Апрэма с радостной улыбкой увидела, как заметалось в потоке света Существо Тьмы, пытаясь увернуться от окружившего его сияния. А в следующий момент произошло что-то странное, потому что это существо внезапно изменилось, засияло, замерцало, его черные крылья вспыхнули ослепительной белизной, а волосы зажглись красным золотом. На мгновение оно замерло, распластав руки и крылья, а потом вдруг взревело и выбросило вверх руку, с которой сорвался мертвенно-голубой шар, стремительно взлетевший вверх и вонзившийся в излучающую свет полусферу.
Раздался взрыв, и осколки огромной линзы со звоном посыпались на плиты, а среди них закрутился волчком небольшой тонкий диск из чистого серебра, из которого лился прозрачно-белый свет.
Разъярённый демон, устремился вниз, разбрасывая вокруг синие молнии разрядов, поражавшие перепуганных мужчин и женщин, метавшихся по залу. У него снова были чёрные крылья и тёмные волосы. А его зелёные глаза метали взгляды столь же страшные, что и разряды, соскальзывающие с его пальцев. В какой-то момент он оказался напротив Апрэмы и с размаху залепил ей тяжёлую пощёчину. Она отшатнулась, и шлем слетел с её головы.
И этот удар, словно истощил его гнев. Мрачно взглянув на перепуганную женщину, он процедил сквозь зубы:
— Я прощаю тебе твою жестокость, но жизнь будет к тебе не так милосердна, как я.
Он отошёл назад, поднял с пола серебряный диск и щёлкнул пальцами. Из-за колонн, как ни в чём не бывало, потряхивая гривой, вышел чёрный конь и подошёл к нему. Уцепившись рукой за его гриву, демон с легкостью вскочил на спину зверю. Конь взвился на дыбы, пронёсся по залу, высекая копытами искры из каменных плит пола, и за пару шагов до стены растаял в воздухе вместе с наездником.
— Он забрал Зеркало Света! — взвыла Апрэма, с отчаянием глядя на осколки линзы. — Он забрал моё Зеркало!
— Что это было? — потеряно бормотал Мизерис, вспоминая странное преображение демона в потоке света. — Что это? — а потом отчаянно замотал головой. — Это же не исчадье Тьмы! Боги! Это же…
Он замер, поражённый ужасной догадкой, а потом повернулся и побрёл прочь из зала, где со стонами и причитаниями поднимались на ноги жрицы и воины, осматривая странные змеистые следы на своих телах.
Только ночь принесла мне облегчение. Весь день свет преследовал меня. Он пробивался во все щели, отражался от всех, попадавшихся мне блестящих предметов, он заливал золотым сиянием мой путь, слепил глаза, и даже, если я закрывала их, маячил алым заревом сквозь опущенные веки. Он ни на минуту не давал мне забыть о Битве Детей Дракона, время которой приближалось с каждым часом. Я слышала призыв, и бесполезно было зажимать ладонями уши. Он звучал во мне, вибрировал в моём теле, отзывался в каждом звуке. Он был уже ненавистен мне, и я начинала потихоньку сходить с ума от всего этого.
Единственной мыслью, томившей меня, единственной моей тревогой и заботой был Джулиан. Я отчаянно тосковала по нему и теперь могла думать лишь о том, как вернуть его. Сама мысль о том, что я могу его потерять, вселяла в меня неимоверный ужас. И я бежала от света, от этого звучавшего во мне зова, от всего, что наводило меня на мысль, что он отдаляется от меня всё дальше, и, того и гляди, окажется на другой стороне ристалища.
Я пряталась от всего этого в его каюте, взяв на руки дочку и без конца вглядываясь в её зелёные глазки. Она ворковала что-то, путаясь своими розовыми пальчиками в моих волосах, а потом заснула, положив головку мне на грудь и тихонько посапывая во сне.
Появление в городе неизвестно откуда взявшихся крайне истощённых, грязных и оборванных людей, о которых мне сообщили с мостика, даже обрадовало меня, потому что это был шанс включиться в работу, которая всегда была для меня лучшим способом забыть о своих бедах. Но нас опередили тиртанцы, налетевшие на эту толпу на своих белых электромобильчиках. Они кинулись в гущу этих людей с пакетами еды и бутылками, наполненными водой, заботливо заглядывая им в глаза и гладя их по костлявым плечам. Камеры, установленные на наших спутниках, размещённых над Тэллосом, запечатлели испуг и изумление этих бедолаг, которым так неожиданно предложили помощь. Они боязливо косились по сторонам, жадно хватая пищу, а тиртанцы что-то говорили им, и эти несчастные плакали, качали головами и, как обиженные дети, жаловались на что-то, показывая тощими руками в одном направлении.
Я просила Вербицкого связаться с тиртанской миссией, и скоро мы уже знали, что это жители подземного Тэллоса, испуганные сейсмической активностью, бежали из своих нор. Посол Тиртаны Турон заверил нас, что они совершенно неопасны, очень пугливы и нуждаются в помощи, но на наше предложение взять на себя часть забот о беженцах, попросил лишь прислать медикаменты и врача.
Вскоре Дакоста загрузил на санитарный вездеход ящики с медикаментами по согласованному с тиртанцами списку и спустился из ангара по выдвижному пандусу на землю. Я проводила его взглядом до узкой улочки, и он скрылся из виду. На этом наше участие в спасательной операции было исчерпано, и я, велев Вербицкому всё время быть на связи с тиртанцами, вернулась к своим метаниям.
Жуля спала в своей колыбели, уткнувшись носиком в ухо голубого медвежонка с розовой ленточкой. А я села на диван и приказала опустить жалюзи. Они послушно скользнули вниз, но каким-то образом по краям образовались зазоры, в которые проникали яркие золотисто-белые лучи.
Я ушла из каюты и поднялась наверх в библиотеку, потому что там не было окон, выходящих наружу, а на имитационных экранах можно было установить любой пейзаж. Я выключила их и села у камина, глядя на огонь. Я вспомнила о камине в гостиной нашего дома, у которого мы так любили сидеть втроём, когда Джулиан рассказывал какие-то странные истории и древние легенды, читал стихи или пел под гитару баллады, а мы с Аликом слушали его с раскрытыми ртами, как малые дети.
Больше всего на свете мне сейчас хотелось, чтоб он вернулся ко мне. Я хотела увидеть его, снова услышать его голос, коснуться его лица, просто понять, вот он рядом, и уже никуда от меня не уйдёт.
Спустя какое-то время в библиотеку вошёл Хок. Он нерешительно посмотрел на меня и, присев в кресло неподалёку, начал как-то издалека, о каких-то делах на звездолёте, о монтаже проводки внизу, в какой-то кладовке, которую нужно переоборудовать под резервный скафандровый отсек, о профилактике двух «Грумов», которые ему удалось с помощью техников космодрома выцарапать на Байконуре.
Я слушала рассеянно, скорее, из вежливости. Но неожиданно он проговорил:
— Знаешь, я подумал… Вспомнил, что говорил тогда Оршанин о Битве. Ты ведь не должна убивать его. Я к тому, что поединок не предполагает, что один из противников погибнет. Напротив, после Битвы Дети Дракона вместе улетают с планеты и…
— Прекрати, — попросила я. — Ну, почему даже ты меня не понимаешь? Ты же всегда меня понимал.
— Я ищу выход из этой ситуации. И если следовать сценарию Битвы, ты можешь с ним сразиться, победить, возможно, он сам уступит. А потом забирай его и…
— Уйди отсюда! — как рассерженная кошка прогудела я. — Уйди, пока я в тебя чем-нибудь не запустила!
Я даже осмотрелась по сторонам в поисках подходящего предмета, но он вскочил и, подняв в успокаивающем жесте руки, поспешно вышел из библиотеки.
И, наконец, день закончился. Ночь опустилась на Тэллос, загнав мучивший меня свет за горизонт. Прохладной тишиной она окутала город и горы вокруг. Она погасила огни и охладила страсти. Я спустилась в командный отсек, где снова царил полумрак, потому что дежурил Булатов. Я жестом пресекла его попытку включить на мостике полное освещение. Спустившись к резервным пультам, я остановилась у экрана, за которым во всю ширь раскинулось прохладное тёмно-синее, почти чёрное небо, слегка подсвеченное легкой дымкой множества мелких, далёких и потому неярких звёзд. Эта нежная звёздная сеть, натянутая поверх тёмного бархата ночи, показалась мне такой спокойной и надёжной, как будто я вернулась домой из опасного путешествия. И эта Тьма, которая ещё недавно казалась мне столь неприятной и даже пугающей, теперь сочувственно заглянула мне в глаза.
