class="p1">Я выбралась из ванны и встала под душ, включив его на полную мощность; вначале пустила холодную воду, потом сменила ее на горячую. Потом надела халат.
Я сушила волосы, когда открылась дверь и заглянула Гипатия. Она озабоченно посмотрела на меня.
– Боюсь, мои слова о Тарче расстроили тебя, милая, – сказала она, вся исходя сочувствием. – Но ведь тебя не очень интересует, чем он занимается, верно?
Я ответила:
– Умница, – гадая в глубине души, правда ли это.
– Хорошая девочка, – одобрительно сказала она. – А вот и несколько новых изображений планеты.
– Не сейчас, – сказала я. – Хочу тебя кое о чем спросить.
Она не шелохнулась, но изображение исчезло.
– О чем, Клара?
– Когда я дремала в ванне, мне пришло в голову, что я могу крепко уснуть, соскользнуть в воду и захлебнуться. Потом я решила, что этого не случится: ведь ты за мной наблюдаешь, верно?
– Я всегда в курсе всего, что тебя заботит, Клара.
– Но потом мне пришло в голову, что ты можешь поддаться искушению и позволить мне утонуть. Тогда ты могла бы перевести меня на машинное хранение, на что постоянно меня уговариваешь. Поэтому я вышла из ванны и встала под душ.
Я отвела назад волосы и прихватила их заколкой, следя за ней. Она ничего не говорила, просто стояла со своим обычным благожелательным умным выражением.
– Ты могла бы это сделать? – спросила я.
Она как будто бы удивилась.
– Ты спрашиваешь, могу ли я сознательно дать тебе утонуть? Не думаю, чтобы я могла так поступить, Клара. Я не запрограммирована действовать вопреки твоим желаниям, даже ради твоего блага. А это было бы для тебя благо, ты знаешь. Машинное хранение означало бы для тебя вечную жизнь, Клара, или, во всяком случае, нечто столь близкое к бессмертию, что не отличить. И больше никаких отвратительных мелких плотских забот, которые причиняют тебе столько огорчений.
Я повернулась к ней спиной и отправилась в спальню одеваться. Она последовала за мной, великолепно изображая ходьбу. Я хотела понять, что для нее обязательно, а что она сочтет допустимым исключением. Но не успела я открыть рот, как она заговорила.
– Клара, – сказала она, – на планете обнаружено нечто действительно интересное. Позволь показать.
Она не стала дожидаться ответа, и в глубине спальни появилось изображение.
Мы снова видели первый небольшой воздушный флот. Теперь дирижабли были ближе к берегу, но больше не располагались правильным клином. Они были разбросаны по всему небу, а два в огромных языках пламени падали в воду. Вокруг и между ними мелькали какие-то маленькие предметы, которые я не могла разглядеть.
– Боже! – сказала я. – В них стреляют снизу!
Гипатия кивнула:
– Похоже на то, Клара. Судя по тому, как они горят, дирижабли крабберов заполнены водородом. Это указывает на сравнительно низкий уровень технологического развития, но нужно отдать им должное. Это уже не первобытные существа. Они определенно цивилизованны настолько, чтобы вести жестокую кровопролитную войну.
VIII
В этом не было никаких сомнений. Крабберы изобретательно убивали друг друга в воздушной схватке, словно появившейся из старых рассказов. Каких именно? Я думаю, времен Первой мировой войны. Мне почти не видны были самолеты, стрелявшие по дирижаблям. Но они там были, и вообще внизу разворачивался настоящий воздушный бой.
Не знаю, что я надеялась увидеть, когда мы вернем этих давно умерших крабберов к чему-то, напоминающему жизнь. Но определенно не это. Но вот картина изменилась – Ганс усердно принялся показывать, что происходит на суше. Это оказалось не лучше. Гораздо хуже. Мы увидели гавань, заполненную кораблями, и устье большой реки, впадающей в океан; но одни корабли горели, другие как будто тонули. («Думаю, это результат действия подводных лодок, – рассудила Гипатия. – Возможно, самолеты или мины, но я бы поставила на подводные лодки».) Необычный характер городских огней больше не был загадкой. Города сожгли дотла зажигательные бомбы, остались только горячие угли. Затем мы увидели обширную равнину, всю во вспышках белого и красноватого пламени. Мы не видели, что их вызывает, но Гипатия высказала догадку:
– Как же, – заинтересованно сказала она, – мне кажется, мы смотрим на грандиозное танковое сражение.
И так далее, и тому подобное.
Какая бессмыслица! Им совсем не нужно старательно убивать друг друга. За них очень скоро это сделает их звезда. Ничего не подозревая, все они стремительно приближались к страшной и неизбежной гибели при взрыве своего солнца.
Час назад я жалела их из-за ожидавшей их участи. Теперь я не могла бы сказать, что эта участь несправедлива.
Гипатия смотрела на меня с той материнской озабоченностью, которую иногда себе позволяет.
– Боюсь, все это расстраивает тебя, Клара, – сказала она. – Может, тебя развлечет, если мы пригласим на борт мистера Тарча? Он как раз звонит. Хочет поговорить с тобой об этих новых изображениях.
– Еще бы, – ответила я, уверенная, что на самом деле Билл хочет понять, почему я так неприветлива с ним. – Нет. Скажи ему, что я сплю и не хочу, чтобы меня тревожили. И, слушай, расскажи мне о Марке Рорбеке.
– Ага, – сказала она, и в этом междометии скрывались многие тома смысла.
Но я не собиралась в этом разбираться.
– Если хочешь что-нибудь мне сказать – говори!
– Ничего, милая, – терпеливо солгала она. – Я не осуждаю твою одержимость мужчинами.
Она подошла к самой границе. И пересекла ее.
– Знаешь, – задумчиво сказала она, – при твоем опыте общения с людьми следовало бы быть осторожней. Ты надеешься, что худших из них ты уже встретила? Вроде этого испорченного сиротки Вэна?
На это я не стала отвечать. Даже не позволила ей закончить. Просто сказала:
– Заткнись, – и она очень разумно послушалась. Есть темы, которые я не обсуждаю. А Гипатия прекрасно знает, что Вэн, то, как он спас меня из черной дыры, и то короткое – впрочем, недостаточно короткое – время, что мы были любовниками, относятся именно к таким темам.
Она сразу начала рассказывать о Марке Рорбеке. Родители Марка умерли, когда он был совсем юным, и его вырастил дед, который зарабатывал на жизнь, рыбача в озере Верхнем.
– Старик в основном ловил миног – знаешь, какие они, Клара? Отвратительные твари. Вместо челюстей у них диски-присоски. Они прикрепляются к другим рыбам и высасывают до смерти. Не думаю, чтобы тебе захотелось их есть, но в озере больше ничего не оставалось. Дедушка Рорбека продавал их в Европу – там они считаются деликатесом. Говорят, у них вкус улиток. Но потом появились пищевые фабрики, и старик лишился своего бизнеса…
– Возвращайся к Марку Рорбеку, – приказала я. – К внуку. К тому, который здесь.
– О, прости. Молодой Марк
