотлями… видишь ненавистных тлейлаксианцев, которые будят тебя… предполагается, что все начнется сначала. Но ничто не начинается. Никогда. Это преступление, Лето.
— Ты хочешь сказать, что я отнял волшебство?
— Да!
Айдахо опустил руки и сжал кулаки. Он чувствовал, что стоит на пути водопада, и если он расслабится хоть немного, то этот водопад сметет его.
А что можно сказать о моем времени? — думал тем временем Лето. Оно ведь тоже никогда не повторится. Но Дунканы не поймут разницы.
— Что так скоро привело тебя сюда из Цитадели? — спросил Лето.
Айдахо сделал глубокий вдох.
— Неужели это правда? Вы собираетесь жениться?
— Это правда.
— На Хви Нори, иксианском после?
— Верно.
Айдахо окинул взглядом распростертое на тележке тело Лето.
Они всегда ищут гениталии, подумал Лето. Наверно, мне надо сделать на нужном месте большой выступ, чтобы они испытали шок от удивления. Он едва сумел удержаться от смеха, настолько позабавила его эта идея. Вот и еще одна эмоция. Спасибо тебе, Хви. Спасибо вам, иксианцы.
Айдахо покачал головой.
— Но ведь вы…
— В женитьбе важен не только секс, — сказал Лето. — Будем ли мы иметь детей плоти? Нет. Но эффект этого союза будет очень глубоким.
— Я слышал, как вы разговаривали с Монео, — сказал Айдахо. — Мне показалось, что это своего рода шутка…
— Осторожнее, Дункан!
— Вы действительно любите ее?
— Ни один мужчина еще не любил так женщину.
— Но она? Она…
— Она чувствует сострадание, потребность разделить мою судьбу, дать мне все, что она может дать. Такова ее природа.
Айдахо едва сумел подавить чувство отвращения.
— Монео прав. Теперь все поверят в тлейлаксианские россказни.
— Это один из глубинных эффектов.
— И вы все еще хотите, чтобы я стал супругом Сионы?
— Тебе известно мое желание, но выбор за тобой.
— Кто такая эта Наила?
— Ты познакомился с Наилой? Это хорошо.
— Они с Сионой как сестры. Но она же настоящий чурбан! Что там делается, Лето?
— А что, по-твоему, там должно делаться? И какое это для тебя имеет значение?
— Я впервые в жизни встречаю такое грубое животное в образе человеческом. Она напоминает мне Зверя Раббана. Никогда бы не сказал, что это женщина, если бы она не…
— Ты встречал ее раньше. В первый раз она представилась тебе, как Друг.
Айдахо притих, как зверек, почуявший приближение ястреба.
— Значит, вы доверяете ей, — сказал Айдахо.
— Доверяю? Что значит доверие?
Момент приближается, подумал Лето. Он видел, к идея принимает форму в мозгу Айдахо.
— Доверие — это залог верности, — произнес Айдахо.
— Такой, как между тобой и мной? — спросил Лето.
Горькая усмешка тронула губы Айдахо.
— Так вот что вы делаете с Хви Нори? Женитьба, залог…
— Хви и я доверяем друг другу.
— Вы доверяете мне, Лето?
— Если я не смогу доверять Дункану Айдахо, то не смогу доверять никому.
— А если я не могу доверять вам?
— Тогда мне жаль тебя.
Айдахо испытал почти физическое потрясение. Глаза его широко открылись в немом вопросе. Он жаждал доверия. Он жаждал чуда, которое никогда не повторяется.
Айдахо показал рукой на дверь, мысли его приняли странное направление.
— Нас слышно в вестибюле?
— Нет. — Но это слышат мои записки.
— Монео был в ярости. Это видели все. Но отсюда он вышел, как послушный ягненок.
— Монео аристократ. Он обручен с долгом, с ответственностью. Когда он вспоминает об этом, весь его гнев улетучивается.
— Вот как вы его контролируете, — сказал Айдахо.
— Он сам себя контролирует, — произнес Лето, вспомнив, как Монео записывал его распоряжения, время от времени отрывая глаза от блокнота. Он делал это не для того, чтобы получить поощрение, а чтобы подстегнуть свое чувство долга.
